Обольщение Евы Фольк - Дэвид Бейкер

Его батальон, оказавшись на время в составе 4-й армии затем был переведен в резерв 2-й танковой дивизии, участвуя в ожесточенных сражениях под Смоленском. В середине июля Андреаса с его подчиненными перевели обратно в 9-ю армию, отступившую на оборонительные позиции между городами Гомель и Орша. В ходе невыразимо кровавых боев обе стороны несли большие потери. Атаки советских войск не прекращались ни днем, ни ночью, сея в рядах немецкой армии страх и смерть. Впрочем, невзирая на всю тяжесть оказываемого противником давления, Андреас был больше обеспокоен жизнью его драгоценной Евы, чем ужасами войны. От нее давно не приходило писем.

Наконец, Пауль Фольк известил Андреаса, что Еву и Линди арестовали и удерживают под следствием в Кобленце. Молодой лейтенант целую неделю ходил, как тень, пока 8 сентября, в день капитуляции Италии, не получил письмо от Евы, в котором она заверила, что ее матери удалось добиться закрытия расследования. Наказание Евы заключалось в позорном изгнании из партии и лишении членства во всех национал-социалистических общественных организациях. При этом Гестапо имело право в любой момент вызвать ее на допрос или обыскать ее дом. Что касается Линди, то она отделалась строгим замечанием и небольшим штрафом.

Хотя Андреаса и огорчила подобная несправедливость, он был рад, что Ева не пострадала сильнее. Тем временем, в конце сентября его боевой товарищ и близкий друг, лейтенант фон Шауэр, был убит снайпером, и ответственность командовать батальоном сразу же возложили на Андреаса.

Несколько дней спустя, он вместе со своими подчиненными удерживал оборонительный рубеж на берегу Днепра. Во время одной из самых яростных атак противника Андреас в одиночку уничтожил два советских танка. За выдающуюся храбрость, проявленную в критической ситуации, он был представлен к Железному кресту I степени.

— Да господин пастор, я люблю Рождество, но я беспокоюсь о своем батальоне. Я узнал, что его оттеснили от Курска, и теперь они увязли в болотах севернее Киева. Мне как-то не по себе, что мои парни сражаются без меня.

Обеспокоенный Андреас сидел в кабинете Пауля Фолька — точно так же, как это было более десяти лет назад. Пастор откинулся на спинку кресла. Отложив в сторону письмо своего брата Альфреда, он взял трубку и начал набивать в нее табак.

— Как бы я хотел, чтобы все наши солдаты были на это Рождество дома, и никогда больше не уезжали, — печально сказал Пауль. — Ежедневные сообщения о потерях для меня — как нож в сердце. Боюсь, эта война станет для Германии еще одной катастрофой. Сталинград был для нас началом конца.

— Только не говорите такого на людях.

— Я знаю, сынок. Не подумай, что я — пораженец. На самом деле я осознаю, что вам сейчас надо сражаться отчаяннее, чем когда бы то ни было. Черчилль, как и Сталин, ведет войну на полное истребление. Похоже, наши враги мечтают о будущем без немцев, а Германию видят раздробленной на небольшие фермерские районы. Оскар говорит, что какие-то евреи в Америке подали идею кастрировать наших мужчин, чтобы немецкий народ вообще исчез с лица земли.

— Все это — пустая болтовня. Никто им такого не позволит… Хотя… Никогда не знаешь, как все обернется. У меня и сейчас перед глазами евреи, набитые в грузовые вагоны на станции в Варшаве, хотя нам говорили… — Услышав внизу на кухне какой-то шорох, Андреас осекся. Никогда не следовало забывать, что даже у стен бывают уши.

— Вся эта возня с депортацией дурно пахнет, — сказал Пауль, закуривая трубку. — Я знаю, что мы используем евреев для работы в польских лагерях, но на Рождество Папа Римский прозрачно намекнул об истреблении некоего «народа». Мне кажется, он имел в виду евреев, хотя все это, конечно же, — только мои предположения. Но, вполне возможно, до Папы дошла какая-то информация. Честно сказать, я боюсь радикалов. Я знаю, на что они способны, а какую позицию сейчас занимает Гитлер — непонятно. Впрочем, Андреас, ты прав. Что бы кто ни говорил, как все обернется — никто до конца не знает. Да и, по большому счету, меня сейчас больше всего беспокоит вторжение с запада. Рано или поздно американцы присоединятся к Британии и нападут на нас. Мы окажемся в тисках. Гитлер зря объявлял войну Америке. Лучше бы он этого не делал. Конечно, у американцев сейчас проблемы с Японией, но они все равно сунутся в Германию. Я узнал, что мой племянник Бобби обучает пехотных офицеров основам немецкого языка.

