Катастрофа Московского царства - Сергей Юрьевич Шокарев

им военный поход на Смоленск. Эти требования натолкнулись на жесткую позицию Сигизмунда III. Ярый приверженец католицизма, король был невысокого мнения о православии и русских. В одном из писем к Жолкевскому он утверждал, что русские – это

такой народ, которому [уже] из‐за его религии опасно доверять, грубых обычаев и твердого сердца, у которого жестокость заменяет право, а несвобода стала его природой, где грубые обычаи, а жизнь полна разврата.

Сигизмунд не собирался отпускать 15-летнего сына в Россию (королевич так и оставался в Вильно): он намеревался сам занять русский престол. Решительно невозможным, с его точки зрения, было крещение Владислава в православие. В королевском стане смотрели на послов, как на холопов, пришедших с челобитьем, а не как на полноправных представителей русского общества. Эту позицию выразил подканцлер коронный Ф. Крыйский:

Государя у этого народа нет, он не является свободным, воспитан под властью тиранов. Так о чем же вести переговоры?

Если о Московском государстве и столице, то они уже у нас в руках, если о государе, то должны того принять, кого им дадут, и терпеть то, что прикажет победитель.

Переговоры зашли в тупик уже на стартовых позициях. Король требовал, чтобы послы заставили Смоленск сдаться, но те отказались. Не послушали они и наказов Боярской думы, подчинившейся Госевскому. Князь Голицын от имени всего посольства отвечал: «Отпущали нас патриарх и бояре и все люди Московского государства». Бояре не имеют права «без ведома всее земли» отдавать королю Смоленск, а послы их слушать, чтобы не остаться «от патриарха в проклятии, а от всей земли в омерзении».

После долгих месяцев жизни в королевском стане под Смоленском «великих послов» арестовали и отправили в Речь Посполитую (12 апреля 1611 года). Филарет и Голицын были заключены в замок Мариенбург в Мальборке, где князь Василий Васильевич в 1619 году скончался. В плену оказались также князь Д. И. Мезецкий и думный дьяк Т. И. Луговской. Однако не все члены посольства проявили стойкость. Думный дворянин В. Б. Сукин, дьяк С. Васильев, келарь Авраамий Палицын и некоторые другие согласились служить королю и были отпущены в Москву содействовать его планам.

Тем временем в столице установилось послушное Сигизмунду III правительство. Этот процесс происходил независимо от Боярской думы и вопреки ее желаниям. Еще Жолкевскому удалось добиться того, что главой Стрелецкого приказа стал А. Госевский, который таким образом объединил в своих руках командование польско-литовским и московским гарнизонами. Высокие посты в управлении заняли бывшие тушинцы, готовые принять короля вместо королевича. Главой этой «партии» был М. Г. Салтыков. В нее также входили И. М. Салтыков (сын боярина), И. Н. Салтыков, князь Ю. Д. Хворостинин, князь В. М. Рубец Мосальский, князь Ф. Ф. Мещерский, Н. Д. Вельяминов, М. А. Молчанов, Т. В. Грязной, Л. А. Плещеев, И. Н. и Г. Н. Ржевские, дьяки И. Т. Грамотин, Ф. А. Андронов, И. И. Чичерин, О. Витовтов и другие. Все они занимали места в Боярской думе и приказах Тушинского вора, были известны как ярые сторонники и воеводы самозванца, а некоторые являлись участниками сомнительных авантюр.

Бывшие тушинцы получили щедрые пожалования от короля, незаконно распоряжавшегося русскими землями. Старшему Салтыкову досталась Чаронда с округой (бывшая вотчина Д. И. Годунова, а затем князя Скопина), его сыну Ивану – Вага (Шенкурск), которой владели сначала Борис Годунов, а затем князь Д. И. Шуйский. Получили богатые вотчины и другие сторонники короля.

Сохранился проект назначения ставленников Сигизмунда в московские приказы. Посольский должен был возглавить Грамотин, Пушкарский – Хворостинин, Ямской – Вельяминов, Монастырский – Молчанов, Поместный – Витовтов и т. д. Таким образом, планировалось, что все управление перейдет к бывшим тушинцам, а ныне – слугам короля. Эти назначения с теми или иными изменениями были реализованы. Так, И. Т. Грамотин возглавил Поместный, а не Посольский приказ. Дворецким стал любимец первого самозванца князь В. М. Рубец Мосальский.

На одно из первых мест выдвинулся Федор Иванович Андронов, выходец из провинциального Погорелого городища и едва ли не сын торговца лаптями. Несоответствие его высокого положения и незнатного происхождения шокировало даже М. Г. Салтыкова, называвшего Андронова «торговым детиной». Еще при Годунове Андронов разбогател и вошел в Гостиную сотню. В тушинском правительстве он возглавлял главное налоговое ведомство – Приказ Большого прихода. 7 ноября 1610 года Ф. А. Андронов был назначен «товарищем» главы Казенного двора В. П. Головина, но играл главную роль в управлении финансами, подчиняясь Госевскому, а не боярам. Приятель Андронова дьяк Степан Соловецкий (также бывший «торговый мужик») получил чин думного дьяка, место в правительстве и земли от короля. Впоследствии нашествие «худородных дельцов» в московскую администрацию усилилось. Временщики получали чины и должности, заявляя о верности королю и подлаживаясь к придворным: «Кто даст Льву Сапеге пару соболей, тот дьяк думный, а кто 40, тот боярин и окольничий».

Тушинцы и разного рода проходимцы, захватившие высшие посты, отодвинули от власти «седмочисленных бояр» и подчинялись Госевскому. Тот носил титул «старосты московского» (фактически наместника), занимал бывший кремлевский двор Бориса Годунова и принимал дьяков с докладами. Резиденцию Госевского называли «верх» – традиционным наименованием царского дворца. Эти перемены были прямым нарушением договора, однако боярам оставалось лишь роптать, их никто не слушал. Михаил Салтыков жаловался на Госевского королю: «Меня безчестит и дел делати не дает; переимает всякие дела, по их приговору, на себя, не розсудя московского обычея».

Это заставило и некоторых бояр принять сложившиеся реалии. Возмущение самоуправством короля уступило место корыстным интересам. Храбрый князь И. С. Куракин начиная с октября 1610 года получил несколько крупных пожалований от Сигизмунда III – земли и деньги, а в декабре 1611 года – должность дворецкого (управляющего) Казанского дворца. Были пожалованы королем и другие видные бояре-полководцы Ф. И. Шереметев и князь Б. М. Лыков. Не все бояре, однако, оказались конформистами. Брат «великого посла» князь А. В. Голицын резко критиковал новые порядки, за что был отдан «за пристава». Был репрессирован и князь И. М. Воротынский, однако, кажется, потом прогнулся.

Новая московская элита, подчинявшаяся королю, представляла собой карикатуру на правительство и могла лишь обслуживать интересы интервентов. Боярам нашлась другая работа: играть роль ширмы для прикрытия диктатуры Госевского.

Сигизмунду III удалось установить свою власть в Москве, но за пределами столицы все было хуже. Многие из его земельных пожалований остались на бумаге. Присягали королевичу неохотно. Удалось привести к крестному целованию городá Замосковья и Нижний Новгород, со сложностями прошла присяга в Великом Новгороде.