Соборная площадь - Юрий Иванов-Милюхин

— Неправда, многие устроились сторожами, столярами. В газетах пашут, в фирмах разных. Поэты одеждой, продовольственными товарами торгуют, теми же ежемесячниками, типа «Спид — Инфо». Так что наш брат ко всему приспосабливается.

Хмыкнув, Аркаша снова принялся шарить по карманам, не хотелось ему смириться с потерей. Впрочем, на его месте так вел бы себя каждый. Не оставляет человека надежда на лучшее, а его, это лучшее, уже кто–то подобрал. Нацепив табличку на грудь, я перевел сумку с деньгами под локоть, чтобы в случае чего ее невозможно было открыть чужому человеку. Народ сплошной массой безостановочно валил в ворота главного прохода, с рынка напирал такой же плотный поток. Лица в основном хмурые, озабоченные. Изредка мелькнет беспечная девичья рожица, самодовольная улыбка преуспевающего гражданина или нахрапистое выражение на квадратной морде владельца нового «Скорпиона». Больше неброская серость с задранными по–русски вверх широкими носами. Из–за трамвайной линии донесся слабый звук выстрела. Поначалу на него никто не обратил внимания. Привыкли за последние годы. Выстрел повторился уже ближе. Кто–то повернул голову в ту сторону. Следующий хлопок заставил толпу замедлить движение. Из–за рядов колбасников на рельсы выскочил молодой белобрысый с усами мужчина, бросился бежать по направлению к углу базара на Буденновском проспекте. За ним гнались несколько разгоряченных погоней кавказцев. Расстояние быстро сокращалось. Мужчина обернулся, выстрелил из газового пистолета в первого набегавшего. Второй, не останавливаясь, проскочил чуть дальше, отрезая путь к отходу.

— Да что же это делается, а? Черномазые уже среди бела дня бьют и никто не поможет, — звонко закричала какая–то женщина. — Русские люди, мужчины, что вы стоите смотрите!

Ее поддержали сразу несколько женских голосов. Кавказцы уже вцепились в парня, пытаясь сбить его с ног. Аркаша сорвал табличку, затрусил в ту сторону. Я заспешил за ним, снялся с места кое–кто иэ наших ребят. Толпа плотным кольцом окружила дерущихся. Кто звал омоновцев, кто казаков и милицию. Сразу несколько рук граблями потянулись к рубахам инородцев. Аркаша крепко ухватил за воротник одного из них. Тот попытался вырваться, быстро сунул руку в карман, но оказавшийся рядом дядька здоровенным кулачищем врезал под солнечное сплетение так, что кавказец согнулся пополам, зашелся в плаксиво угрожающем визге. Дядька добавил еще сверху, промеж лопаток.

— Тихо, тихо… Зачем самосуд, цивилизованные люди, — задыхаясь от напряжения, забормотал Аркаша. — Сдадим в милицию, там разберутся.

Вместе с мужиками я тормознул едва не выскользнувшего из кольца второго негодяя. Ну очень скользкий народ эти горцы, так и хочется вытереть руки о тряпку. Странно, столько писателей прославляли их гордость, смелость, справедливость. И где достойные мужчины качества теперь? Может, и не было их вовсе, если сейчас они накидываются на одного стаей голодных шакалов? Забивают ногами до смерти вместо вызова, как в старых кинофильмах, один на один. Живуча татаро–монгольская племенная привычка. Еще двоих, среди которых оказался горец в годах, задержали остальные граждане. Не били, не материли, не угрожали, просто не выпускали из рук и все. Молодой мужчина размазывал по лицу кровь с разбитых губ. Ненадежный пистолет его валялся под ногами. Он наклонился, поднял газовую безделушку, сунул за пояс испачканных брюк.

— В следующий раз, корешок, носи с собой что–нибудь посолиднее, — посоветовал ему Саня Хохол. — И сразу в лобешник. Они по–хорошему не понимают.

— Ну, только убивать, — добавил выросший словно из–под земли казачий урядник. — Жаль, раньше не подоспел. Я бы им…

Многие согласно закивали казаку. Раньше, не будь сами участниками инцидента, высказались бы против. Таков русский человек, обиды воспринимает, пока они перед глазами. Отвернулся — тут же забыл. Подоспел наряд омоновцев. Дюжие ребята грубо потащили кавказцев к открывшему железную дверь «собачатнику». Мужчину повели следом.

— И все–таки я против насилия, хотя зверей развелось как тараканов, — сказал Аркаша, отряхиваясь. Мы неторопливо пошли вдоль своего участка. — Обнаглели, сволочи, слова поперек не скажи.

