Т. 10. Река Вечности. Мир Реки. Рассказы - Филип Фармер

— Почему же ты не подсказал им, чего тебе хочется? — спросил тогда Микс и засмеялся. Конечно же, он не мог поставить Тех-кто-бы-они-ни-были в известность. Он умер, затем воскрешен на берегах Реки, а в промежуточном состоянии он был мертв.

Мужчина тогда дал Тому в глаз и посадил ему невообразимо огромный синяк. Том вынужден был задать ему как следует, чтобы оградить себя от дальнейших увечий.

Были исправлены также и другие пороки, а точнее, отклонения от «нормы». Том однажды встретил очень красивого — возможно, даже слишком красивого — англичанина, из восемнадцатого столетия, который был дворянином. От паха и выше он был само совершенство, но его ноги раньше имели в длину всего лишь полтора фута. А теперь в них было целых шесть футов и два дюйма. Жалоб со стороны их обладателя не было. Но карикатурность его внешнего облика на Земле, по всей видимости, испортила ему характер, и пусть тело у него было прекрасно, он тем не менее оставался озлобленным, циничным до грубости, язвительным и, хотя и был отменным любовником, ненавидел женщин.

Том с ним как-то тоже подрался и даже сломал англичанину нос. После того как оба оправились от ран, они стали друзьями. Удивительно, но теперь, когда приплюснутый и свернутый набок нос изрядно попортил англичанину красоту, тот стал уживчивее. Исчезло многое из того, что вызывало в нем отвращение.

Человеческие существа часто непостижимы.

Вытираясь, Микс не переставал думать о том, что сделали для людей Те-кто-бы-они-ни-были в материальном плане. Он завернулся в плащ из длинных полотенец, которые с изнанки скреплялись между собой магнитными скрепками, и взял рулон туалетной бумаги. Ею также снабжали изобильники, хотя находились такие общества, которые эти рулоны использовали совсем не по назначению.

Том вышел из хижины и зашагал к ближайшему отхожему месту обычной канаве, поверх которой возвышалась надстройка в виде длинной хижины из бамбука. Хижина имела два входа. Над каждым входом на продольном брусе была грубо вырезана фигурка мужчины в фас. Женская уборная находилась в двадцати ярдах от мужской, и над ее входами были вырезаны по дереву фигурки женщин в профиль.

И если привычка ежедневно мыться пока не получила здесь широкого распространения, то к соблюдению других правил гигиены буквально принуждали. Сержант Чэннинг сообщил Миксу, что какать где попало ни мужчинам, ни женщинам не дозволяется. (Он, правда, не употреблял слова «какать», поскольку в семнадцатом веке оно было неизвестно.) Не помогали даже смягчающие обстоятельства. Если человека заставали испражнявшимся вне стен общественного туалета, его изгоняли, предварительно вымазав ему лицо его же экскрементами.

Мочиться на людях в определенных случаях не возбранялось, но при условии, что мочащийся должен позаботиться о том, чтобы его не увидел другой человек противоположного пола.

— Но людям слаще нарушать, чем соблюдать, — произнес Чэннинг, цитируя Шекспира, которого он не знал. (Он никогда и не слыхивал о барде с Эвона.) — В смутные времена беззакония сразу после воскрешения люди совсем потеряли стыд. Скромности им тогда явно не хватало, и они, извините за выражение, разве что не гадили. М-м, м-да!

Содержимое уборных регулярно выгребали, затаскивали в горы и кидали на дно специально отведенного для этой цели глубокого каньона.

— Но в один прекрасный день груда дерьма вырастет настолько, что стоит ветру подуть на нас с гор, как мы задохнемся от вони. Не знаю, что мы тогда будем делать. Полагаю, сбросим дерьмо в Реку и пусть его едят рыбы. Что и делают за Рекой те паршивцы гунны.

— Что ж, — протянул Микс, — мне кажется это разумным выходом. Нашим экскрементам недолго носиться по волнам. Да рыба их на лету подхватит, так что и в воду шлепнуться не успеют.

— Ну да, а потом нам ловить эту рыбу и есть!

— Ее вкус от этого не изменится, — сказал Микс. — Послушай, ты как-то говорил, что пару лет работал на ферме, так? Тогда ты, конечно, знаешь, что куры и свиньи частенько едят коровьи лепешки и лошадиные яблоки, если им доводится набрести на них. На вкусе мяса это никак не отражается, когда его подают на стол. Разве нет?

Чэннинг состроил гримасу:

— По-моему, это не одно и то же. Во всяком случае, свиньи и куры едят именно коровий навоз, а он — совсем не то, что человеческий.

— Мне трудно судить об этом, — сказал Микс. — Никогда не ел ни того ни другого. — Он помолчал. — Слушай, у меня идея. Тебе ведь известно, что большие земляные черви питаются человеческими экскрементами. Почему бы вам не накопать этих червей из земли и не бросить в выгребную яму в сортире? Они бы избавили вас от дерьма и были бы на седьмом небе от счастья как ирландец с дармовой бутылкой виски.

Чэннинг был поражен.

— Замечательная мысль! Удивляюсь, почему никто из нас не додумался до этого.

Он потом все расточал комплименты Миксу по поводу его сообразительности. Микс не стал говорить, что он бывал во многих местах, где его «свежая» мысль давно вошла в практику.

Те места — так же, впрочем, как и это — испытывали нехватку серы. В противном случае можно было бы, перерабатывая экскременты, извлекать из них кристаллы нитрата и, смешав с древесным углем и серой, получать порох. Заложив затем полученное взрывчатое вещество в бамбуковые ящички, можно было бы использовать их как бомбы или ракетные боеголовки.

Микс зашел в будку сортира и устроился возле одной из двенадцати дырок. И за то короткое время, пока он там пробыл, он успел собрать кое-какие сплетни, касавшиеся в основном похождений одного из советников с женщиной майора. Еще он услышал один грязный анекдот, которого до этого никогда не слышал. А он-то думал, что не пропустил на Земле ни одного.

Вымыв руки в желобе, соединенном с протекавшим неподалеку ручьем, он поспешил обратно в хижину. Захватив свой грааль, он направился к хижине Иешуа, находившейся в сорока ярдах от его хижины. Он намеревался постучать в дверь и пригласить друзей пойти вместе с ним к ближайшему питающему камню. Но в нескольких шагах от двери он остановился.

Иешуа и Битнайя громко спорили по-английски, с сильным акцентом семнадцатого столетия. Микс удивился: почему они не говорят по-еврейски? И только позже он узнал, что английский язык — единственный, на котором они способны общаться, хотя оба могли вести незатейливую беседу с ограниченным количеством слов на андалузско-испанском языке шестнадцатого века и верхненемецком четырнадцатого. Хотя родным языком Битнайи являлся еврейский, он был старше еврейского языка Иешуа по меньшей мере на двенадцать сотен лет. Грамматика ее языка была, с точки зрения Иешуа, архаична, а словарный запас перегружен заимствованными египетскими словами и теми еврейскими словами и выражениями, которые вышли из употребления в разговорной речи задолго до его рождения.