По ступеням веры - Митрополит Антоний (Блум)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь я хотел бы рассмотреть с вами вместе, во-первых, каким образом мы ставим Бога под вопрос, и затем – как Бог нас ставит под вопрос, почему мы бываем неспособны молиться Богу Живому, истинному Богу: ведь мы обращаемся не к истинному Богу.
Где же Бог в нашей современности? Мне часто доводится слышать: «Но как молиться Богу, когда Он явно равнодушен к человеческой трагедии, когда Его нет в ней, когда Он совершенно чужд ей? Как молиться Богу, Который укрылся в Своем небе и предоставляет человеку самому разбираться с ужасным Его даром, с дарованной Им нам свободой, за которую расплачиваемся мы, а Он как бы умыл руки?»
Поставим перед собой эту проблему и посмотрим, действительно ли Бог устранился или вина на нас, и мы не видим Его, мы не замечаем Его участие: оно совершенно особенного свойства, но оно полное, всецелое.
Для начала я хотел бы отослать вас к двум евангельским рассказам о буре на Генисаретском озере (Мк 6:45–52; Мк 4:35–41). Они построены в основном одинаково: ученики покинули один берег озера и направляются к другому. Ночью озеро охвачено бурей. Они борются со смертью, которая грозит им со всех сторон, которая силится сломить хрупкую безопасность их лодки. И наконец они оказываются лицом к лицу со своим отчаянием и с Божественным присутствием, которое они не умеют распознать. Таков общий план.
Теперь что касается деталей. В первом рассказе мы видим их в лодке посреди бури; и в какой-то момент, когда силы их почти истощились, мужество покидает их, надежда колеблется, вдруг поверх бушующих волн, среди неукротимого ветра они видят, как Христос идет к ним – и не могут поверить, что это Христос. Им думается, что это призрак, и они вскрикивают от ужаса.
Почему они думают, что это призрак? Да просто потому, что они не могут представить, что Бог, Который есть Бог жизни, присутствует в сердцевине этой смертоносной стихии, окружающей их со всех сторон, что Бог, Который есть гармония и красота и покой, находится в самом центре разбушевавшейся природы. Они не могут поверить, что Бог – там, где они видят лишь смерть, смятение, опасность.
Не так ли мы поступаем каждый миг? Когда мы видим человеческие трагедии – личные, непосредственно нас касающиеся, или трагедии большего масштаба, охватывающие некую группу, которой мы принадлежим: нацию, народ – разве мы не поступаем именно так? Разве мы не ставим под вопрос самую возможность того, чтобы Бог присутствовал в сердцевине трагедии? Разве мы не говорим: «Господи, невозможно Тебе здесь быть, это призрак, это карикатура, это оскорбление Твоей святости и истинному Твоему присутствию; Тебя здесь нет. Если бы Ты был здесь, то водворился бы мир, покой сошел бы, не было бы больше трагедии, не было бы больше проблемы… Не может быть, что Ты здесь!»
Второй рассказ рисует нам происходящее несколько иначе, – вероятно, это другая буря. На этот раз ученики отплывают от берега не одни, Христос с ними. Бушует буря, и Христос, утомившись, засыпает на корме лодки. Он спит, положив голову на возглавие, подушку. Ученики в борьбе, они бьются с наступающей на них смертью, со смертью, окутывающей их отовсюду. Они борются за спасение своей жизни, отстаивают безопасность, укрытие, пусть хрупкое, обманчивое, какое представляет их лодка. И обессилев, теряя надежду, когда буря охватила их сердце, их душу, когда буря уже не вне их, но поколебала до глубин их самих, они обращаются ко Христу. И с чем же?
Они не обращаются к Нему с надеждой, которая превосходит их отчаяние, с уверенностью, что Он может в любой момент выправить любую ситуацию или придать смысл любой ситуации при всей ее трагичности; они обращаются к Нему с возмущением, с горечью: «Неужели Тебе дела нет, что мы гибнем?» Греческий текст жесток, груб; они будто обращаются ко Христу со словами: Тебе безразлично, что мы сейчас погибнем!.. Они Его будят, тормошат Его. И даже не с мольбой, они не просят Его о помощи. Их слова означают: Тебе безразлично, Ты спишь, положив голову на подушку, Тебе-то хорошо, удобно, а мы гибнем. Так уж нет! Если Ты ничего не можешь поделать, хотя бы войди в нашу тревогу, раздели наш ужас, умри с нами вместе сознательно!..
И Христос отстраняет их. Он встает, не принимая оскорбление, Он его отвергает: «Маловеры, долго ли Мне быть с вами?» И обратившись к рассвирепевшему морю, к разбушевавшимся над озером ветрам, готовящим погибель, ко всей этой буре, которая остается вне Его, которая никаким образом не проникла в Него ни отчаянием, ни страхом, Он проливает на бурю Свое внутреннее спокойствие и приказывает водам улечься, ветрам утихнуть – и на озеро сходит покой.
Не это же ли самое мы переживаем по отношению к человеческим ситуациям? Сколько раз нам случалось в личной или семейной трагедии, перед лицом более обширных трагедий народов и стран, сказать: Бог-то в безопасности, Он на Своем небе, спит, почивает, смотрит, как мы сражаемся и бьемся, ждет момента, когда битва окончится, когда сокрушатся наши кости, когда будут сокрушены и наши души и наступит момент, когда Он будет нас судить – но до тех пор Он остается вне трагедии…
Возможно, если вы очень уж «благочестивы», вам не хватает мужества выразиться такими словами; возможно, что-то в вас нашептывает эти слова, и вы отбрасываете их силой воли; и тем не менее, в христианском мире сейчас беспрерывно слышится: с Богом что-то не в порядке, что-то не так, есть требующая разрешения проблема… Вот только решаем мы проблему по примеру апостолов; мы говорим: «Это призрак! Он не может быть в сердцевине трагедии; Он – Господь мира, покоя, не может быть Господом бури». Мы говорим: «Ему безразлично! Он наделил нас этой опасной, убийственной свободой, а расплата за это предстоит нам».
Так вот, я хотел бы, чтобы вы немного подумали о том, какое место Христос – Бог во Христе – занимает в истории, будь то ограниченная история человеческой души, личной судьбы, семейной группы, или большая, необъятная История всего космоса, так сказать.
За две тысячи лет, а может, и больше, до рождения Христа был человек, который бился над проблемой Бога. Звали человека Иов; у него было сыновнее сердце, он не мог удовольствоваться благочестивыми увещаниями своих друзей, считавших, что «Бог всегда прав»
