Беспокойное наследство - Олег Говда

— М-да, уж… — столь лаконичную и глубокомысленную фразу Степан произнес только после того, как место странного поселения за их спинами занял яркий диск восходящего солнца, и ночные страхи потеряли былую силу.

— А то… — не менее мудрено и рассудительно ответил Куница.

— Еще бы…

— Чудны твои дела, Господи…

— И не говори… — подытожил Степан.

После чего оба товарища крепко замолчали еще на добрый час, с очистительным упоением отдаваясь быстрой, немного похожей на поспешное бегство, скачке.

— Но, как же я их ауры не учуял? — запоздало удивился спустя этот час, недоученный чародей. — Ведь явный же морок… Но я-то, ладно, и в самом деле не светоч мудрости… Призрак почему не дал знать? Не предостерег?

— Он же честно нас давеча предупреждал, что более в земные дела вмешиваться не хочет. И если понадобиться что-то, чтоб сами спрашивали… — заступился за дух разбойного атамана Куница. — Мы ничего не заподозрили, не поинтересовались его мнением — вот он и промолчал…

— Верно, — нехотя согласился Степан. — Но все ж мог бы и подсуетится. Не зря ж его тебе в услужение дали. Погибнешь, тьфу-тьфу-тьфу, не приведи Господь из-за такой глупости — как отчитываться станет?

— А может, опасности никакой и не было? — припомнил Тарас. — Бабушка, тоже о нежитью упоминала, но прибавила при этом: что худого не чувствует…

— Чего? — Степан потянул за поводья, переводя лошадь на шаг. — Когда это она с тобой говорила? И почему ты мне ничего не сказал?

— Не успел… Я же только к тебе подсел, как тут Петр вошел… А потом стало не до разговоров.

— Ну, да, — припомнил неприятную ночь побратим. — Ты еще мне сказал, мол, приснился отец, а Аглая Лукинична сама приходила… В самом деле? Она что — тоже живая?

— К сожалению, нет… Вчера девять дней со дня смерти исполнилось. Вот ей и разрешили родных навестить. Попрощаться, значит…

— Слыхивать о подобном приходилось, — кивнул Степан. — А вот увидеть собственными глазами… М-да, учитель тоже любил говаривать, что слишком многое утеряно с тех пор, как под давлением христианства, люди отказались от древних знаний, и стали верить только в то, что проповедуют светочи новой церкви. А иной глупец в сутане, от чрезмерного воздержания, такое измыслит, что впоследствии сотне мудрецов не распутать… Верно?

Белобрысый здоровяк вопросительно взглянул на товарища, но поскольку на умные речи Тарас лишь пожал плечами, Степан сокрушенно вздохнул и сменил тему:

— Так что же тебе приснилось? Рассказывай скорее, пока нам опять — что-нибудь, или кто-нибудь не помешал…

Ну, прям как сглазил!

Не успев толком договорить до конца, Степан замолк на полуслове и ткнул пальцем немного левее…

— Дым? — произнес неуверенно.

Куница привстал в стременах, приложил ладонь козырьком ко лбу, но мог всего этого и не делать. Неуверенная белесая струйка дыма, которую случайно заметил Степан, уже превратилась в жирный смоляной столб, предупреждающим знаком воткнутый в линию горизонта.

— Никак казацкий дозор сигнальный огонь разжег?

— Басурмане?! — вопросительно воскликнул Степан, хотя и сам прекрасно понимал, что густой черный дым посреди степи просто так не появляется. А если кто озаботился зажечь — значит, беда близко.

— Кажись, от Тивильжанского броду идут… — прикинул направление Куница. — Как думаешь: их еще на переправе стража заметила, или уже на этот берег успели проскочить?

— Глупый вопрос, — пожал плечами Степан. — Если успели зажечь сигнальный огонь, значит увидели басурман заранее. Может, стоит самим взглянуть?

— А как же твоя родня? — для порядка спросил Тарас, хотя у него аж ладони зачесались. — Ты же их навестить хотел…

— Это теперь-то? Когда запорожцы тревогу подняли? Что ты, брат, и моргнуть не успеешь, как деревенский люд попрячется в лесах. Да так затаятся, что пока сами обратно из чащи не повылазят — бесполезно искать… — объяснил, почему изменил свое решение побратим. И неожиданно широко и задорно улыбнулся…

— Ты чего? — опешил Куница.

— А вот подумалось: ведь наши знакомцы, упыри из Выселок, в сущности — неплохие… гм, хотел сказать люди… существа. Может, подкормим их немного? Как считаешь? Православный люд они не трогают, а на одном зверье долго не протянешь… Оголодали, небось?

— Хочешь басурман к ним в гости заманить? — понимающе усмехнулся Тарас. — Отличная шутка получится может.

— А что? Неплохо придумано… — еще более напористо заговорил недоученный чародей. — Схарчат деревенские упыри ордынцев — уже хорошо. А положат друг дружку — еще лучше… И кого-то от басурманской напасти защитим, и богоугодное деяние совершим… Хоть и не своими руками, и не нарочно, а повыведем нечисть с землицы. Согласен?

— Голова, — одобрил Куница. — Так тому и быть. Рисковая затея, но славная, ни один низовой казак от подобного фортеля не откажется. Поворачиваем коней. И пусть нам поможет святой Юрий и Пречистая Матерь. Как говориться — дважды не умирать. На все воля Божья. Только, я вот о чем подумал… Ты, Степан, в девицу, часом, не пробовал оборачиваться?

— А в рыло не сунуть? — уставился на него с выражением незаслуженной обиды побратим и неожиданно густо покраснел.

— Да я не о том, — успокоил его Куница. — Сам пошевели мозгами: за двумя казаками, сколько басурман увяжется? Десяток, полтора — не больше. Значит, наше с тобой геройство никакого урона орде не нанесет и обернется пустым ребячеством.

— А что ты предлагаешь?

— Тут и мудровать особо нечего, — как можно убедительнее заговорил Тарас. — Сколько в Кафе за крепкого невольника дают? Две-три золотые монеты. Ну — десять… Да и то, если Султанат гребцов на военные галеры закупает. Тогда как за пригожую девицу, и простой мурза сотни драхм не пожалеет. А то и больше.

— Хочешь сказать, если ордынцы увидят девицу, то за такой добычей их большее число погонится? — одобрительно хмыкнул Степан.

— Будто сам иначе считаешь? — вопросом на вопрос ответил Куница. — Верхом, по степи, обычные селянки не ездят… Верно? Заметив подобную цацу, басурмане сразу смекнут, что наездница должна быть из знатной семьи. А такие невольницы, в их гаремах, стоят гораздо дороже обычных пленниц.

— В общем, ты прав… — неохотно согласился побратим. — Ладно, пострадаю для общества… — и тут же вполне серьезно пригрозил. — Но, если ты, хоть когда-нибудь проговоришься об этом — я тебя из-под земли достану! А потом обратно закопаю! И так заколдую, что вечность, прожитая в теле земляной жабы — сказкой покажется!

Куница понимающе покивал. Такую историю и в самом деле не стоит оглашать. Острые на язык запорожцы измучают насмешками да зубоскальством. Придется либо непрерывно морды бить, либо такой подвиг совершить, какой все на свете затмить бы смог.