— Американцы всегда снабжали наших врагов, — сказал Андреас. — Думаю, все дело — в нашем договоре с Японией.

Пауль кивнул.

— Давай оставим эту тему в покое. Мир политики бывает очень сложно понять. Для меня, например, совершенно необъяснимо, почему западные страны вместо того, чтобы поддерживать нас, выступают против. Сообща мы быстро смели бы большевиков с лица земли. — Пауль затянулся дымом. — Я хотел поговорить с тобой о другом. Бибер и Оффенбахер положили конец всем сплетням о случившемся между тобой и Вольфом.

— Я только беспокоюсь о вашей дочери, господин пастор, и ни о чем больше. — Андреас, вздохнув, смял в руках свою фуражку. — Я люблю ее больше жизни и хочу, чтобы она была счастлива.

— Я тоже, — кивнул Пауль. — Еве сейчас гораздо лучше, но она по-прежнему борется с самоосуждением за то, что позволила себе очароваться Вольфом. — Пауль задумчиво помолчал. — После того ужасного происшествия на рыночной площади Ева постоянно боролась со страхом и стыдом. Ей казалось, что Вольф поможет ей вырваться из замкнутого круга. Рядом с ним она чувствовала себя значимой и защищенной. Честно говоря, Ева была не в состоянии распознать истинное лицо Вольфа Она была сломлена и просто не хотела видеть правду. Конечно, Еве должны были помочь близкие… Я оказался тем, кто подвел ее больше всех. — Смахнув слезу, Пауль указал своей трубкой на висящую на стене картину «Царство мира». — Мир — это, по сути, вопрос прощения.

В этот момент в дверь кабинета тихо постучали. Пауль быстро совладал со своими эмоциями.

— Входи.

Дверь медленно открылась, и на пороге появилась радостно улыбающаяся Ева. На ее щеках играл румянец. Она смущенно поправила волосы.

— Андреас…

При виде радостного блеска ее глаз, сердце Андреаса учащенно забилось. Пауль поднялся из-за своего стола.

— Ну, вы здесь пока поговорите, а я схожу выпью кофе на кухне.

У Евы внутри все трепетало. Ее ноги стали ватными. Взглянув в глаза Андреасу, она подумала, что никогда в жизни не видела более красивого мужчины. В своей офицерской униформе с прикрепленным на левом нагрудном кармане Железным крестом I степени он был просто неотразим.

— Ах, Ева, я так скучал по тебе! — сказал со слезами на глазах Андреас.

Это стало последней каплей. Будучи больше не в силах сопротивляться, Ева бросилась в объятия Андреаса.

— Прости меня, прости за все, — шептала она, уткнувшись лицом в его плечо.

Андреас не мог говорить. Его переполняли чувства. Он просто крепко обнимал Еву, словно боясь опять потерять ее. Она была единственной любовью его жизни, объектом его мечтаний и смыслом его существования. Ева была тем кругом, в центре которого он всегда жаждал оказаться.

Андреас осторожно, как лепестки хрупкого цветка, сжал своими крепкими руками плечи Евы.

— Для меня нет на земле ничего, ценнее тебя, Ева, — сказал он, глядя ей в глаза. — Я люблю тебя сильнее, чем могу выразить словами.

Ева трепетала. Все осуждающие ее голоса сразу же умолкли. Любовь Андреаса сокрушила голову этому змею. Еве хотелось взлететь счастливой птичкой и запеть с самой высокой крыши.

— Ах, Андреас…

Она опять уткнулась лицом ему в плечо, тая в его объятиях. Лицо Андреаса медленно приблизилось, и Ева, закрыв глаза, подставила губы для нежного поцелуя.

На следующее утро, выйдя из таверны Краузе, в которой он снимал комнату, Андреас поспешно направился к дому Фольков. Открыв на стук в дверь, пастор провел молодого офицера на кухню, где уже суетилась Ева. Нежно поцеловав ее, Андреас преподнес ей красивую гирлянду из еловых ветвей.

Повесив ее на стене в столовой, Ева вернулась на кухню и, смеясь, повязала на Андреаса фартук. Они вместе приступили к подготовке рождественского ужина. Несмотря на ужесточенный дефицит товаров, рождественское угощение в доме Фольков состояло из двух бутылок изысканного мозельского вина, фаршированного жареного гуся, сдобных булочек, фруктового пирога, жареного картофеля и брусники.

Когда вечером Пауль, отзвонив в колокола, ступил на порог своего дома, Ева зазвонила в серебряный колокольчик, призывая отца, Андреаса и Бибера в гостиную к сияющей свечами елке. Собравшись, они спели несколько рождественских песен и приступили к обмену подарками. Ева подарила Андреасу серебряные карманные часы с выгравированной на крышке виноградной лозой, а он ей — красивое платье из Берлина.