Отечественная война 1812 года. Неизвестные и малоизвестные факты - Сборник статей

Занятной оказалась судьба кастрата Тарквинио, услаждавшего слух императора. Он попал в руки казаков. «Приятность лица, серебристый голос и округлость форм» заставили их принять его за переодетую женщину. Между казаками началась драка за обладание столь сладостным трофеем. Победитель усадил Тарквинио на лошадь и с любезностями препроводил до Вильно. Здесь одна из французских актрис и увидела его, окруженного «попечением и уважением башкир». Домерг уверяет, что «каждый вечер на дороге или на биваках Тарквинио услаждал своим мелодическим пением досуг казаков, которые иногда присоединяли грубые свои голоса к великолепному сопрано…»

Что же сталось с самим Домергом, отправленным на барке из Москвы, и его верным псом? Из Рязани пленников отправили в Касимов, затем в Муром, Нижний Новгород и, наконец, уже в холода, пешком, – в Макарьев. По дороге на Макарьев поднялась снежная буря. Пленники сбились с дороги, замерзли и уже думали, что погибнут. Неожиданно сквозь пургу они увидели одинокий дом, немедленно бросились к нему и стали стучаться в ворота. Хозяин, узнав, что это французы, категорически отказался их впускать, заявив, что его сын сейчас воюет против Наполеона. Однако слова пленников о том, что может быть и его сын в таком же, как и они, положении, и тоже где-нибудь в чужой стране ищет пристанища, несколько смягчили суровость хозяина. Теперь он был готов впустить их во двор, но сказал, указывая на пса, что не пустит «эту французскую собаку». Тогда Домерг дал знак, и его верный пес (как мы знаем, урожденный русским псом) начал «лаять и выть на разные голоса», подражая сопрано, тенору и басу. Это произвело на хозяина сильное впечатление. Пленники и сам пес были спасены.

Пес верно служил хозяину во время макарьевского плена. Затем, в Нижнем Новгороде, был похищен ярмарочным торговцем, и увезен в Арзамас. Для Домерга это стало большим горем: «Я лишился своего лучшего, последнего и верного друга – того, который не покидал меня в продолжение долгих бедствий и в самой тюрьме». Но через 15 дней, среди ночи, пес, вырвавшись от торговца и преодолев немалое расстояние, вернулся к хозяину, бурно радуясь своему счастью! Суровую московскую зиму 1814–1815 годов Домерг и его собака пережили вместе – пес спал «в конце его ложа», согревая хозяину ноги. 20 января 1815 года Домерг выехал из Москвы в Вильно, где отыскалась его больная жена и сын. Все вместе они вернулись во Францию.

Глава седьмая

Эхо войны. Декабризм и декабристы

Когда мы говорим об огромном влиянии Отечественной войны 1812 года на всю историю России, мы имеем ввиду вполне конкретные события. Это прежде всего декабристское движение и выход на Сенатскую площадь в декабре 1825 года и Великие реформы Александра II с отменой крепостного права в 1861 году.

Когда, изгнав то, что осталось от наполеоновской армии, с российской земли, русские солдаты и офицеры вступили на землю Европы, их ждало изрядное потрясение – они увидели своими глазами жизнь европейцев. Что-то похожее, очевидно, испытали и мы, посетив Европу впервые после того, как пал «железный занавес». Главное – их быт, который бесхитростно и открыто лучше всяких слов говорит о том, как все есть на самом деле. Они увидели сеть отличных дорог, ряды каменных зданий с геранями и розами на балконах, украшенных узорчатыми решетками, словно кружевными прошивками, они увидели уютные кафе с запахами молотого кофе и печеных булочек с ванилью, они увидели красиво украшенные магазины с самыми разнообразными товарами. И главное – они увидели свободных людей, хорошо одетых, вежливых, встречающих победителей открыто и радостно. Пребывание на чужой земле стало для основной массы победителей тем бесценным университетом – необходимыми и важнейшими знаниями, которые они увезут с собой на родину и которые, словно «пепел Клааса», будет стучать в их сердцах. Позор за страну, хоть и победительницу, но продолжающую жить в средневековье, заставит их думать и пытаться решать проблемы этой страны, пробудит гражданственность со всеми вытекающими последствиями.

Отечественная война 1812 года и заграничные походы под непривычным углом зрения

(из журналов и дневников той поры)

Михаил Лускатов

Хотя и царил в 1812 году всеобщий патриотический подъем, однако же: «…22-го <октября> прикащик мой поехал в Ярославль и повез Макарку отдать в ополчение за пьянство».

