Невеста для блудного сына - Энн Стюарт

Каролин нащупала под собой что-то твердое и вытащила смятую пивную банку.

— С тем же успехом мы могли бы украсть «Мерседес», — пожаловалась она.

— Нет, там масса всяких противоугонных примочек. Для нас главное — четыре колеса, а не комфорт, — ответил он и сосредоточился на дороге. Позади них небо озарялось красными и оранжевыми всполохами вперемешку с сизым дымом — это продолжало полыхать старое дерево, из которого было построено родовое гнездо Макдауэллов. А вот дороги оказались на редкость пустынны. Каролин смотрела вперед.

— Кто это был? — негромко спросила она.

— Понятия не имею.

— А куда мы едем?

Алекс не ответил. Впрочем, в этом не было необходимости. Потому что они катили в направлении скал на мысе Гей-Хед, и Каролин без дальнейших расспросов поняла, что он надеялся там найти.

— Первый поворот налево, — сказала она, когда они приблизились к утесам.

Алекс сбросил скорость и, повернувшись, спросил у Каролин.

— Что?

— Первый поворот налево. Ты ведь хочешь взглянуть на место, где жили Робинсоны? Это прямо по дороге.

Его лицо медленно озарилось улыбкой, чертовски соблазнительной, подумала про себя Каролин.

— И когда ты научилась читать мои мысли?

— Почти три десятка лет назад.

Дом Робинсонов не шел ни в какое сравнение с величественным особняком Макдауэллов. Южная оконечность острова была преимущественно сельской, там жили люди небогатые, не то что в Эдгартауне. Робинсонам принадлежал небольшой домик, прилепившийся к скале рядом с мысом Гей-Хед. На переднем дворе, выцветший и покосившийся от времени, одиноко стоял рекламный щит с надписью «Продается», а само место выглядело давно заброшенным.

Алекс на угнанном пикапе подъехал к дому и вылез из кабины. Огненное зарево вдали постепенно угасало. Судя по всему, пожар не распространился на соседние здания. Луна висела на небе низко, а на востоке на горизонте уже появилась тоненькая розовая полоска. Скоро начнет светать, рассеянно подумала Каролин, вылезая из грузовика. Все тело болело; ощущение было такое, будто ее только что избили.

— Похоже, здесь никого нет.

Алекс постоял на крыльце, глядя на заброшенный дом.

— Я же говорила тебе, что старики умерли, а единственными наследниками были какие-то дальние родственники. Дом давно выставлен на продажу. Правда, за него заломили слишком много, и желающих его купить не нашлось.

Проникать в чужие дома Алекс умел столь же ловко, как и угонять чужие машины. Каролин последовала за ним в темное, затхлое нутро дома. Нащупав выключатель, она попробовала включить свет. Бесполезно. В доме было жутко холодно и сыро. Вся дрожа, Каролин опустилась в старое дубовое кресло, пока Алекс при помощи карманного фонарика изучал комнаты.

Ей показалось, что он про нее забыл. Повернувшись к ней спиной, он застыл, рассматривая фотографии на стене. Она же обхватила себя за плечи, пытаясь унять дрожь.

— Сейчас разведу огонь, — сказал он, даже не обернувшись. Взгляд его был прикован к фотографии юной девушки. Ее милое девичье личико показалось Каролин смутно знакомым. И тогда до нее дошло: Алекс смотрит на свою родную мать.

— Я сама, — сказала она и направилась к камину. Однако он опередил ее и вновь усадил в кресло. Затем снял с себя свитер, как будто ему самому холод был не страшен, и протянул ей.

— Надень.

— Не смеши меня, ты сейчас окоченеешь, — запротестовала Каролин, но Алекс не стал ее слушать и просто натянул на нее свитер.

Свитер был теплым и пах его кожей, и она почувствовала себя в нем крошечной и уязвимой. Спустя несколько минут в камине уже пылал огонь, наполняя старый дом теплом и светом.

Как только огонь разгорелся, Алекс сел на корточки и обернулся к ней.

— Могу я задать тебе один вопрос?

— А я могу запретить тебе это сделать?

Его улыбка была печальной.

— Всегда есть вероятность того, что нам не выбраться отсюда живыми.

— Не спорю, особенно если учесть то, что с нами произошло.

— Скажи, что такого ты утаила от меня?

— Ты о чем?

— Вчера днем ты сказала, что есть что-то такое в твоем отношении ко мне, чего я не знаю.

— Тебе уже и без того известно, что я хочу тебя, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно. Ей не хотелось заводить с ним этот разговор. По крайней мере, не сейчас, когда ее волосы и одежда все пахли дымом пожара, когда он сидел перед ней на корточках и без рубашки. Когда небо озарилось рассветными красками, а где-то снаружи рыскал убийца, выжидая момент, когда сможет их обоих прикончить.

— Тогда что же? — Алекс слегка запрокинул голову и в упор смотрел на нее. — Что ты не любишь меня?

Странно, но ее сердце, казалось, остановилось, дыхание замерло, и все же ей удалось сохранить внешнее спокойствие.

— Это смешно.

Он пожал плечами.

— Если я умру, хотелось бы, чтобы меня кто-то оплакал.

— Не волнуйся, если ты умрешь, я тебя оплачу, — сухо сказала она. — Хотя похоже на то, что если тебя прикончат, то и меня тоже.

— Ты любишь меня, Каролин?

— Боже, сколько можно! Ты уже вывел меня из себя — как всегда.

— Это не ответ на мой вопрос. Ты меня любишь?

Она раздраженно фыркнула.

— Ну конечно, люблю. Не говори глупостей! Всегда любила и, похоже, всегда буду любить, даже если мне самой это меньше всего нужно. Ну как, теперь доволен?

— Да, — ответил он и, протянув руки, взял в ладони ее лицо. На его собственном играли красноватые блики огня, пылавшего в камине старого сельского дома, и Каролин поняла, что своим признанием вынесла себе приговор.

Впрочем, она не намерена сдаваться без борьбы. Отстранившись от него, она встала с кресла и направилась к передней двери.

— Пойду кое-что проверю, — бросила она через плечо и, распахнув дверь, приготовилась шагнуть за порог.

И столкнулась едва ли не нос к носу со стоявшим за дверью человеком. Он ужаса и неожиданности она окаменела. На востоке стало заметно светлее, но даже в предрассветных сумерках и отблесках камина она сразу поняла, кто это такой.

Она впервые смотрела в глаза Уоррену Макдауэллу с того момента, когда узнала, что он ее отец. Охваченная ужасом, Каролин застыла в дверях, словно статуя, не зная, чего ждать дальше. Перед ней стоял ее отец, она же чувствовала лишь то, что чувствовала всегда. Никакой волны дочерней любви, — впрочем, и никакой обиды. Ее занимала другая мысль: поднимет ли он на нее руку?

За всю свою жизнь она ни разу не видела Уоррена неопрятно одетым. А сейчас, хотя он все еще был в смокинге, но без галстука, рубашка мятая и вся в пятнах, щеки и лоб в саже. Его седые волосы были намазаны гелем, но больше всего пугала маска непробиваемого спокойствия на его лице.