Маяк Свана - Фиби Роу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я не собираюсь предотвращать все плохое, что грозит случиться. Мне достаточно будет спасти маяк».
«Это тебе, Соф. Подарок от бухты».
«Он понял это как приглашение остаться с нами!»
«Я подумываю назвать корабль «Счастливые звезды считай».
«Твой брат был хорошим человеком, Сван».
«Сильви! Ты сам домой поплывешь или как?»
«Сдается мне, надвигается шторм».
Сердце Свана билось глухо и тяжело, замирало и снова запускалось, нарушая ритм, непривычно, не так. В левой руке пульсировала боль. Он сделал шаг, и это лишило его последних сил, мир вокруг закружился, Сван осел на каменный пол, привалившись лбом к стеклу фонарного отсека, и услышал голос – реальный, долетавший из темноты, еще далекий, но приближавшийся:
– Мистер Сван! Мистер Сван!
Клара.
«Если она успеет добежать до нас с маяком, – подумал Сван, – то и внутрь сумеет пробраться. Ей всегда удавались такие фокусы. Но времени выбраться обратно у нее уже не останется».
Сван был уверен, что ему никто не нужен на маяке, что он не может взять на себя ответственность еще за одну жизнь.
Потом оказалось, что ошибся.
Но брать на себя ответственность еще за одну смерть точно было нельзя.
У него оставалось то единственное, что он мог отдать. То, что в падении озарит все своим сиянием. Нечто яркое, ослепительное – залюбуешься. Свет, который победит тьму. Заставит ее исчезнуть. Сван закрыл глаза, прижал ладони к стеклу, и в этот момент его неистово бившееся и замиравшее сердце наконец милосердно остановилось – окончательно. Маяк ждал долго. Сколько мог.
Пора было его отпустить.
Роуз-Олив Купер
1913 годНа окраине Норман-Клиффе Роуз-Олив встала коленками на кровать у распахнутого окна, скрестила руки на подоконнике и, пристроив на них подбородок, вглядывалась в ночь, не обращая внимания на почти зимний холод. Днем, когда они ходили в церковь с мамой и крошечным Джеральдом, который агукал у той на руках, Роуз-Олив заметила в саду ворону, и это навело ее на мысли о фениксах – может, они охотятся только по ночам, специально, чтобы их никто не увидел? И теперь она не могла сомкнуть глаз – ей снились наяву гигантские птицы, клекочущие в небесах; девочка вглядывалась во тьму, что-то напевая себе под нос, и щурилась, когда мимо проскальзывал огромный теплый луч, присматривавший за ней всю жизнь. Проскальзывал мимо и возвращался… возвращался… возвращался… Она смотрела не на скалы, а на бархатную гладь океана, когда плывущий по ней луч вдруг нырнул так резко, как будто кто-то поднял маяк и направил его свет вниз. Роуз-Олив устремила взгляд на скалу как раз вовремя, чтобы увидеть, как сияющий шар падает, ярко вспыхивает и гаснет.
Мари
2014 годТонуть оказалось приятнее, чем она предполагала. Теплее. И почему-то было довольно шумно.
Мари вздрогнула, услышав целую гамму каких-то сигналов, от гудения до писка, но побоялась открыть рот, чтобы не наглотаться соленой воды. Сломанные деревянные кости затонувшего парусника громоздились перед ее мысленным взором, бимсы и шпангоуты кривыми клыками торчали из песчаного дна, норовя поймать ее, разорвать, поглотить целиком. Гудение и писк становились все громче.
– Доктор Адамс… – позвал ее затонувший корабль.
И Мари открыла глаза.
– Меня восхищает ваша самоотверженность, – прозвучал тот же голос, – но не лучше ли было просто нанести мне визит, вместо того чтобы укладываться на соседнюю койку?
– Эванджелина! – Мари приподнялась на локтях, не обращая внимания на забинтованную руку и головную боль.
Старая дама улыбнулась ей в ответ. Лицо у Эванджелины Девон было бледное и осунувшееся, зато голубые глаза весело блестели.
– Вы очнулись? – обрадовалась Мари. – Как вы себя чувствуете?
– Бывало и лучше, – отозвалась Эванджелина. – Но когда я узнала, что вы получили по голове кораблем, подумала, что зря себя жалею.
«Кораблем…» Это объясняло пульсирующую боль в черепе. Мари поднесла здоровую руку ко лбу и нащупала здоровенную шишку. Кроме них с Эванджелиной в палате никого не было; за окном темнело вечернее небо. Мари постаралась понять, как она здесь оказалась, но ее воспоминания заканчивались на затонувшем паруснике, лежащем среди рифов отмели; она помнила лишь золотые монеты, мерцающие в толще воды, и юношу, стоящего на страже. Этот юноша был плодом ее воображения. А как же все остальное?..
– Что произошло? – спросила она.
– Насколько я поняла, один из сотрудников «Тича» вытащил вас с мистером Генри на палубу их судна, после того как они перевернули вашу лодку, – ответила Эванджелина. – Такой высокий джентльмен с очень низким голосом. По-видимому, он не захотел участвовать в убийстве. Мистера Генри их судно чуть ли не протаранило, а вы сразу ушли под воду и вынырнули прямо под днищем. Но врачи заверили меня, что с вами обоими все будет хорошо.
Мари вспомнила, как плыла вверх, к солнцу, в золотом сиянии. И теперь сквозь пульсирующую боль в голове пробилось другое воспоминание – о том, что она знала уже целую неделю, пока Эванджелина была в медикаментозной коме: «Вместе с мистером Роландом 3 марта 1914 года запечатлена его жена Руби, а также их дети…»
– Вы из Норманов! – вырвалось у нее.
Эванджелина смотрела на Мари, откинувшись на подушки, с непроницаемым выражением лица.
– Вы дочь Кортни Роланда.
– Очень хорошо, Мари, – кивнула старая дама. – Даже люди из «Тича» не смогли это выяснить.
– Но я не понимаю… Зачем вы всё это затеяли?
– Ради Сильвестра Свана. Вы нашли какие-нибудь сведения о нем после тысяча девятьсот тринадцатого года?
– Мы пока не до конца восстановили дневник Клары Веттри, – сказала Мари. – Последние страницы, на которых говорится о ее жизни с Лу Роландом, хорошо сохранились, но первые сильно пострадали от времени, а скорее всего именно на них нужно искать свидетельства о той ночи, когда упал маяк. Так что мы всё еще не знаем, что случилось с Сильвестром Сваном.
На какое-то время в палате воцарилось молчание, нарушаемое писком медицинской аппаратуры и вздохами ветра за окном.
– Я знаю, – наконец тихо произнесла Эванджелина, закрывая глаза. – Я была там. Это мое самое первое воспоминание.
Мари затаила дыхание:
– Вы были на скале?
Эванджелина кивнула, не открывая глаз:
– Я не понимала тогда, чему стала свидетельницей. Суть того, что там происходило, открылась мне позже. Мы переехали в Соединенные Штаты, когда я была очень мала. А о Сване я узнала лишь после смерти отца, когда мы с моим братом Филипом разбирали его вещи. Тогда мы нашли его переписку с нашей матерью – он писал ей из Чарлстона, куда сначала уехал один, чтобы обустроиться, а потом уже перевезти нас всех. Первое письмо датировано декабрем тысяча девятьсот тринадцатого года.
– Вскоре после того, как маяк рухнул в океан…
– Совершенно верно. В том письме
