Фараон Эхнатон - Георгий Дмитриевич Гулиа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вопросительным взглядом, полным укоризны, он уставился на Нефтеруфа. Он ждал ответа. Ждал выражения доверия к себе.
– Шери, ты многое видишь, а еще больше знаешь. Я и Ка-Нефер не нахвалимся тобой. Но ты должен понять и мое нетерпение.
– Понимаю.
– Мои муки, которые терпел в горах… Под землею.
– Сочувствую. Глубоко.
– Скажи мне слово… Прикажи… Укажи пальцем на дорогу, и я пойду по ней. Не размышляя. С мечом в руке!
Шери был непреклонен:
– Нет, Нефтеруф, я не буду приказывать. Не буду указывать пальцем прежде времени. А почему? Потому, что неудача – значит конец всему…
– Главное, чтобы конец этот настал и для него!
– Будь мудрее. И можешь не сомневаться: победа придет…
– Сама?
– С тобой! С нею! Со мной! С нами! – проговорил Шери, указывая пальцем на Ка-Нефер, на Нефтеруфа, на свою грудь и широко обведя вокруг себя обеими руками. – Ясно?
– Это – да, – сказал бывший каторжник.
– Теперь – два слова, и я перехожу к тому, что интересует тебя более всего, Нефтеруф. Значит, так: наиболее вероятно, что предъявят свои права на престол Семнех-ке-рэ и Тутанхатон. Повторяю еще раз: и тот и другой сами по себе не представляют большой силы. Даже в качестве фараонов. И нам придется иметь дело или с Эйе, или с Хоремхебом. Или с Туту и Пенту…
Нефтеруф был посвящен в это самое «нам». Речь шла о крупной оппозиционной партии, действующей в глубокой тайне. Впрочем, об ее существовании фараон и его окружение не только догадывались, но в какой-то мере были осведомлены. Однако в самом окружении фараона находились люди, в той или иной мере поддерживавшие партию знати и жрецов Амона. Как мы видели, Маху сделал свой выбор. Что же до таких вельмож-семеров, как Эйе и Хоремхеб, – они не проявляли особого рвения в борьбе против знати и жрецов Амона. С каждым годом убеждались они, что фараон заходит слишком далеко, что фараон все чаще обходится без их советов, все делает по-своему. Каждый из семеров не мог не замечать, что фараон взвалил на себя почти непосильную тяжесть, которая могла бы раздавить любого крепыша. Сколько же можно выносить эту муку, связанную с борьбой против бога и против знати? Союз старого бога Амона и старой знати, изощренной в интригах, слишком крепкий орешек, чтобы можно было расколоть его просто. Даже обладая властью фараона обеих земель Кеми. Даже понукая слаженной армией чиновников… Шери учитывал все это. Он не торопился. Что такое год в таком деле, как борьба не на жизнь, а на смерть? Одно мгновение! И надо действовать здесь наверняка. И людей, подобных Нефтеруфу, – безусловно, полезных в определенное время, надо держать в узде. Они злы – и это очень хорошо. Но злость – не всегда добрый советчик. Скорее всего, наоборот…
– В чем же заключается «главное»? – продолжал Шери неторопливо, словно рассказывал детям сказку о Синехуте и страшной змее, понимавшей человеческий язык. – Слушайте меня внимательно. То, что скажу я, не повторяйте даже про себя. Забудьте об этом. До особого условленного знака. Это не должны слышать ни стены, ни окна, ни двери, ни пол, ни потолок. Я уж не говорю о человеческих ушах.
Он попросил чистой воды. Не вина, не пива, но воды.
«Значит, внутри у него – огонь, – подумал Нефтеруф. – Сердце у него словно камень на солнцепеке – вот-вот треснет. Он хладнокровен только внешне. Забота и страх у него спрятаны глубоко. И оттого, может быть, хуже ему, чем нам…»
Шери отпил несколько глотков воды, поставил чарку на скамеечку. И тут Ка-Нефер заметила, что пальцы у него дрожат. Едва-едва. Почти невидимо. Но дрожат. Вода в этом отношении свидетельствует лучше глаза.
Шери говорил так тихо, что казалось, говорит только для себя. А сказал он вот что:
– Я бы не взял за себя и сломанного горшка, если бы не подумал о том, как быть с фараоном. Он должен уйти! Куда угодно. На поля Иалу. Или еще куда-нибудь подальше! Правитель, не пощадивший божества, не пощадивший знатных людей Кеми и его славного града Уасета, не должен вызывать сожаления. Что бы с ним ни случилось… Давайте подумаем: что же может случиться с ним?..
Шери загнул большой палец.
– Умрет своей смертью, – сказала Ка-Нефер, и ноздри у нее раздулись. О, как она ненавидела фараона! И ненависть эта – от Шери, воспитавшего ее…
– Верно, Ка-Нефер.
– Почему он должен умереть? – спросил Нефтеруф хозяйку дома.
– Как всякий живой. В свое время.
– Когда? Сегодня или через десять лет?
– Этого никто не скажет.
– Почему же? – сказал Шери. – Фараон – не камень. Нефтеруф, ты видел фараона?
– Давно не видел.
– Он болен. Он, может быть, умирает в эти мгновения.
Нефтеруф чуть не подскочил. От удивления. От радости. Он готов расцеловать Шери.
– Нет, нет, – остановил его Шери, – он и не помышляет об этом. Но, как всякий, может умереть в любой день и час. Сегодня, завтра или через десять лет…
Нефтеруф недовольно засопел. Ка-Нефер выпила вина – уж слишком напряглось ее сердце…
– …или через десять лет. К чему я это говорю? К тому, чтобы не слишком надеяться на естественную смерть, а действовать самим. Вспомним, как был убит его величество Тети…
– Его спровадили на поля Иалу телохранители, – проворчал Нефтеруф.
– Верно. А его величество Аменемхет Первый?
– Убит в собственных покоях.
– Это так!
– Ты удалился в седую древность, Шери. А мы живем в новые времена. Я полагаю, что фараон более предусмотрителен.
– Возможно. Но я полагаю…
Нефтеруф остановил его:
– Не продолжай, Шери. Выслушай меня. Приспела моя пора. Дай и мне сказать слово… Я отвечу – как… Смотри сюда: видишь мою руку? Я ею могу уложить быка. Дикого. Любого возраста. А теперь гляди! – Нефтеруф выхватил кинжальчик из-за пояса – искусно спрятанный кинжальчик, сверкающий, как звезда в ночи. – Вот он! Он достает до сердца, как пчела до цветка. Он вынет душу из груди в одно мгновение. Он может все… В моих руках. Вот он, вот моя рука и вот – я!
Глаза Нефтеруфа сделались алыми от злобы. Пальцы, сжатые в кулаки, побелели от напряжения. Кинжальчик, подобно змее, извивался во все стороны.
Шери очень доволен. Шери потирает руки. Ка-Нефер залпом пьет вино. О, какой герой этот Нефтеруф!..
– Друг мой, Нефтеруф, ты показал нам как. Но ты ничего не сказал о том, когда и где…
– Об этом следует подумать
