Самец взъерошенный - Анатолий Дроздов

– Она большая! – сказал нам. – Ей одного мало.

Воробышек аж зарделась от удовольствия. Прибрав опустевшие миски, Недотрога поставил деревянное блюдо (еще камушек в урну подозрений, не было у нас такого) и вытряхнул в него из котла горку каши. Богиня-воительница – ориза! С изюмом, вялеными фигами и абрикосами и еще чем-то. Да что это такое, в самом деле! Он заказал еду в харчевне? Там не готовят подобного!

– Накладывайте сами! – предложил Недотрога, расставляя перед нами тарелки. – Кому сколько хочется. Вот! – Он воткнул в горку большую ложку.

Упрашивать не пришлось. Ложка пошла по рукам, и от горки на блюде ничего не осталось. Недотрога тем временем разлил по чашам вино, не забыв разбавить его горячей водой. Когда тарелки и чаши опустели, он свалил их в таз. Будет мыть…

– Вкусно? – спросил, присаживаясь.

Девочки закивали.

– На завтрак будут хачапури с сыром. Я встану пораньше и испеку их на сковороде…

– Где ты это взял? – перебила я, указав на жаровню. – Откуда у нас посуда, мясо, ориза? Ты купил это на восемнадцать ассов?

– Я их даже не потратил! – заулыбался он и высыпал на столешницу монеты. – Возьми! Пусть будут в кассе.

– Тогда откуда деньги?

– Заработал.

– Как?

Он пожал плечами. Меня от догадки бросило в жар. Как может заработать такой красавчик? Богиня-воительница, позор-то какой! Преторианец – лупа… У меня в контубернии!

– Как ты посмел?!. – я сжала кулаки.

– Успокойся, декан! – усмехнулся Недотрога. – Знаю, о чем ты подумала. Это не так. В своем мире я был медикусом и научился делать массаж. Женщинам Рома он нравится, и я неплохо зарабатывал. Утром встретил у лавок знакомую, она попросила по старой памяти… Взамен мне дали посуду и продукты.

– За массаж?

– Ну, да! – пожал он плечами.

– Столько много?

– Массаж стоит золотой…

– Не ври! – закричала я. – Никто не заплатит столько!

Он встал, подошел к нарам и стащил с них свой матрас. Бросил его на стол.

– Снимай тунику и ложись!

Я в растерянности глянула на девочек. Их взгляды словно говорили: «Ну, что же ты! Сама требовала!»

Я расстегнула пояс и потащила тунику через голову. Ступив на лавку, взобралась на стол. Вытянулась.

– Спиной кверху!

Девочки хихикнули. Ощутив, как вспыхнули щеки, я повернулась. Откуда мне знать, как это делается? Недотрога плеснул в ладонь масла, растер его и подступил…

Мир вокруг исчез. Я стонала и корчилась, каждой частичкой тела желая, чтоб это длилось вечно, и опомнилась, лишь когда затопившее меня наслаждение угасло. Я подняла голову. Недотрога стоял в стороне, а девочки смотрели на меня огромными глазами. Я сползла со стола и непослушными руками набросила на себя тунику. Когда, собравшись с духом, подняла взгляд, то увидела вопрос, застывший в глазах девочек. Один, но очень жгучий.

– Это… – Я прокашлялась. – Это стоит золотой, – я повернулась к Недотроге. – Я заплачу! С жалованья…

– Не нужно! – сказал он.

– Заплачу! – возразила я.

– Успокойся! – покачал он головой. – Мы спим в одной комнате, едим из одного котла, вместе служим, а я стану обогащаться за твой счет? У преторианок и без того маленькое жалованье. Женщины, которые мне платили, были богаты. Не уговаривай, Пугио! Не возьму.

– А с меня? – пискнула Бычок.

– С тебя – тоже! – улыбнулся Недотрога.

Бычок вскочила с нар и, прежде чем кто-то опомнился, сорвала с себя тунику. Я только головой покачала: на ней не было даже набедренной повязки. Швырнув тунику на нары, Бычок забралась на стол и вытянулась. Недотрога пожал плечами и снова плеснул масла в ладонь. Но едва он коснулся ее спины, как дверь распахнулась и в комнату ворвалась Помело.

– Ага! – завопила с порога. – Бычок лежит на столе голая, а пришлый к ней уже пристроился!

Мы не успели хоть что-то сказать, как Помело метнулась к очагу.

– У них новая жаровня, а ели они сегодня… – она сунула палец в котел и облизала. – Оризу с изю мом. Все ясно!

Она исчезла в дверях так же мгновенно, как и появилась.

– Одевайся! – велела я Бычку. Та неохотно подчинилась.

– Что произошло? – недоуменно спросил Недотрога. – Зачем эта ненормальная прибегала?

– Расскажу! – вздохнула я…

Помело, видимо, не спала ночь и обошла все казармы. Утром, едва мы позавтракали, пропела букцина, и центурии потекли на плац. Шагая в общем строю, я ловила на себе хмурые взгляды преторианок и невольно ежилась. Ну, будет…

Центурии вытянулись в ряд и согласованно ударили мечами в щиты.

– Трибун! Трибун!..

Мать не заставила себя ждать. Бунт когорты – неприятное дело, а если вдобавок это преторианки… Показавшись между колонн, она быстрым шагом направилась к плацу и вспрыгнула на постамент. Грохот затих.

– Кто будет говорить? – спросила мать.

– Я! – раздалось в тишине, и из рядов выбралась Помело. Кто бы сомневался?!

Оказавшись перед строем когорты, Помело приосанилась. Было видно, что она упивается моментом.

– Ты, трибун, взяла в когорту пришлого, – начала мерзавка, – сказав, что он будет таким же, как и мы. Но на деле ты привела лупу! – Помело возвысила голос. – Вчера я своими глазами видела, как он ласкал Бычка, а другие из контуберния ждали своей очереди. Это еще не все. На ужин они ели оризу с изюмом, а в обед – мясо. Разве нас с вами так кормят?

Строй возмущенно завопил. Помело дождалась, пока все умолкнут.

– Разве нас с вами в казарме ласкают мужчины? Нам говорили, что в когорте все равны, и что же мы видим? Для твоей дочки сделано исключение. Почему? Ответь, трибун!

Строй закричал и загремел щитами. Из своего ряда я видела лицо матери. Она… Сегодня меня точно убьют! Умереть нестрашно, но какой позор!

Мать подняла руку, и шум затих.

– Пугио!

На подгибающихся коленях я вышла из строя. Замерла, не решаясь взглянуть матери в глаза, и вдруг ощутила, что рядом кто-то стоит. Я скосила взгляд. Игрр? Он зачем здесь?

– Разреши сказать, трибун! – звучным голосом сказал пришлый. – Раз мне бросили обвинение, мне и отвечать.

– Пусть говорит Пугио! – завопила Помело. – Тебя не звали!

– Замолчи! – рявкнула мать. – Здесь я решаю! Тебе не мешали говорить, теперь пусть скажет пришлый.

– Благодарю! – поклонился Игрр и снял шлем. Его светлые, давно не стриженные волосы выкатились и рассыпались по плечам.

– С тех пор как я Паксе, из меня пытаются сделать лупу, – Игрр усмехнулся. – Вы, как вижу, желаете знать: зачем я здесь? Почему пришел в когорту? Разве не нашлось другого занятия? Отвечаю: оно у меня было. Имелись дом и семья. Но после того как моя жена пропала, дом забрали, и я оказался на улице…

– Не лги! – перебила Помело. – Какая жена? Пришлые не женятся на нолах. Такого не было с древних времен.