Оползень (Сборник) - Десмонд Бэгли

— Если подойдет цена, — мгновенно ответил Аристид.

— Не выясняя, откуда оно?

Легкая усмешка появилась в глазах Аристида.

— Нет ничего более анонимного, чем золото, — сказал он. — У золота нет хозяина. Оно временно принадлежит тому, кто дотрагивается до него. Да, я купил бы это золото.

— Даже тогда, когда свободный рынок закроется?

Аристид только пожал плечами и улыбнулся.

— А вот представьте себе, — продолжал Уокер с глупой и бессмысленной настойчивостью, — к вам должна поступить большая партия золота, прибывающая в Танжер…

— Я продам вам золото, как только вы пожелаете, мистер Уокер, — сказал Аристид, усаживаясь за свой письменный стол. — Полагаю, вам понадобится счет в банке, раз вы собираетесь жить в Танжере.

Перед нами снова был деловой человек. Уокер бросил взгляд на меня, затем сказал:

— Ну я не знаю. Пока я совершаю круиз вместе с Халом, обо всех моих нуждах заботится мой верный друг — аккредитив из Южной Африки. Я уже сорвал немалый куш в одном из здешних банков — ведь не мог я рассчитывать, что фортуна пошлет мне столь благосклонного банкира. — Уокер не поскупился на широкую улыбку. — Мы здесь проездом, — продолжал он, — отплываем через пару недель, но я вернусь, да, я вернусь. Когда мы возвращаемся, Хал?

— Мы направляемся в Испанию и Италию, потом — в Грецию. Вряд ли нас занесет в такую даль, как Турция или Ливан, хотя все может быть. Я бы сказал, что мы вернемся сюда через три или четыре месяца.

— Вот тогда-то я и поселюсь в своем доме основательно. Каза Сета! — произнес Уокер мечтательно. — Звучит превосходно!

Мы распрощались с Аристидом, а как только вышли на улицу, я в ярости накинулся на Уокера.

— Что заставило тебя натворить столько глупостей?

— Каких? — невинно спросил Уокер.

— Ты отлично знаешь, о чем я говорю. Мы договорились не болтать о золоте.

— Должны же мы хоть иногда поговорить о нем, — возразил Уокер. — Как мы сможем продать золото, ни слова не говоря о нем? Я даже подумал, что нам повезло: мы сумели выяснить, как относится Аристид к золоту из неизвестного источника. Считаю, я неплохо справился с этим.

Пришлось его еще и похвалить, но все-таки я счел нужным сказать:

— Знаешь, ты бы поменьше валял дурака. Меня чуть удар не хватил, когда ты начал морочить голову Аристиду привидениями. На карту поставлены важные дела, а ты, видите ли, развлекаешься.

— Знаю, — сказал он рассудительно. — Я понял это, когда мы находились в сейфе-хранилище. Я успел забыть, как выглядит золото и что при этом испытываешь.

Значит, и его задело за живое. Я успокоился и сказал:

— Ладно уж, но не забудь. И, Бога ради, не валяй дурака в присутствии Курце. Мне и так трудно сохранять мир, хотя бы такой, какой есть.

Когда мы встретились с Курце за ленчем, я сообщил:

— Сегодня утром мы видели чертовски много золота.

Он выпрямился.

— Где?

— У Аристида, в очень большом банковском сейфе, — ответил Уокер.

— Я полагаю… — начал заводиться Курце.

— Ничего не случилось, — сказал я, — все прошло очень спокойно. Мы посмотрели разные слитки золота. Существует два стандартных размера, которые с готовностью принимают здесь в Танжере: один весом в четыреста унций, второй — в один килограмм.

Курце нахмурился, и я поспешил объяснить:

— Это приблизительно два фунта с четвертью.

Он что-то буркнул и глотнул виски.

— Мы с Уокером обсудили все и пришли к заключению, что Аристид купит золото даже после того, как золотой рынок здесь прикроют, но, возможно, нам придется заранее обратиться к нему, чтобы он успел сделать необходимые приготовления.

— А я думаю, что нам следует заняться этим немедленно, — заявил Уокер.

Я покачал головой.

— Нет! Аристид — друг Меткафа. Это все равно что тигра приглашать на обед. Мы не должны вступать в переговоры до тех пор, пока не вернемся, а тогда уж придется рискнуть.

Уокер промолчал, поэтому я продолжил:

— Загвоздка вот в чем: вряд ли Аристид с радостью примет четырехтонную глыбу золота к себе в банк, поэтому нам все равно нужно будет переплавлять киль в слитки. Наверняка Аристиду придется как-то мухлевать с банковскими счетами, чтобы отчитаться за дополнительные четыре тонны, но тогда знать об этом он должен до того, как закроется рынок, следовательно, мы должны вернуться до девятнадцатого апреля.

— Не так много времени, — проворчал Курце.

— Я уже определил возможные сроки для каждого этапа операции, у нас в запасе остается месяц. Но возможны всякие непредвиденные обстоятельства, и нам этот месяц может понадобиться. Сейчас меня волнует совсем другое.

— Что именно?

— А вот что. Когда — и если — мы привезем сюда золото и начнем переплавлять его, то получим большое количество слитков, которые будут валяться у всех на виду. Не хочется сбывать их Аристиду маленькими партиями — это плохая политика, слишком велика опасность вмешательства посторонних лиц. Лучше переправить все золото разом, произвести с ним расчеты по всем правилам через швейцарский банк и удалиться со спокойной душой. Но вот тогда и получается, что вся Каза Сета будет завалена грудами золотых слитков, а это никуда не годится.

Я вздохнул.

— Где же нам хранить эти проклятые штуковины? Складывать в жилой комнате? И сколько этих чертовых слитков туда войдет? — добавил я с раздражением.

Уокер взглянул на Курце:

— Ты говорил, что там около четырех тонн, не так ли?

— Да, — ответил Курце, — но подсчет приблизительный.

Я спросил Курце:

— Ты же на своей работе имел дело с переплавкой золота в слитки. Вспомни, насколько точен тот подсчет?

Он задумался, мысленно вернувшись к событиям пятнадцатилетней давности, сравнивая то, что видел тогда, с тем, что узнал позже. Человеческий мозг — удивительное устройство. Наконец медленно произнес:

— Думаю, подсчет точный, очень точный.

— Ладно, — сказал я. — Значит, четыре тонны. Это составляет, девять тысяч фунтов. Точно, как в аптеке. В фунте шестнадцать унций и…

— Нет, — неожиданно вмешался Курце. — Золото измеряют в монетных унциях. В английском фунте 14,58333 в периоде монетных унций.

Он так уверенно оперировал этими цифрами, что я понял — он знает, о чем говорит. К тому же — ведь это его профессия.

— Давай не усложнять, — предложил я, — пусть будет четырнадцать с половиной унций на фунт. Вполне достаточно.

Я начал подсчитывать, делая массу ошибок, хотя скорее всего расчет был совсем простой. Математика в моем проектном деле не вызывает такого эмоционального подъема.

Наконец я получил результат.

— На большую точность я не способен, но если округлить, то выходит, что мы получим около трехсот тридцати слитков по четыреста унций в каждом.

— А сколько получится, если умножить количество слитков на пять тысяч фунтов стерлингов? — спросил Уокер.

Я снова стал марать бумагу и с изумлением уставился на результат моих усилий. В первый раз я представил все это в виде денег. До этого времени я был слишком занят организационными вопросами, а четыре тонны золота и без того казались мне достаточно кругленькой суммой, чтобы не забыть о ней.

В полной растерянности я произнес:

— По моим подсчетам получается один миллион шестьсот пятьдесят тысяч!

Курце удовлетворенно кивнул головой:

— Такая же сумма вышла и у меня. Но есть еще драгоценности. У меня были свои соображения насчет драгоценностей. Аристид был прав, когда говорил, что золото анонимно, а о драгоценностях такого не скажешь. Драгоценности несут на себе печать владельца, и их легко опознать. Мне казалось, что драгоценности лучше оставить в туннеле. Но к этому моих компаньонов надо было подвести постепенно.

Уокер сказал:

— Каждая безделушка по полмиллиона с лишним.

— Хорошо, допустим, полмиллиона каждая. Остающиеся сто пятьдесят тысяч фунтов стерлингов можно пустить на возмещение расходов. К тому времени, когда все завершится, мы потратим больше, чем вложили.

Я вернул разговор к тому, с чего начал:

— Так, значит, у нас триста тридцать слитков золота. Что с ними делать?

Уокер проговорил задумчиво:

— В доме есть подвал.

— Во всяком случае, это уже что-то.

Он продолжал:

— Знаешь, когда мы были в хранилище у Аристида, у меня появилась фантастическая идея. Я подумал, что оно напоминает хозяйство каменщика, в котором повсюду лежат кирпичи, почему бы нам не построить стену в подвале?

Я посмотрел на Курце, он — на меня, и мы оба расхохотались.

— Что в этом смешного? — жалобно спросил Уокер.

— Ничего, — с трудом выдавил я. — Просто здорово, вот и все.