Лесная невеста. Проклятие Дивины - Елизавета Дворецкая

– Я бы хотела, чтобы ты побыл моим гостем, – сказала Избрана Хродгару. – Ведь тот, кто владеет чашей Фрейра, и есть конунг ётов, где бы он ни находился.

– По-настоящему умные люди это понимают! – Хродгар вдруг взял ее руку и крепко сжал. По его лицу, по глазам, слегка увлажнившимся после березовой браги, было видно, что он очень тронут, и у Избраны вдруг забилось сердце, как-то по-особому остро и гулко, отчего она смутилась и отвела глаза. – Я рад, что нашел здесь тебя, такие встречи не бывают случайными. Боги направляли мой путь.

– Да, – тихо подтвердила Избрана, сама не понимая, почему так волнуется. Между ней и Хродгаром было много общего – впервые в жизни она встретила мужчину, с которым ее сближали и происхождение, и судьба.

– И пока я не вернусь в Ётланд, я хочу остаться здесь и оказывать тебе ту помощь, которую в силах оказать.

– Я мало чем могу вознаградить тебя за такую дружбу, – созналась Избрана. – Но буду счастлива видеть тебя рядом.

В это время старейшина Умысл поднялся на ноги и торжественно откашлялся. Старшая жрица кивнула ему.

– Мы, люди плесковские, решили тебя просить, Избрана Велеборовна, – начал он, дождавшись, чтобы она тоже на него посмотрела. – Пока князь Вадимер в возраст не войдет – будь ты нашей княгиней и управляй нами, как боги и предки тебя научат. Что скажешь?

– Будьте мне верны, и я клянусь заботиться о вас, как о родных детях, – сказала Избрана, и почему-то вместо гордости и торжества сейчас чувствовала только любовь к этим людям и горячее желание принести им все то добро, которого они от нее ждут. Они дали ей не просто дом, приют и почет – своей надеждой на нее они дали ей драгоценное чувство нужности, и это, как оказалось, было для нее дороже самой власти.

– Да будет с тобою сила Рода и Макоши! – произнесла старшая жрица. – Завтра на заре мы снова разожжем огонь перед ликами богов, угасший в день смерти последнего князя.

К рассвету все уцелевшее население Плескова собралось в святилище Перуна – оно располагалось в трех верстах от города, на холме над берегом реки Промежицы. Здесь стояли два каменных идола в человеческий рост – Дажьбог с крестоообразным знаком небесного огня на груди и Перун, держащий в одной руке меч, а в другой молнию, опирающийся ногами на поверженного змея. Женщины принесли даже грудных младенцев, и немногие оставшиеся старики приковыляли, желая в свой последний выход из дома увидеть это – возрождение священного огня и рода плесковских князей. Хродгар и Хедин тоже пришли и стояли у входа на площадку, молчаливые и торжественные, как земные подобия небесных богов на страже белого света.

С первыми лучами зари две жрицы, оставшиеся снаружи, подали знак и запели. Твердята и Новина, стоявшие возле очага, подали Избране кремень и огниво. Обе вещи были очень древними, и Избрана взяла их в руки с таким трепетом, что едва могла удержать. Они принадлежали самой Светлине, дочери Крива, и с их помощью она разожгла первый огонь на пустом и безымянном тогда еще месте, где только предстояло вырасти святилищу и городу.

Дубовые дрова, щепки и береста уже были приготовлены. Избрана выбила несколько искр, осторожно раздула упавшие на сухую труху, и от волнения у нее перехватило дыхание. Было чувство, как будто она раздувает огонь новой жизни для целой вселенной. Наконец показался первый язычок пламени, по толпе пробежал вздох.

Когда огонь запылал, Твердята сделал знак, и два его сына вынесли меч в богато отделанных ножнах. Этот меч брал князь Волегость в свой последний неудачный поход, и его привезли назад осиротевшим.

– Вручаю тебе, Избрана, Велеборова дочь, священный меч Перуна, данный нам на защиту, врагам нашим на устрашение! – сказал Твердята и трижды провел клинком над пламенем жертвенника. – Освящаю его именами Сварога, Перуна и Дажьбога, призываю в него силу богов небесных и чуров родных! Призываю на тебя благословение Перуна и Макоши – да не погаснет огонь на священной горе, да живет вечно племя Крива!

Под радостные крики Избрана приняла меч и тоже трижды провела им над огнем. От возбуждения ей было жарко, и старинный меч не казался тяжелым. Священный огонь и меч плесковских князей вливали в нее такую силу, какой она не ощущала еще никогда. Она словно превратилась в дерево, уходящее корнями к подземным темным рекам и способное черпать силу самой земли. Она чувствовала себя древней Светлиной, пришедшей сюда, чтобы населить безлюдные просторы, пробудить к жизни все их богатства, наполнить своим потомством все пройденные земли. И пусть пока все ее подданные помещаются на этой площадке, пусть им предстоит еще не один трудный год, и немало трудов и опасностей ждет их впереди, но священный огонь горит и будет гореть, а значит, Плесков победил-таки зиму и впереди у него – весна.

Когда князь Зимобор с собранной данью вернулся в Смолянск, здесь его поджидали новости. Уже целый месяц здесь жил плесковский нарочитый муж Станимер с остатками дружины и уцелевшими домочадцами, всего восемь человек.

– Ох, княже, горе какое, горе лютое! – приговаривал он, рассказывая о своих бедах. – Сестра твоя, княгиня Избрана, у нас в Плескове объявилась! Князь-то наш Волегость погиб, сын его остался, ребенок еще, ни силы, ни разумения! Княгиня Избрана в Плесков чуть не целое войско варяжское привела. Брат мой Хотобуд, воевода, в детинце затворился с князем, хотел отпор ей дать, да не вышло! Варяги детинец взяли, брата моего убили, князя малолетнего к ней отвезли. Сам я едва вырвался, в чем был, в том ушел! Теперь сидит она в Плескове, войска собирает, хочет на тебя ратью идти! Пойду, говорит, и Смолянск захвачу, а потом и Полотеск захвачу, одна буду всеми землями кривичскими владеть!

– Где же она столько людей возьмет? – Зимобор с трудом мог поверить.

– Дак варяги же! Мало того, что своих привела. Потом, люди говорят, приехал из-за моря князь варяжский с огроменным войском и к ней пристал. Он там, за морем, поссорился со своими-то, они его выгнали, как разбойника бродяжного, а она ему, слышь, приют дала и честь оказала. Он себе поди еще таких разбойников набирает, а княгиня обещает смолянской добычей с ними расплатиться. Берегись, княже, а то и сам своей земли лишишься, как князь Вадимер лишился, соколик наш сизокрылый!

Зимобор молчал. Он с нетерпением ждал вестей о сестре, но они оказались куда хуже, чем он мог предположить. После долгого и трудного полюдья ему меньше всего хотелось собирать войско и снова идти за тридевять земель. И дружине не хотелось. И Ранославу, который собирался на днях играть свадьбу, и Красовиту, и воям, у которых на носу самые важные полевые работы… Никому не хотелось. А надо. Потому что, если сейчас они не пойдут к Избране, она придет сама. Нужно было ее опередить. А он – князь. И как бы ни хотелось ему отдохнуть – не выйдет. Вяз червленый в ухо!