Рыба, кровь, кости - Лесли Форбс

— Разумеется, она знает толк в оружии, — вставил Джек. — Она же янки, разве нет?

Все ушли спать, кроме Джека, который остался сидеть у костра в одиночестве, куря сигарету за сигаретой. Клер казалось, будто через все его тело пропустили электрический ток; он был напряжен, словно большая тощая кошка, готовящаяся к прыжку. Вернувшись к себе в палатку, она взяла один из дневников Магды и попыталась уйти в чтение. Она чувствовала огромное волнение, и ей совсем не хотелось спать. Внутри нее произошел какой-то сдвиг. Что-то еще случится, она знала. Последнее, что она прочитала, было: «Я человек, способный зайти слишком далеко». Потом ей помешали.

Клер старалась освободиться из-под его чар, не находить его привлекательным, старалась забыть, как хорошо было чувствовать его кожу рядом со своей, его запах, его жесткое длинное тело, очень белое, кроме загорелых рук и лица. Удивительно белое по сравнению с черными волосами на мошонке, как она заметила, когда он включил фонарик в ее палатке, «взглянуть на моего маленького монашка». Джек был умелым любовником, решительно исследовавшим, как ее тело отвечает на его ласки, хотя, когда все закончилось, она почувствовала смущение. Ей не хотелось связывать себя с затхлым запахом внутри палатки, горячими животными парами, которые наводили на мысли о том, как давно она не принимала ванну. Она сказала Джеку, что раскаивается, надеясь на утешение. Однако он только провел рукой по ее маленьким плоским грудям, заставив ее все еще чувствительные соски ощутить шершавую, мозолистую кожу его ладони, и уронил, что ему жаль. Беспокоясь, что задела его чувства, Клер поспешила уверить его, что он вел себя как герой, когда нес ее через мост. Она сама слышала в своем голосе детский восторг: слово «герой» было явно неуместно в свете того, что только что произошло между ними.

— Герой? — Джек, хмыкнув, повторил это слово с интонацией, которая ей не понравилась. — Источник всего героического? — Он говорил почти презрительно (но кого он презирал — себя или ее?), а потом отодвинулся от нее и положил голову на руку. — Герой, героиня… Ты знаешь, что это один немецкий химик придумал такое выигрышное торговое название для героина? Оно от немецкого слова «hervisch», означающего могущественный или героический. В тысяча восемьсот девяносто восьмом он работал на Байера, производителя аспирина. Конечно, это случилось спустя годы после того, как Райт проделал в Паддингтоне первые опыты, пытаясь найти замену морфину, не вызывающую привыкания. Байер сорвал огромный куш, выпустив в продажу новое чудо-лекарство, внушающее благоговейный трепет болеутоляющее. Оно продавалось в привлекательных коробочках, на этикетке которых были нарисованы лев и земной шар. Его рекламировали как не вызывающее привыкания средство для лечения кашля и проблем с дыханием. Не вызывающее привыкания! Нелепо, правда?

Не готовая к иронии, Клер уставилась на тонкое, красивое лицо Джека и почувствовала унижение оттого, что раскрылась ему, — что была раскрыта им, распростерта, растянута для всяческого проникновения. И это человек, который только что занимался со мной любовью, подумала она и тут же поправилась: трахнул меня, пытаясь наказать себя за проявленную слабость.

— Как ты дошел до того, что стал таким дерьмом, Джек? — Напрасное замечание, сделанное, чтобы вернуть хоть немного самоуважения.

Джек, казалось, искренне удивился ее реакции. Она наблюдала, как он ищет причину и выдумывает подходящий ответ — человек, способный надевать на себя разные личины, словно двустороннее пальто. Он придвинулся ближе и провел пальцами по ее щеке.

— Прости, милая, а ты ожидала признаний в неугасимой страсти?

Снова оставшись в одиночестве, Клер с тревогой размышляла о том, как легко могут соблазнить логика и ирония, сделать так, что твоя вера превратится в неправильное понимание фарса, а надежда — в ошибку в суждении. Грехопадение — не столько волнующий прыжок с высоты, сколько полоса незначительных заминок и мелких ошибок при чтении карты. Раньше она относилась к Джеку настороженно, теперь же она боялась его так, как в детстве боялась зеркал: можно бросить взгляд на их поверхность и увидеть свое лицо ужасно искаженным или поймать отражение чего-то, что прячется за углом, подстерегая тебя. Она чувствовала себя очень маленькой и не желала стареть в отражении Джека.

