Его прекрасные жены - Мэгги Осборн

– Мне нужно домой, - сказала она, не задумываясь о смысле своих слов. Грэшем помог Сьюзен встать и хотел взять у нее Нэйта, но она, издав глухой стон, крепче прижала к себе тело сына.

Потрясенные люди расступились перед ними, когда Грэ-шем повел ее к повозке. Чьи-то руки касались ее, но Сьюзен ничего не ощущала. Приглушенные голоса выражали сочувствие, но она ничего не слышала. Сьюзен умирала, охваченная нестерпимой болью.

Дорога от озера до Оулз-Бьютта казалась бесконечной. Притулившись к Грэшему, Сьюзен баюкала сына, вполголоса что-то напевала и вытирала с его личика свои слезы.

Когда они подъехали к коттеджу, она отчаянно прижала сына к груди и, запрокинув голову, закричала и завыла, изливая небу свою скорбь.

В течение первых ужасных дней горе отгораживало Сьюзен от внешнего мира. Непостижимым образом она проживала час за часом, окаменев душой, но делая все, что от нее требовалось.

Если на востоке все подчинялось строгим правилам этикета, на Западе преобладали доброта и участие. Женщины Оулз-Бьютта не оставили Сьюзен наедине с ее горем. Они с утра появлялись у нее на пороге, приносили с собой еду в прикрытых сверху блюдах и оставались со Сьюзен, чтобы разделить ее горе.

Дамы из Общества взаимопомощи сшили ей незамысловатую траурную одежду. Кто-то принес носовые платки, отделанные черной каймой. Ученики Сьюзен сочинили стихи, посвященные Нэйту, и преподнесли ей буклет, перевязанный голубой ленточкой. Члены добровольной пожарной бригады собрали деньги и приобрели золотые медальоны для родителей утонувших детей. Миссис Алдер вложила в медальон Сьюзен прядь волос Нэйта и повесила его ей на грудь.

Все предприятия города закрылись, и жители Оулз-Бьютта отправились на кладбище. Длинная процессия людей и повозок тянулась по пыльной дороге. Когда служба закончилась, пестрое одеяло из цветов покрыло свежие могилы.

И все это время Грэшем ни на минуту не покидал Сьюзен.

Он держал ее за руку, когда женщины обмывали тело Нэйта. Грэшем занимался гробом и памятником. Он неизменно заботился о том, чтобы на плите Сьюзен всегда кипел кофейник, а лошади навещавших ее женщин были напоены и накормлены. Грэшем заставлял Сьюзен есть и выводил на прогулку. Он упаковал книги, игрушки и одежду Нэйта и отнес коробку в погреб, чтобы все это не попадалось до времени на глаза Сьюзен.

По вечерам они сидели на крыльце, касаясь друг друга плечами, и Грэшем слушал рассказы Сьюзен о Нэйте, об их путешествии на Запад, об обедах в столовой миссис Алдер. Она вспоминала улыбки, жесты, словечки, присущие только Нэйту и никому другому.

Горестно вздохнув, Сьюзен уронила голову на руки.

– Почему я заставила его ждать дня рождения? Почему не подарила щенка сразу же, как только он попросил? - Она терзала себя мыслями о щенке, отчаянно желая повернуть время вспять.

Подняв голову и увидев, что глаза Грэшема тоже увлажнились, она уткнулась ему в грудь.

– О Грэшем! За всю жизнь он попросил у меня только щенка! И я заставила его ждать. А теперь у Нэйта никогда уже не будет щенка!

Грэшем обнял Сьюзен и прижался щекой к ее волосам.

– На небесах наверняка есть щенки, - отозвался он. - Какие же это небеса, если там нет щенков для маленьких мальчиков, которые будут любить их и играть с ними? - Руки Грэшема крепче сжали ее. - Я тоже любил его, Сьюзен.

Обнимая друг друга, они тихо плакали.

Ночью, на пятый день после похорон, Грэшем поднялся со ступеньки, на которой они просидели весь вечер, и протянул руку Сьюзен.

– Уже около полуночи. - Он вгляделся в ее лицо при свете звезд. - Вы очень утомлены.

– Должно быть, вы тоже устали. - Грэшем спал в кресле у окна на случай, если вдруг понадобится ей. Подняв руку, Сьюзен коснулась кругов у него под глазами. Слишком измученная, она не задумывалась о том, куда делись его очки. - Поезжайте домой. Выспитесь в собственной постели и хорошенько отдохните.

Сьюзен вдруг пришло в голову, что если Грэшем и дальше будет оставаться с ней, это даст повод для сплетен. До вчерашнего дня миссис Алдер тоже ночевала у нее, но нынешним вечером они были одни. Оба подумали об этом почти одновременно.

– Полагаю, мне надо вернуться в город, - с явной неохотой проговорил Грэшем, пытливо глядя в ее бледное лицо. - С вами все будет в порядке?

Вопрос удивил Сьюзен. Никогда уже с ней не будет все в порядке, никогда уже она не почувствует радости жизни. Нэйт был смыслом ее существования, ради него она жила и боролась. Теперь в душе Сьюзен осталась бездонная пустота. Нелепая смерть Нэйта унесла с собой все, чем она дорожила.

– Да, - солгала Сьюзен, сморгнув слезы.

Приподняв ее подбородок, Грэшем заглянул в глаза Сьюзен.

– Вы действительно хотите, чтобы я ушел, Сьюзен? - прошептал он.

Ее обдало теплом, лучившимся из его темных глаз. В течение этих мучительных дней только поддержка и участие Грэ-шема помогали Сьюзен справляться с ужасом и холодом, поселившимися в ее сердце. Она не знала, сможет ли жить, если Грэшем покинет ее.

Сьюзен судорожно вцепилась в его рукав.

– О, Грэшем, обнимите меня, изгоните из моей души холод, боль и невыносимую пустоту! Верните мне Нэйта! Я хочу, чтобы все было как прежде и я снова смотрела, как вы вместе удите рыбу. Объясните мне, почему это случилось! Почему, Грэшем? Почему это был именно Нэйт? Почему? - Слезы ослепили ее.

Он стремительно привлек ее к себе, прижал к груди, подхватил на руки и понес в коттедж за перегородку, отделявшую постель. Медленно и нежно Грэшем опустил Сьюзен на одеяло, лег рядом и откинул локоны с мокрых щек.

– На это нет ответа, дорогая моя Сьюзен. Думаю, вы это понимаете. Мы только терзаем себя, задаваясь подобными вопросами. - Притянув ее к себе, он целовал ее виски и слизывал соленые слезы в уголках глаз. - Нам остается только смириться с Божьей волей и жить дальше.

Сьюзен прижалась к Грэшему, черпая в нем силу, обретая покой в его тепле, знакомом запахе и нежных поцелуях.

– Мне так холодно. - Летняя ночь была теплой, за день коттедж прогрелся, но ее сотрясал озноб. Она не могла согреться с той минуты, как воды озера сомкнулись над ее головой.

Грэшем натянул на них еще одно одеяло, обвил Сьюзен руками и нежно прижал к своей груди. Его губы скользили по ее волосам, лбу, векам, касались рта.

Сьюзен не знала, в какой именно момент их объятия и прикосновения перестали быть жестами взаимного утешения в общем горе и превратились в ласки любовников, изучающих и познающих друг друга.

Секунду назад она лежала в руках Грэшема, тихо плача, а теперь отвечала с нарастающим жаром на его поцелуи, которые выражали теперь любовь и страсть мужчины к желанной женщине.