— Я тоже против, — зло процедил я сквозь зубы. — Интеллигентно, как прибалты, предложил бы им переместиться на родной Кавказ и забыть в Россию дорогу. Была бы польза — слова бы не сказал, но сотни лет одни неприятности. Драки, убийства, насилия, кражи.

— Русские бывают похлеще.

— С русскими справиться легче, никуда не денутся. А кавказец совершил преступление и умотал в горы. Ищи правду в ущелье. А пример какой показывают! Большинство русских подонков работают под их марку. Было на Руси в прошлые века подобное?

— У них тоже не было, — буркнул Аркаша.

— А кровная месть? А межплеменные разборки?

— Русский бунт похлеще, вспомни Стеньку Разина, других атаманов, гражданскую войну, наконец.

— Это борьба за идею, за освобождение от цепей рабства. А у них разборки на пещерно–племенном уровне.

— Да, ты прав, на первобытном уровне, но все равно за свободу.

— Как у американских индейцев, которые до сих пор в цивилизованном обществе остаются собаками на сене, хотя им давно обрубили уши. Для их же блага, заметь, — с раздражением в голосе продолжал доказывать я. — Еще вспомни о том, что первые поселенцы просто уничтожали аборигенов на их же территории, умеющих только скакать на мустанге да воевать, а Россия посадила многочисленные первобытные племена, способные лишь огрызаться, себе на шею. При том, на своей земле. Кормит, поит, прощает дикие выходки. Где это видано, в какой стране мира? Не только в Америке, но даже в Австралии папуасов загнали в резервации, чтобы не мешали спокойно жить, не подставляли усыпанную цыпками ногу в стремлении идти вперед, к процветанию цивилизованного общества. Да, не забывают и аборигенов, постепенно вовлекая их в строительство лучшего будущего. Постепенно! А в России решили сразу, раз и навсегда, стереть грань между племенным и достойным лишь высокоразвитого общества укладом жизни. Что из этого получилось? Ничего. До сих пор межнациональные разборки, до сих пор по общему культурному развитию вторые после Африки.

— Зато у нас нет оскорбляющих человеческое достоинство резерваций. Общая масса практически однородна. Русские и все, — усмехнулся Аркаша. — Так что твои доводы не совсем приемлимы.

— Да пойми ты, тянут они нас назад, — психанул я. — Не дают влиться в единое пространство той же сытой чопорной Европы, хотя еще со времен Ярослава Мудрого те признавали нас своими, европейцами. А сейчас, с началом перестройки и открытием границ, по странам и континентам вопль — русские идут. Слава Богу, американцы начали разбираться кто есть кто. Уже пишут не о русской мафии, а о русскоязычной, что далеко не одно и то же. До этого весь позор падал на головы истинно русских.

Мы дошли до своего места работы. Аркаша поправил сумку на плече.

— Спасибо за лекцию, — цепляя табличку, сказал он. — Не со всем, конечно, я согласен, но доля правды есть. И большая.

— Как ты можешь согласиться, когда сам наполовину еврей, — уколол я его. — Логика мышления, понимаешь, одинаковая с нерусскими.

— А ты кто? — повернулся всем корпусом Аркаша. — Сам на каждом перекрестке подчеркиваешь, что не русский, а русич.

— Если чувашская княжна, которую я чпокнул, твердо заявляла, что она по национальности русская, то мне сам Бог велел покопаться в истории своего древнего рода, — отпарировал я. — Кстати, когда я в очередной раз заламывал в отчаянии руки по поводу позорящей себя пьянками, грязью, развратом и другими непотребными действиями русской нации, одна женщина с удивлением воззрилась на меня. Мол, кого я считаю русскими. Этих, с пропитыми широкими мордами оборванцев, корявеньких, недоразвитых мужичков и баб? Они только по паспорту русские, а на самом деле к великой малочисленной нации, сумевшей заставить говорить на своем языке одну шестую часть мира, никакого отношения и близко не имеют. Это потомки разных племен, по большей части с татарского Поволжья, со всех сторон прилепившихся к могущественному развитому государству Русь. Вот так–то, дорогой. После ее замечания я словно прозрел. Как гора с плеч свалилась.

— Уймись, могущественный, — снисходительно похлопал меня по плечу Аркаша. — Коли ты такой великий на самом деле, то вдвойне обязан заботиться об остальных малых народах, у которых отобрал не только землю, но и родной язык.

— Я забочусь. Но честное слово, надоела многовековая забота хуже горькой редьки. Хочется пожить как немцы, или шведы.

— В отпуск не собираешься? Как швед.

— С удовольствием бы. А ты?

— Хм, билеты со своей уже взяли. В сентябре бархатный сезон.

— Тебе легче. В твоей сумке шестьдесят пять ваучеров не заторчали.