Соперник Византии - Виктор Алексеев

- А теперь угляди, - сказал князь, - где тут у нас бочонок с вином, откупорь и налей мне и себе.

- Это с преболыьшой радостью, - засуетился боровичок, открывая бочонок, - это мы враз... Будь здрав, князь, - прищурился. - Небось дума гложет, поубивали многих.. А мы стоим и стоять будем за тебя, князь!

- Повтори, - приказал князь.

Поначалу боровичок не понял, а потом заулыбался, улыбка у него была искренняя, детская:

- А мы враз! - и налил снова два бокала.

Святослав улыбнулся в ответ:

- Но ты действительно все углядел. Как звать и чей будешь?

- Сучком прозывают. А я не тужу. Служу боярину Волку. На крепости воюю. Я ж, князь, ратному делу с юнака приучен. Хошь за пятнадцать, хоть за двадцать саженей в кольцо попаду. Я их, греков, уж много побил.

Святослав почувствовал теплый прилив в теле и снова сказал:

- Повтори.

Боровичок прислушался, что-то его насторожило, какое-то шуршание за дверью, быстро и ловко разлил, а бочонок успел спрятать, когда в дверях появилась Марфа. Она почувствовала запах вина и, увидев полные бокалы, резко произнесла:

- Это зачем же я тебя, Сучок, оставила? Князя поить зельем? А ну пошел вон. Я лечу, а ты себя, князь, губишь.

Сучок ловко схватил бокал, опрокинул и тут же исчез. Марфа присела на стульчик, помолчала, а потом молвила:

- Не пойму, не разберусь, никак, князь, что случилось? Ходила за травами. Пришла, а Манфред нет. Подумала, бедняжка к тебе подалась. Вижу, и здесь нет. Исчезла, что ли? А ведь голову поднять не могла.

Там, где сидела Марфа, снова появилось пятно, оно медленно превращалась в фигуру, и Святослав стал узнавать ее.

- Марфа, покинь меня, я тебя призову.

Он откинулся на подушку. Марфа пожала мощными плечами и, наклонившись перед притолокой, вышла.

- Тиу, я почувствовал, что ты здесь. Куда делась Манфред?

Тиу-Тау приблизился к кровати, он был не так высок, как

показалось Святославу при первой встрече.

- Манфред тяжело ранена в шею. Может умереть. Здесь ей не помогут. Я унес ее в Индию.

- А почему боги украли у меня победу?

- Они не украли, - ответил Тиу-Тау, - они просто не дали тебе победить. Они поступили так оттого, что ты нарушил законы Прави. И оскорбил Перуна в день его торжества.

- Так ведь он сотворил беду с моим войском. Откуда буря, откуда этот песок, который разил мое войско, как стрелы, если нигде здесь нет пустыни? А уж потом я кричал не помню что, умолял, молился ему.

- Ты главный волхв в войске и за все отвечаешь перед богами. Кто тебе позволил в день торжества Перуна приносить ему кровавую жертву? А говорят, и младенца? При чем здесь, в этой войне, младенцы? Правь тебе это не простила. И получил то, чего заслужил!

- Я не виноват, Тиу! Это мог быть только Видибож.

- А теперь послушай меня, - сказал Тиу-Тау, - мой срок пребывания в этом пространстве заканчивается. Я или растворюсь, или уйду в другие миры. Тебя ждет очень тяжелая жизнь, как я догадываюсь, предчувствуя будущее. Что ты желаешь?

- Спаси Манфред!

- Обещаю.

- Что мне делать дальше?

- Умнее и дальновиднее человека, чем бывший твой учитель, я не встречал. У тебя ведь есть его записи. В них ты найдешь ответ. А теперь прощевай. Может, уже никогда не увидимся.

И он исчез, и как будто его никогда не было.

Что это было? Беспамятство, которое обернулось в видение? Или сон? Святослав почувствовал на лице тряпки, которые сдернул, и увидел Марфу.

- Что ты тут делаешь? - спросил он.

- Вот прибираю. Вино разлито, бумаги какие-то на столе, нож воткнутый на столе. Тебе, князь, пить еще рано, побереги себя. Манфред всюду разыскивают, найти не могут.

Князь приподнялся, глянул на стол, увидел разбросанные рукописи Асмуда и нож, воткнутый на фразах: «Если в тебе не звучит голос стада, если ты не слышишь его или просто пренебрегаешь, ты останешься один, или оно растопчет тебя».

«Когда возникает дилемма, или - или, надо решать какая из них принесет большую пользу людям, а значит, и тебе».

- Я вставал? - спросил Святослав.

- Когда я вошла, князь, ты лежал с закрытыми глазами. Я испугалась, думая, что тебе стало плохо, потому накрыла лицо твое утиральником с отваром.

- Пойди скажи, чтобы Манфред больше не искали, она уже очень далеко отсюда. И пусть позовут ларников. Всех!

