Капкан на честного лоха - Андрей Троицкий

– Стой, – заорал он.

Поднял обрез, совместив целик с мушкой, не раздумывая, выстрелил из одного ствола. Заряд картечи достал Ашкенази, когда спасение было уже близко, буквально в нескольких шагах.

Картечь пробили внешнюю часть левого бедра, порвала икроножную мышцу. Ашкенази по инерции выбросил вперед простреленную ногу, приземлился на нее, взвыл от боли и пропахал носом землю. Климов рванулся вперед, вспомнив, что в спешке забыл в кабине патроны к обрезу. В патроннике остался один единственный заряд.

Ашкенази лежал на спине, запустив руку во внутренний карман пиджака. Бумажник, какие-то мелочи… Пистолета не было на месте, ни в левом, ни в правом кармане. Видимо, оружие выпало в овраге, или тот момент, когда он грохнулся на землю, зацепившись за корень.

Климов подбежал к Тамазу, встал над ним, заслонив солнце. Ашкенази смотрел на Климова снизу вверх, облизал языком черные потрескавшиеся губы.

– Сука ты, – процедил Ашкенази.

– Смени подштанники, придурок, – усмехнулся Климов. – Я вернулся из ада. Вернулся, чтобы ты сдох.

– Зря мы тебя тогда в «России» не замочили, – выдавил из себя Тамаз. – Честно сказать, я был за то, чтобы тебя грохнуть. Это идея Островского, загнать тебя на зону. Неудачная идея.

Со стороны Ашкенази выглядел страшно. Светлый костюм заляпан бурыми пятнами крови, продран на локтях и на груди, галстук на спине, лицо черное от копоти, поцарапанное, искаженное гримасой животного страха. На раздробленной картечью ноге висят мясные ошметки. На шее в такт ударам сердца быстро пульсирует голубая жилка.

– Почему? – спросил Климов. – Где я перешел вам дорогу?

– Ты сам все знаешь, кретин. Ты не давал нам заниматься бизнесом. Не давал зарабатывать деньги. Строил из себя чистоплюя, мать твою. Дерьмо собачье.

Ашкенази отвернул голову в сторону, открыл рот. Кажется, он хотел ещё что-то сказать. Возможно, попросить о пощаде или послать проклятье в адрес своего врага. Не важно. Времени на болтовню давно не осталось.

Климов поднял ногу, поставил подметку ботинка на щеку Ашкенази. Нажал ногой на лицо и услышал, как затрещала сломанная каблуком нижняя челюсть. Тамаз вскрикнул. Климов приставил ствол обреза к его уху, убрал ногу и выстрелил.

Он хотел бросить обрез, но передумал, повернулся и побежал к дороге.

Цыганков был в сознании он лежал на боку между «Жигулями» и дорожной обочиной. Он подогнул ноги к животу и тихо стонал. Урманцев приподняв его за плечи, перевернул на спину. Густая кровь, пролитая в дорожную пыль, потеряла свой цвет, сделалась темно серой и густой, стала похожа на разлитую ртуть.

Климов присел на корточки, нагнулся, рассматривая сквозную рану в боку. Цыганков зашевелился, провел ладонью по лицу.

– Я ни хрена не вижу, – прошептал он. – Что, у меня глаза лопнули? Почему я не вижу?

Климов наклонился ниже.

– Это пройдет, – сказал он.

– А что у меня с ногами?

– Все нормально, – ответил Климов. – Тебя заштопает доктор. Будешь, как новенький. Через неделю я выправлю тебе отличную ксиву. Ты полечишься в санатории. Прямо на берегу моря.

– Я один раз был у моря. Меня там взяли. Слышь, командир, меня там взяли. Туда я больше не поеду.

– Хорошо, – кивнул Климов. – Как хочешь.

Изо рта Цыганкова сочилась розовая пена, слова выходили с трудом, с глубоким нутряным глубоким свистом.

– Слышь, Клим, только к морю меня не вези.

Климов потрепал Цыганкова по щеке.

– Молчи. У нас слишком мало времени. Позже поговорим.

Климов подхватил Цыганкова под плечи и потащил к машине.

– Подними его ноги, – крикнул он Урманцеву.

– Отставь его, – ответил Урманцев. – Он готов.

Климов отпустил плечи Цыганкова. Нагнулся, поднял веки. В небо смотрели стеклянные глаза. Климов дотронулся кончиками пальцев до шеи, пульса не было. Урманцев забрался в «»Жигули» на водительское место, завел двигатель.

– Садись в машину, – крикнул он. – Надо уходить.

Климов захлопнул крышку багажника, упал на заднее сиденье. Машина медленно тронулась с места, осторожно объехала «восьмерку», проехалась колесами по телу убитого охранника. Урманцев прибавил газу.

Через минуту они выскочили на проселочную дорогу, заметая следы, повернули не к Москве, а в сторону Истры. Когда добрались до очередной дорожной развилки, навстречу попалась милицейская машина с включенными маячками. За ней пронеслась другая. Видимо, охранники дач, слышали выстрелы, но, не рискнув соваться на опасное место, просто вызвали ментов по телефону.

– Фу, неужели мы вырвались? – спросил Урманцев то ли Климова, то ли самого себя. – Ну, и дела.

Егор Островский узнал о гибели Ашкенази через полтора часа после случившегося.

В этот день он засиделся в рабочем кабинете допоздна, там-то его и застал звонок Касымова, помощника покойного Ашкенази. Голос доносился издалека, так что пришлось переспрашивать. Касымов рассказывал о происшедшем долго и сбивчиво, перескакивал с пятое на десятое, щедро сдабривая рассказ площадной бранью, ставя самые неожиданные ударения в простых русских словах. Однако смысл рассказа можно было схватить.

На пустой проселочной дороге, ведущей к дачному поселку, Ашкенази ожидала засада. Тамаза не защитили ни охранники, ни бронированная машина. В перестрелке погибли три телохранителя и один из убийц. Как можно предположить, Ашкенази, выбравшись из машины, искал спасения в лесу. Но бандиты настигли его и зверски убили. Зарядом картечи бедняге снесло полголовы.

– Картечью, ты не ошибаешься? – крикнул в трубку Островский.

– Картечью, именно картечью, ядрена мать, – подтвердил Касымов. – Из ружья Тамаза добивали. В голову…

Островский поблагодарил Касымова за ценную информацию, стал наматывать по кабинету круги, словно пойманный паук по дну стеклянной банки. Островский разволновался ни на шутку. Только вчера состоялись похороны адвоката Финкеля. Суеверный Островский нашел убедительный предлог, чтобы не присутствовать на тягостной церемонии прощания. Послал венок с красной лентой.

В случайность гибели адвоката пусть с трудом, но верилось. Судя по словам свидетелей, которых удалось отыскать, у Финкеля на улице вырвали барсетку с документами. Когда адвокат и его охранник устремились в погоню, их заманили в заброшенный дом и там перестреляли. История странная, дикая, что и говорить. Но её обстоятельства поддаются осмыслению и объяснению. В конце концов, чего в жизни не бывает.

А вот гибель Ашкенази – это уже типичное заказное убийство. Тщательно спланированная расправа.

И в том и в другом случае роковые выстрелы были сделаны из ружья картечью. Такие совпадения случайными не бывают. Даже не разум, само сердце подсказывало Островскому имя убийцы. Но в эту минуту он ещё не был готов поверить даже собственному сердцу.

Время позднее, но сейчас не до церемоний, не до приличий. Полистав телефонную книжку, Островский нашел номер домашнего телефона знакомого чиновника и министерства юстиции. Трубку снял хозяин. Извинившись за беспокойство и за свою странную просьбу, Островский изложил суть дела.

Нужно узнать, желательно прямо сейчас, отбывает ли срок в колонии строгого режима в республике Коми некий Климов Дмитрий Юрьевич, осужденный московским городским судом и так далее. Если чиновник и удивился, то виду не подал. Пообещал перезвонить через полчаса и сообщить все, что удастся узнать. В ожидании звонка Островский бродил по кабинету, обдумывая свою необычную версию, взвешивая все «за» и «против». И, в конце концов, решил, что гадать на кофейной гуще дело не самое благодарное, когда на кону собственная жизнь.

Знакомый мент позвонил через двадцать минут.

Его сообщение напугало Островского, как неожиданный выстрел у самого уха. Оказывается, Климов в компании четырех бандитов около месяца назад совершил побег из мест лишения свободы. Двух беглецов поймали. На поиски оставшихся на свободе Климова и ещё двух бандитов были брошены лучшие силы. Однако беглецов так и не нашли. У местного начальства есть твердое убеждение, что зэки утонули в растаявшем болоте.

– Почему именно в болоте? – спросил Островский.

– Там вокруг зоны одни болота, на многие километры непроходимые топи, – поясни мент. – Выбраться оттуда – один шанс на миллион.

Островский понял, что сбылись самые худшие опасения. Сработал именно тот шанс, который на миллион.

Он поблагодарил знакомого за информацию, снова уткнулся в записную книжку. Набрал номер официанта Эдика Балагуева. Домашний телефон отвечал бесконечными длинными гудками. Телефона ночного клуба «Богомол» в записной книжке не оказалось. Тогда Островский узнал номер по платному справочному.

Он дозвонился с первого раза, попросил администратора пригласить к телефону Эдика Балагуева. Ответом было долгое молчание, чье-то перешептывание на другом конце провода. Наконец, администратор ответил, что Эдик трагически погиб несколько дней назад. Общий ответ.