Из дневника Д. М. Волконского

Как мы пытались писать конституцию для русской Польши:

«Поручено было составить проект правительства для Варшавского герцогства господину Безродному, служившему весь свой век по провиантской и комиссариатской частям; он не имел ни малейших политических сведений и даже не знал ни одного иностранного языка. Я встретился с ним перед кабинетом князя Кутузова и в то время, когда меня позвали к его светлости. Безродный остановил меня, прося убедительно доложить фельдмаршалу, что он находится в величайшем затруднении, ибо, говорил он:

«Я никогда в свою жизнь не писывал конституций».

«Журнал 1813 года»,А. И. Михайловский-Данилевский,штабной военный русской армии,член масонских лож, автор одной из первыхисторий Отечественной войны 1812 годаи заграничных походов

«<10 апреля> В Бауцене ожидала нас торжественная встреча искренних добрых жителей.<…> Не менее того оказывают они всякому русскому, скромно между них проезжающему, те ласки, каковых владетели за золото и почести купить не могут. Часто при проезде моем, сопровождаемый одним уродливым козаком, кричали жители ура, бросали вверх шляпы, били в барабаны и на трубах играли. Из каждого окна выглядывает искреннее лицо, на котором радость написана. Это случалось со многими товарищами моими».

Из «Военного журнала» 1813 года А. А. Щербинина

«…в прекрасную весеннюю погоду мы вошли в Силезию, у рубежа коей написано было по-русски: «Граница Пруссии». Вероятно, надпись сделана была из предосторожности, но мы видели в ней не излишнюю заботливость немцев, но то обстоятельство, что мы наконец оставляли за собой ненавистную Польшу и вступали в дружественную землю. В первом Силезском местечке Миличе духовенство и евреи встретили государя с торжеством: девушки, одетые в белые платья, усыпали путь его цветами, и несколько триумфальных ворот воздвигнуты были на дороге. До глубокой ночи народ покрывал улицы, а особенно ту, где жил государь в доме графа Мальцана. Насупротив онаго возвышались две пирамиды с простою, но многозначащею надписью: «Немцы – русским!» Князя Кутузова встретили с истинным восторгом; воздух потрясался от восклицаний: «Vivat papa Kutusof!»

«Журнал 1813 года», А. И. Михайловский-Данилевский

О пропаганде и контрпропаганде:

«Так как заметили, что французы в печатанных ими бюллетенях (не зря в то время бытовало выражение «врет, как наполеоновский бюллетень». Французский император придавал им большое значение, лично участвуя в их написании – М. Л.) и мелких сочинениях старались уверять немцев и отчасти успевали в том, будто мы преувеличиваем наши успехи и потери их в России незначительны, то князь Кутузов приказал мне издавать на русском, французском и немецком языках известия о наших военных действиях и изображать их в настоящем их виде. Никогда сочинителю не представлялось обширнейшего поля для прославления торжества своего отечества. Однажды воображение до того меня увлекло, что фельдмаршал сказал мне: «Ты испортился, ты не пишешь прозою, а сочиняешь оды». Нетрудно было найти извинение, потому что в тот день мы получили известия о занятии Дрездена и о победе, одержанной над персиянами!

Сии бюллетени сделали меня известным государю, ибо князь Кутузов был так доволен первыми из них, что сам читал его императору и сказал мне: «Я рекомендовал тебя его величеству». Постигая необходимость действовать на умы в Германии, он мне велел в то же время войти в переписку с известным остроумием своим драматическим писателем Коцебу, который издавал тогда в Берлине периодическое сочинение под названием Das Volksblatt, и посылать ему известия о военных происшествиях, что мною до кончины фельдмаршала и было исполнено.

«Журнал 1813 года»,А. И. Михайловский-Данилевский

После заграничных походов появилась поговорка «Эх, молода, в Саксонии не была». Многим русским запала в душу эта гостеприимная, ухоженная, хозяйственно процветающая страна, хотя ее король и сражался против нас, на стороне Наполеона…

«Саксония была для нас неприятельская земля, потому что король пребывал твердым в союзе с Наполеоном, а войска его находились под знаменами французов; не менее того добродушные саксонцы не брали никакого участия в войне, говоря, что это до них не касается, и встречали нас с гостеприимством. Хозяин дома в Лаубане, у которого я стоял на квартире, снабдил меня даже рекомендательным письмом к одному из своих приятелей в Дрездене. В каждом городке были триумфальные ворота для (российского – М. Л.) императора, и принимали его с восторгом… Но нигде не встретили нас так радостно, как в Бауцене. Улицы были до такой степени наполнены народом, что государь с трудом мог по ним проехать. Женщины в щегольских нарядах во множестве находились у всех окон. Вечером была прекрасная иллюминация…»