Врата Изгнанников - Кэролайн Черри

Он проследил след до того, как он вышел из камышей — одинокий всадник.

Неужели Моргейн? Она никогда не нарушила бы свое слово без причины. Он безоговорочно верил в это. Она никогда не поехала вслед за ним, если бы не случилось что-то очень плохое.

Были и другие следы, вниз по течению, где ручеек мгновенно и предательски становился глубже и всадник должен был держаться ближе к берегу. Он сам так делал, и всадник, тоже, и оставил на берегу след подковы, совсем другой, чем у Сиптаха и направленный в другом направлении.

Вот теперь он испугался по настоящему. И внимательно осмотрел все холмы кругом.

Если бы он опять оказался в земле Маай в то время, когда родственники искали его, чтобы насадить голову на копье, он сделал бы то, что предлагал Моргейн: зарылся бы где-нибудь в землю и лежал до тех пор, пока охотники не прошли бы мимо. Неделю, две, больше, не имеет значения.

Но тогда у него не было женщины, которая ждала его прямо там, куда ехал всадник, и лагерь был разбит прямо на берегу ручья, как на берегу дороги, и охотники там, а не здесь. Конечно она не будет сидеть сложа руки: они договорились, что она заберется на вершину холма и будет смотреть оттуда. Но Сиптах совсем другое дело — лошадь труднее спрятать, и следы на земле остаются, чтобы с ними не делать. Если кто-то проедет мимо, глядя на берег искушенным взглядом, то, конечно, заметит хоть что-нибудь, и никогда нельзя быть уверенным, что все в отряде Гаулта дураки, хотя один из них и оказался настолько беспечным, что оставил видимый след.

Вейни заставил Эрхин скакать быстрее. По дороге он не забывал оглядываться кругом, в поисках следов, но нашел их только однажды, на перемычке между двух холмов, когда, судя по траве, всадник присоединился к достаточно большому отряду.

Дальше следы шли вдоль ручью, берег был хорошо утоптан, в грязи отчетливо были видны следы подковы более чем двадцати лошадей.

Он поскакал дальше, со страхом вспоминая каждый камень и каждую примету разбитого ими лагеря. Внезапно ему пришло в голову, что это даже хорошо, что их много — такая большая группа не может ехать тихо. Небеса знают, что они не слишком хорошо чувствуют себя в лесу, иначе не держались бы вместе, и Моргейн с ее оружием может легко справиться со всеми ними, особенно действуя из засады. Она должна опасаться только одного: не попадет ли в опасность ее единственный спутник.

Только — он вспомнил о маленьком ящичке, который носил около сердца и с обычным холодом подумал о мече-воротах — если это люди Гаулта. Это мог быть и кто-нибудь другой, например из Манта.

Даже если и нет, она должна десять раз подумать, прежде чем использовать свое главное оружие, из страха, что таким образом она предупредит Мант, который может послать на юг целую армию, чтобы найти их—

Или через ворота Теджоса, и тогда на них нападут с двух сторон.

И только Небеса знают, сколько их всего.

И если один из них действительно тот, кого они так опасались, он сможет овладеть силой ворот, скрытой в Подменыше, и исказить ее так, что Подменыш станет непредсказуемым и опасным для всех, кто окажется поблизости, и для того, кто его держит: Вейни вспомнил одного из эрхендимов, стража ворот, храбро сражавшегося в той войне — и погибшего — и это зрелище часто навещало его, особенно тогда, когда меч был в его руках.

Но подарок, лежавший около сердца, был способом найти ее, светом в темных местах: он мог испугать невежественного врага, но не был оружием — и никогда не будет, особенно для того, кто своим телом защищал Моргейн Энджурин.

Вейни не осмелился использовать его сейчас, даже для того, чтобы предупредить ее. Свой меч он отдал Чи и не забрал назад — в результате остался почти полностью безоружным.

Только лук.

И небеса знают, насколько он опоздал.

Все время, пока он скакал по центру ручейка к лагерю, Вейни напряженно вслушивался. Он оставил Эрхин за кустами, которые полностью скрывали ее, соскользнул на землю, и какое-то время стоял не шевелясь, пока не смог услышать все, вплоть до самого слабого шелеста ветерка.

Птица пела долгую радостную песню, но даже это не успокоило его. На болотистом грязном берегу были отчетливые следы, оставленные несколько часов назад.

Теперь надо было принимать трудное решение. Это место больше не было безопасным, значит и все остальные тоже. Он решил рискнуть и свистнул птицей: я здесь, говорил этот свист, и ничего другого.

Ответа не было.

Он яростно закусил губу, стреножил Эрхин, взял лук и колчан стрел, и скользнул через кусты к подножию холма. Он не боялся, еще нет. Могло быть все, что угодно. Например она могла услышать его, но не ответить, боясь обнаружить себя.

Он пошел к лагерю так, как ходят охотники, часто останавливаясь и прислушиваясь. Когда он вышел на берег ручья, то опять увидел следы, а когда вышел на место, где, под холмом, был лагерь, то с первого взгляда понял, что Сиптах исчез.

Отлично, сказал он себе, она забрала его, и ускакала.

Но повсюду следы лошадей врага, слишком уж их много, они перекрывают следы Эрхин и Сиптаха, и тут уже не имеет значения, насколько хорош всадник, потому что как только любой хороший следопыт найдет начало следа, дальше он пройдет по нему до конца.

Она должна повести их вокруг холма, вот что она должна была сделать. И вести их до тех пор, пока они не угодят в одну из ее засад.

Но отсюда, судя по следам, уехало слишком много всадников, во все стороны, стирая любые следы, которые мог оставить серый жеребец, следы, по которым он мог бы пойти. Значит ему надо выбираться за пределы истоптанной области — и исследовать все вокруг, рискуя нарваться на засаду.

Самое лучшее, решил он, пока исследовать то, что произошло здесь.

Склонившись так, чтобы его не было видно, он стал медленно изучать местность, потом пошел вдоль склона холма, среди камней, постоянно останавливаясь и прислушиваясь. И не слышал ничего, кроме ветра.

Потом взлетела птица, на востоке, сзади от него.

Он застыл на месте, и долго стоял, только изредка шевелясь, чтобы не свело мышцы.

А потом птица позвала, прямо перед ним.

Он спокойно и тщательно оглядел склоны холмов, и те точки, где можно было укрыться, так далеко, как только мог, не выходя на открытое место, и не допуская в себя никаких чувств, ни страха, ни самоупреков в том, что он мог сделать, но не сделал; сейчас надо было сделать только одно: уйти из-под склона холма и найти врага, не обращая внимания на то, что происходит сзади. Иначе ему никогда не найти ее.

Он подождал достаточно долго, чтобы заставить их поволноваться, потом спокойно, не оглядываясь, вышел из-под укрытия из кустов и камней.