В объятьях звёзд - Ани Марика

Отворачиваюсь, стараюсь не улыбаться. Глупо же.

— Аптечка там. Просто маслом обработай и норм, — шепчет Ансер.

— Нет, сиди спокойно. Удел у меня: лечить таких, как ты, — фыркаю и ухожу к шкафчикам. Нахожу аптечку вместе с полотенчиками и возвращаюсь.

Полностью переключившись на рану Ансера, не слушаю, о чём говорят двое мужчин. Хотя даже если бы и слушала, их язык не поняла бы. Незнакомый опять. Осторожно стираю кровь и слегка придавливаю, проверяя: действительно ли сломано.

— Лапуль, больно, — громче, чем нужно ноет здоровяк.

— Потерпи, львёнок. Будешь умничкой — получишь сладкое, — усмехаюсь нервно, брюнет перехватывает за талию и тянет на себя.

— Львёнок? — шепчет Ансер, пока я, пыхтя, ёрзаю, стоя коленями на его коленях. Не хочу садиться в позе наездницы. Это слишком интимно.

— Твой герб, — намекаю, откуда прозвище, и обрабатываю рану. Скула рассечена и краснота разливается. Вряд ли сломана, но, скорее всего, трещина есть. — Нужно в медкапсулу.

— Зашивай так, не лягу никуда. Давай поиграй в медсестру немного, пока Стар нам план рушит, — тихо ворчит Ансер.

Кивнув, достаю специальный степлер со саморассасывающимися скобами. Этот аппарат ещё в той, другой аптечке видела, когда Марса лечила. Пока стягиваю кожу и ставлю скобы, Ансер матерится сквозь зубы и мнёт бока. Немного болезненно. Явно останутся синяки. Но стараюсь не обращать внимания. Главное, под подол ведь не лезет. Всё почти цивильно.

— Всё, всё, пластырь заклею, — шепчу, подув на рану.

— Само искушение, — урчит брюнет, разглядывая меня и улыбаясь.

Не реагирую. Осторожно прилепив пластырь, пытаюсь встать. Но Ансер обнимает крепче и сминает губы в слегка болезненном поцелуе. Упираюсь ладонями в плечи, пытаюсь остановить, но вспоминаю про дурацкую голограмму за спиной и расслабляюсь. Играть, так играть. И пусть потом не жалуется, если его ещё раз побьют. Обнимаю сама за голову, зарываюсь в жёсткие волосы и рот приоткрываю для наглющего языка.

— Готов всегда пропускать удары, только чтобы ты меня лечила, — выдыхает в рот и вместе со мной встаёт. Перемещает руки на бёдра, сам их раздвигает, заставляя оплести торс ногами. И, не прерывая поцелуй, проходит мимо голограммы в сторону выхода из центра управления.

Глава 37

— Лан, — в комнату заходит Макс. Сам ко мне пришёл. Удивительно. Нужно было согласиться замуж за другого выйти, чтобы этот внимание уделил. Вскидываю голову. Да, я зла и раздражена. Имею, чёрт возьми, право! — Привет.

— Упрекать будешь? — скрещиваю руки на груди и губы поджимаю.

— Нет. Подумал, тебе захочется поговорить или помолчать, — пожимает плечами, грея в ладони пузатую чашку. Киваю. Поговорить или помолчать. Я согласна. Макс пересекает комнату и, сев рядом, передаёт бокал мне.

— Спасибо, — улыбнувшись, делаю глоток. Мой кофе. Сладкий. Крепкий. — Вся моя новая жизнь похожа на американские горки. Это, знаешь, такие качели. Вагонетки едут на специальных рельсах, резко меняя скорость и направление. Вот и моя жизнь точно такая же. То тихо и медленно идёт всё к лучшему. Налаживается быт. А в следующую секунду меня берут и наотмашь бьют под дых, прижимая к полу. И я не знаю, сколько ещё скачков выдержу, прежде чем сорвусь, сломаюсь и сдамся.

— В мире много зла. Столкнувшись с ним, ты нарастишь броню, но не сломаешься.

— Откуда ты знаешь? — усмехаюсь и кладу голову на плечо парня.

— Просто знаю.

Молчу. И Макс молчит. Он всегда умел молчать, когда слова не нужны. Мы просто сидим рядом. Плечом к плечу. Я пью кофе и смотрю на пустую стену. И сейчас. В эту минуту. Ощущаю себя дома. В нашей квартире. На Земле.

— Спасибо, Макс, — выдыхаю, отложив пустой бокал.

— За что? — удивляется он, встрепенувшись.

— За то, что ты есть. И за поддержку.

— Это в любое время, — хмыкает он. — Ты не обязана делать то, что не хочешь. Не обязана жертвовать собой. Это не твоя война.

— И что мне сделать? Отойти в сторонку и не мешать?

— Да, чёрт возьми!

— Поздно отходить в сторонку. Я заварила всю эту кашу, мне и расхлёбывать.

— Хватит уже жертву из себя строить, Лана! — срывается Макс и вскакивает. — Что ты сделала? Нейрограф отдала в чужие руки?! Так это мог сделать и я, будучи репликантом. Так и планировал, между прочим. Исключим из уравнения твоих подруг. Передал бы я прибор. Дальше что? Не послушала старуху и нарушила договорённость, сказав эмиссару? Так он и без тебя всё знал, потому что прослушка стояла. И точно так бы поступил. Навесил маячок, и Тома, разозлившись, дала объявление на твою персону. Не пошла овцой на заклание и пряталась от убийц. Тогда бы Гелю не похитили?

— Да! Не похитили бы!

— Уверена? Думаешь, устранив тебя, Тома остановилась бы? — выгибает бровь Макс.

— Нет, — выдыхаю, запал иссяк. — Я вообще не знаю, чего хочет Тома. Что ей ещё нужно. Она уже сменила внешность, добилась своего, стала молодой. У неё есть деньги и возможности. Уезжай в какую-нибудь глушь и живи спокойно.

— Не дадут ей жить спокойно. Стейбек не даст. И это она знает. Найдёт рано или поздно. И сейчас Тома совершила фатальную ошибку. Если до этого Стейбек наблюдал сквозь пальцы, давая возможность проявить себя Старкару и остальным. То теперь ради своей жены он её не просто достанет и убьёт. Он её замучает до самой старости и показательно казнит.

— Ты откуда знаешь? Только не говори: просто знаю.

— Потому что видел сам, что бывает с теми, кто его предал. Вчера, когда Корпус закрылся железным занавесом, он остался, чтобы допросить весь штат.

— Расскажи, что было.

— Нет, не расскажу. Он твой