Вскоре явились ларники во главе с Гурием, раскланялись, вопросительно глянули на князя.

- Будем писать грамоту, - сказал князь, призадумавшись, потом спросил:

- Гурий, ты знаешь Тиу-Тау?

- А как же, князь! Я ж из поморов. От самой Ладоги с тобой иду. Тиу - белый ангел, как кличут его у нас. Богов посланец, доброход, хозяин земли Полуденной. Его почитают люди охотные, рыболовные, и морские разбойники.

- Так вот, нынче он сказал мне, что боги осерчали, отвернулись от нас. Не приняли наши жертвы. Потому мы и не победили греков. Но они тоже не победили нас. Что будем делать?

- Раз ты позвал нас, значит, уже знаешь, что делать, - Гурий был человеком проницательным, остро думающим, ловящим потаенную мысль на лету и в делах дипломатических не уступал изощренным грекам. В свое время не кто иной, как Асмуд, привел его к молодому князю, и тот взял его на службу. Всех остальных подбирал сам Гурий. И вот они стоят четверо и пытаются разгадать, зачем понадобились все сразу.

- То-то, князь, - стал вспоминать Гурий, - думал я, почему жертвенный костер не вознесся к небу, а пылал понизу. И смрад и горечь дыма душили людей, заставляя их плакать.

- Значит, ты был на берегу Истры и видел все?

- А как же! Это Перунов день. У нас в Ладоге жрец, кстати, дед Манфред, наказывал приносить в жертву цветы, хвою, чужеземные миро, ладан, ветки сандала и фрукты...

- А что вершил Видибож?

- После заклания предателей он бросил в Истру младенца, прося у Черномора счастливого возвращения.

- Он уже тогда думал о возвращении, а не о победе?

- Я тебе скажу, князь, Видибож не просто жрец, он ведается с черными силами, иногда во благо, иногда на беду.

- Ладно, присаживайтесь, - сказал Святослав, видя, что они стоят полусогнувшись, - вот вытяните лавку из-под стола. Боги нам уже не помощники. Полагаться и ждать от них милости бессмысленно. Будем сами думать, как уходить. Уводить, - повторил он, - а не бежать!

- Как же так? - метался по шатру император Цимисхий, бросая резкие слова своим военачальникам. - Нам помогали боги, святые, сама природа, став на нашу сторону, разила русов, а мы не смогли победить этих варваров... Не смогли за их спинами ворваться в Доростол и завершить бой великой победой. Объясните, как же так? Ведь мы чуть-чуть не проиграли битву, чуть не погибли, и нас спасла божественная сила, и мы не смогли воспользоваться ею, - император перекрестился. - Объясните, Склир, Вурц, Лев! Объясните! Разве мы никогда не завершали такие прорывы захватом валов, а потом взятием города?

Склир еле поднялся на дрожащих от напряжения ногах и с осуждением непонятно кого, то ли себя, то ли императора, то ли всех, молвил:

- Базилевс, мы виноваты, потому как не узнали, не проверили, не учли, что перед валами русы выкопали глубокие рвы и прикрыли их дерном, хворостом, сеном. Мы виноваты. А кто в этой битве не виноват? Один Господь Бог, который сделал все, чтобы мы победили.

Варда Склир еле держался и просто рухнул на стул. Молчали все: друнгарии, полководцы, сотники, они ничего вразумительного сказать не могли. Они еще не пришли в себя, они были уставшими, голодными, и каждый думал только об одном - повалиться и спать, спать, спать.

Цимисхий понял, что сейчас бесполезно разговаривать с кем-либо, а тем более искать виновного. Он сам чувствовал, как все мешалось в его голове, как медленно распускалась пружина напряжения внутри него и медленно покидал страх поражения, разгрома войск. Наконец в отчаянии он махнул рукой и показал на выход.

- Соберемся в конце дня, - павшим голосом сказал он и опустился на походный трон. Через несколько минут уснул не раздеваясь. Никто не посмел его разбудить.

Проснулся он далеко за полдень. Военачальники уже стояли у шатра, вполголоса переговариваясь. Умываясь, Цимисхий приказал накрыть обильный стол и откупорить бочонок самого дорогого мальтийского вина. Переоделся в обычные царские одежды и позвал военачальников. Они были настроены на серьезный разбор битвы, и каждый готовил для себя оправдательные объяснения. Но не успел Цимисхий сказать и слова, как распахнулся полог шатра, и вошел дежурный по лагерю:

- Базилевс, - с поклоном сказал он, - в лагерь прибыли послы от русов и требуют встречи с тобой.

Бокал с вином, который он жаждал выпить, прежде чем начать разговор с военачальниками, так и замер в его руке. Почему-то он внимательно стал разглядывать лица военачальников, но не заметил никаких изменений в их лицах, похожих на то, что всколыхнулось в его душе. Он поставил бокал на место и поднялся. Показав на Варда Склира и Михаила Вурца, сказал: