Манхэттенское безумие (сборник) - Ли Чайлд

Мерфи проехал дальше мимо этого переулка и завернул за угол. Поставил «Форд» дальше на улице и проскользнул в переулок позади булочной, где стоял грузовик с работающим на холостом ходу двигателем.

Высокий светловолосый мужчина – немец, конечно, – вылез из кабины и огляделся по сторонам. Потом к нему присоединился второй мужчина, пониже ростом – итальянец, несомненно сам Гракко. Прилагая массу усилий, они с большим трудом сумели снять ящик с грузовика и втащить его в булочную через заднюю дверь. Немец вышел обратно, держа в руке револьвер, и внимательно осмотрел переулок. Мерфи успел сдать назад и спрятаться. Потом агент УСС услышал, как захлопнулась дверца грузовика, после чего в нем включили первую передачу. Он быстро выглянул и увидел, что «Шевроле» уезжает. Мерфи это никак не обеспокоило – он не сомневался, что далеко эти двое не уедут. Вероятно, просто поставят грузовик на парковку.

Он подождал несколько минут, потом выглянул снова. Переулок был пуст. Тогда Мерфи тихонько подошел к задней двери булочной. Заглянув в окно, увидел кухню. Там было темно, равно как и в остальном доме. Он открыл отмычкой замок и пролез внутрь, закрыв за собой дверь. Прищурившись, чтобы лучше видеть в темноте, разглядел печи, подносы, кастрюли. И вдохнул успокаивающий и приятный аромат дрожжей и свежего хлеба (и вспомнил снова собственную жену, которая каждое воскресенье сама пекла хлеб). Передняя часть булочной была пуста и тоже погружена во мрак.

Где же вы, синьор Гракко? И почему вы занимаетесь такими делишками? Из патриотизма? Из-за денег? Из чувства мести?

Ладно, не важно. Мотивы для Джека Мерфи никакого значения не имели. Если ты враг – каковы бы ни были причины, – то должен за это заплатить.

Он тихонько подошел по бетонному полу поближе к ящику. Крышка уже была открыта и приподнята, и он поднял ее и посветил фонариком внутрь. Ну да, то, что и следовало ожидать. И в самом деле, весьма специфический груз.

Храни нас Господь!

Он огляделся вокруг и заметил стул в углу кухни. Сел на него и достал из кармана пистолет. Рано или поздно немец и итальянец вернутся, возможно, с соучастниками. И Джек Мерфи будет готов их встретить. Тут он снова учуял запах дрожжей. Агент уже проголодался. Скоро он вернется к Меган и Падди, и тогда…

– Ты!

Мерфи вздрогнул, когда позади него раздался этот шипящий голос, прямо ему в ухо.

– Не двигайся!

Итальянский акцент. Должно быть, это Гракко. Прятался в кладовке! В кладовке, которую Мерфи не удосужился осмотреть! Ствол револьвера уперся ему в затылок.

У Мерфи яростно забилось сердце, он задышал быстро-быстро. Значит, они не оба уехали. Один лишь немец. Может, они подозревали, что за ними следят, и устроили ему эту ловушку.

«Иисус и Мария!» – подумал он.

Гракко выдернул «кольт» из пальцев Мерфи.

Тот начал было поворачиваться, но итальянец приказным тоном сказал:

– Нет!

Он не хочет смотреть мне в лицо, когда выстрелит в меня, решил Мерфи. И тут услышал щелчок револьвера в руке итальянца, когда тот взвел курок.

Агент УСС закрыл глаза и воззвал к Богу в своей последней молитве.

Как всегда, прямой, как ружейный шомпол, Геллер вошел в заднюю комнату булочной. Коричневые пятна на его лысом черепе выглядели сейчас, в слабом желтоватом свете, особенно ярко. Лука Гракко постоянно менял в кухне лампочки на более слабые. Электричество, как и все прочее во время войны, здорово выросло в цене.

– Ага, вот, значит, где вы творите свою магию, – сказал Геллер, тот самый человек, который своей запиской, спрятанной в однодолларовый банкнот, запустил в действие сегодняшние события.

Гракко ничего не ответил.

– За все месяцы, что мы работаем вместе, Лука, – продолжал Геллер, подходя к печке и заглядывая в приоткрытую дверцу, – я, кажется, так ни разу и не высказал вам своего восхищения по поводу вашего хлеба.

– Я знаю, что пеку хороший хлеб. Похвалы мне не нужны.

Слова никогда никому не кажутся высокомерными или заносчивыми, если это правда.

– Моей жене и мне он очень нравится. Она иной раз делает тосты на французский манер. Вы знаете, что такое французские тосты?

– Конечно.

Хайнрих Коль, стоявший рядом, этого не знал. Гракко объяснил ему, что собой представляет блюдо из хлеба, залитого яйцом, и поспешно добавил:

– Но это нужно обязательно делать на сливочном масле. Никакого лярда. Если у вас имеется только лярд, не стоит с этим связываться.

Геллер кивнул на ящик:

– Дайте мне поглядеть.

Коль поднял крышку. И все трое увидели баллон, привинченный к печке. И все трое смотрели на него очень мрачно, словно на уложенного в гроб покойника.

– Уран, – сказал Гракко. – И это небольшое количество сделает так, как вы говорите?

– Да, да! Здесь достаточно, чтобы превратить Нью-Йорк в дымящийся кратер.

А я бы ожидал еще большего…

Это вещество, как узнал Гракко, скоро превратится в то, что называется атомной бомбой, и это, казалось, было нечто, взятое из научно-фантастических комиксов fumetti, столь популярных в Италии. Коль несколько лет работал над этим устройством, семь дней в неделю, с того самого момента, когда получил директиву фюрера с приказом создать такое оружие.

Гракко охлопал свои карманы и вдруг замер на месте:

– А оно… я хотел сказать, курить-то рядом с ним можно?

Коль рассмеялся:

– Можно.

И протянул ему пачку «Кэмел». Они закурили.

Гракко глубоко затянулся.

Quarto[110]…

В этот момент в дверях кухни появился еще один человек. Подтянутый и по-военному элегантный, как Геллер. Он озадаченно огляделся вокруг.

– Генерал, – с уважением сказал вновь прибывший. Он обращался к Геллеру, к которому все так обращались, хотя тот был в отставке – покинул свой пост начальника штаба армии в Вашингтоне и в настоящее время был гражданским лицом, вторым по старшинству в Управлении стратегических служб. Правой рукой Дикого Билла Донована. – Сэр, я…

– Вольно, Том. Сейчас вам все объяснят, – и Геллер повернулся к Колю: – С этим что-нибудь еще нужно делать? – Он кивнул на баллон в ящике.

– Нет, нет, он полностью безопасен. Ну, конечно, если вы откроете свинцовую оболочку, то через день-два умрете от радиационного отравления. Могу добавить, что это не самый приятный способ умереть.

– Но он не взорвется, а?

– Нет. Уран нужно очень аккуратно обработать и подогнать с точностью до микрона, а потом установить так, чтобы критическая масса…

– Хорошо, хорошо, – прервал его Геллер. – Я просто хотел получить подтверждение, что если наши ребята это сбросят, то не спалят все Западное полушарие.

– Nein[111]. Такого не произойдет.

– Сэр? – снова возник Брэндон.

– О’кей. Вот вам весь улов, Том. Лука Гракко и Хайнрих Коль. А это – Том Брэндон, начальник отделения УСС здесь, в Нью-Йорке. Даже при том, что официально у нас нет офиса в Нью-Йорке.

Гракко не имел представления, что все это означает.

А Геллер продолжал:

– Полковник Коль – сотрудник абвера. Точнее, бывший сотрудник абвера, а до войны – профессор физики Гейдельбергского университета. Последние четыре года он вместе со своей группой работал там над созданием этой штуки, атомной бомбы. Нам было известно, что Гитлер очень хотел заполучить такое оружие, но мы не слишком беспокоились по этому поводу. Все в Вашингтоне считали, что этот бесноватый ублюдок сам себя ограбил, издав Закон о восстановлении профессиональной гражданской службы. Помните, по этому закону из всех университетов Германии изгонялись все профессора неарийского происхождении. Включая самых лучших специалистов по атомной физике. Феликса Блоха, Макса Борна, Альберта Эйнштейна и…

– Да-да, – с кривой улыбкой подтвердил Коль. – Какая ирония судьбы! Гитлер, таким образом, потерял тех самых людей, кто мог определить точный размер массы, чтобы превратить уран двести тридцать пять в расщепляющийся материал. А это…

Геллер прервал его, прежде чем профессор-полковник смог слишком углубиться в технические подробности.

– И они бежали на Запад. Но der Fuehrer настаивал на продолжении работ – с участием таких людей, как присутствующий здесь Хайнрих. Конечно, у этого человека имелась совесть – в отличие от некоторых его коллег. Его цель все время работы над этим… как вы это называете?

– Расщепляющийся материал.

– Ага, над этим. Чтоб потом контрабандой переправить его нам. С помощью подпольщиков, – Геллер посмотрел на Гракко. – И тут на сцене появляется вот этот наш шпион-любитель. Месяца два назад брат Луки, Винченцо, солдат итальянской армии, попал в плен к нацистам и был брошен в лагерь военнопленных. Многие полагают, что итальянцы и союзники – враги, всю войну были врагами. Но в данном случае это не так. Муссолини свергли в сорок третьем году, и король Италии и его премьер-министр тайно заключили с нами перемирие. И многие итальянцы начали воевать вместе с американцами, англичанами и индийцами против немцев, еще остававшихся в Италии. Винченцо бежал из нацистского лагеря и направился в Германию, чтобы сражаться в рядах Сопротивления. Когда в подполье узнали о Луке, они связали Винченцо с Хайнрихом и разработали план, как контрабандой провезти этот распускающийся материал…