Следующие несколько дней она сторонилась своего родственника настолько, насколько это было возможно. Она испытывала смущение при мысли, что Бен их слышал, и подозревала, что Кристиан не одобрял, а Ник избегал ее (что он должен был подумать, после всех ее намеков про Джека?). Она много размышляла над искусственными горизонтами Магды, о том, как легко устремиться к одному из них. Позднее, просматривая свои собственные дневники того времени, Клер была поражена их двусмысленностью. Посторонний мог бы догадаться, прочесть между строк, но не найти доказательств.

Зачем я сделала это? Что это было, празднование маленькой победы в честь проявленной храбрости? Хотела Ника, а получила Джека. Дура, дура, дура. Если бы я раньше погасила свет в палатке, если бы не засиделась так поздно за чтением Магдиной жизни, вместо того чтобы позаботиться о своей собственной, если бы, если бы, если бы…

Теперь, когда я пытаюсь представить себе дьявола, у него лицо Джека, его понимание подоплеки международных финансовых каналов, его логика. Джек; потомок Айронстоунов по прямой линии от пламени и серы. До того, как я встретила его, мое восхищение перед учеными покоилось на твердых основаниях. Власть ученых над незримой Вселенной, вот что меня привлекало. То были люди, на чьей стороне стояла логика. Задай им любой вопрос, и на все у них найдется теория, гипотеза. Спроси у них, почему течет чайник, и они выдадут тебе Теорему Чайника, Второй Закон Протекаемости, Последнюю Теорему «Твайнингс».[54] Разумеется, со временем станет ясно, что знание причины протечки не означает, что ее можно остановить, и кое-кто в таком случае мог бы отказаться от подписки на «Нью сайентист» или «Сайентифик америкэн». Или, возможно, сдать билеты на очередной сеанс «Стар трека». Но только не я. Я продолжала верить. Пока не повстречала Джека. А теперь моя вера постепенно идет на убыль.

9

В тот период развития ботанической науки, когда мулов в основном заменил микроскоп, картами «Ксанаду» служили истории, легенды и слухи. Из Сиккима экспедиция двинулась на восток по тропе, которая проходила через горный хребет Донгку и вступала в тибетскую долину, известную Кристиану как Чумби, проводникам-бхотия как Амочу, тибетским китайцам как речная долина Дромо Мачу, а некоторым лепча как долина Цветов.

— А у нее есть какое-нибудь собственное название? — громко поинтересовалась Клер, шагая в сумерках сквозь упавшее созвездие светлячков.

Все свое время она проводила в воображаемом мире, который трудно было оставить, сказочном краю, где жили Магда, Арун и все остальные безвестные индийские художники и проводники, которые проходили этими тропами до них. Джек. немного отставший от головной группы, чтобы подогнать ее, положил руку на затылок девушки, но Клер немедленно отпрянула и начала оглядываться, чтобы увериться, что никто не увидел. Ее родственник нахмурился и сунул руку в карман.

— Ты только делаешь все хуже, Клер.

— Что делаю хуже? — Она злилась на него за то, что он прервал ее внутреннюю беседу с Аруном.

— Ты гораздо яснее даешь понять, что между нами что-то есть.

— Что? Что между нами есть?

— Ничего, о чем стоило бы поднимать столько шуму. Зуд, который надо было унять.

Клер вскинулась, готовая расплакаться.

— Похоже, любовь тебя ничему не научила, так, Джек?

Она тут же пожалела, что заговорила о любви. Еще одно щекотливое понятие, вроде героев и надежды.

— Давай-ка подумаем, чему меня научила любовь? — Джек почесал следы укусов насекомых на своей шее так яростно, будто это ее вопрос их вызвал. — Полагаю, она научила меня тому, что плохим бракам, как плохим гибридам, присущи пошлые цвета и болезни. И еще урок измены и предательства — вот что я выучил. Ты любишь кого-то, а потом предаешь его. Тот, кто любит тебя, всегда в конце концов изменит тебе. Все эти Иудины пакости, отсутствие веры — в других, в себя, наконец. Чем больше ты кого-то любишь, тем больше предаешь себя самое.

Клер обратила внимание, что его лицо, и без того тонкое, превратилось в лезвие топора из-за плохого питания и длинных переходов; все в нем казалось острым и резким.

— Тебя научила этому какая-нибудь женщина? — спросила она, и ее голос был мягче, чем слова.

— Это урок моего отца, преподанный ему на коленях твоей любезной Магды.