Без очереди в рай - Вежина Диана

Тесалов меня, впрочем, тоже удивил.

— Я сказал бы — грамотно сработано, — отметил капитан; было видно, что он несколько расслабился. — Я сначала об утечке информации подумал. Серьезно говорю — исчерпывающий результат, всё вычислила грамотно… Может, взять и наплевать тебе на всё — и к нам работать, в органы?

— Спасибо, лучше вы к нам. Обращайтесь — вылечим.

— Да, каждому свое…

— Ну и кто из нас ехидец после этого?

— Сдаюсь! — Тесалов поднял руки. — А ведь и в самом деле — въедливая ты. У тебя определенно есть способности к аналитической работе. Похоже, это у тебя семейное…

— О чем ты?

И вот тут-то меня Юрий удивил:

— О родственнице о твоей — ну, о Нарчаковой.

— О Елизавете Федоровне? В смысле — о моей соседке?

— О соседке? — Юрий чуть пожал плечами: — Ладно, непринципиально… Тетка-то на самом деле уникальная, реликт, можно сказать. Еще из тех, из бериевских кадров, теперь таких не делают. Она ж еще в войну карьеру начинала — разведчик-диверсант НКВД, несколько забросов в глубокий тыл противника. Была даже представлена к званию Героя, правда, что по молодости лет ей тогда лишь орденок повесили. Да и после тоже — оченно серьезная дамочка была. До хрущевской оттепели в органах госбезопасности работала… А ты разве не знала?

— Знала… кое-что. — Я пристально взглянула на него: — Интересно, а откуда у тебя такая информация?

— Хм, — капитан не то чтобы смутился, но почти, — да как тебе сказать… Подловила ты меня однако, — как будто виновато улыбнулся он. — Каюсь, я тут малость злоупотребил служебным положением. Уж очень, Яна, ты меня тогда заинтересовала, понимаешь ли. Вот я и постарался разузнать немножко о тебе — ну и о круге твоего общения. А что до информации о твоей м-м… соседке — есть приятель у меня один, он, так скажем, по архивам числится. Этот материал по Нарчаковой он и раскопал — почти случайно.

— Вот как… интересно…

Что ж еще тут скажешь?

Разве только это:

— Капитан, а ты вообще-то мент?

Да, именно вот так. Не знаю, как у всех, но лично у меня порой случается: разрозненные факты, даже фактики, скорее нестыковки, мелочи какие-то, за ненадобностью вроде бы бесследно выпавшие за пределы памяти черт ведает куда, в безмысленные дебри подсознания, там со временем как сами по себе стыкуются друг с другом и, составив некую критическую массу, вдруг вспыхивают в голове отчетливым решением, настолько очевиднейшим, что просто непонятно, как же можно было раньше это не сообразить! Уместно говорить об озарении; однако было, промелькнуло у меня в мозгах и кое-что еще помимо очевидного еще одна — не до конца, увы, сформировавшаяся — мысль, совсем немного не поспевшая за первой, а потому как будто ею ослепленная, отброшенная ей назад, обратно за границу сознавания… а впрочем, хорошо уже, что до меня хоть кое-что доперло.

Так что:

— Юрочка, а ты вообще-то кто? Кто ты есть такой на самом деле?

Капитан почувствовал себя, похоже, неуютно.

— Ну, Дайана! Любишь же ты общие вопросы задавать. То кем я буду, то вот — кто по-жизни есть. Во-первых, человек вестимо…

Я почти что попросила:

— Послушай, человек по-жизни, не крути. Ты кто на самом деле, а? И не говори мне, что ты мент!

Не знаю, для кого из нас в эти несколько струной натянутых секунд определялось большее.

— Вообще-то не совсем, — решился капитан. — Другая государева контора, чуть посерьезнее.

— Контора — с большой буквы? — уточнила я.

Капитан кивнул.

— Понятненько…

Как я предполагала. Госбезопасность, значит. ВЧК — ГПУ — НКВД — МГБ — КГБ — ФСК — ФСБ. Всё перечислила? Контора, словом. Как ее не гнобь — всё равно она с заглавной буквы.

— Всё понятно, — повторила я. — То есть ничего, конечно, не понятно…

— Для начала объясни мне, как ты догадалась, — требовательно перебил Тесалов. — Как и когда?

— Да, в общем, только что. А могла еще на побережье разобраться, — горьковато усмехнулась я. — Слишком уж ты вовремя там объявился, Юрочка. И дальше слишком много было этих самых «слишком». Для районного мента ты слишком классно двигался, я же в этом как-никак соображаю, знаешь ли. И говоришь ты слишком как культурный человек, а не как какое-то вервие простое. И…

Тесалов собирался было перебить.

— Не стоит, Юра, — отмахнулась я. — Я знаю, что ты скажешь. Я же и не спорю: и столкнуться мы могли действительно случайно, и единоборствами владеть менту аж сам устав велел, и даже интеллект в конце-то расконцов погонам не помеха. С кем типа не бывает, ничего, даже это худо-бедно лечится. Я согласна, по отдельности всё можно объяснить — но вместе, извини, круглый треугольник получается. Помнишь, как ты между прочим обронил, что твой отец погиб в Афганистане, а служить ты по его стопам пошел? Тесалов, это ж не Чечня! Даже мне известно, что за речкой в ту кампанию менты не воевали — а вот комитетчики работали. Не станешь возражать?

На этот раз Тесалов не спешил.

— И это прауильно, — не удержалась я. — Ну-с, ладно. Хорошо, пускай и эту оговорку тоже можно как-то по-другому объяснить, допустим. Но когда ты Нарчакову помянул — вот тут, не обессудь, ты прокололся. Нарчакова же — она в органах госбезопасности работала. А это значит, что ее досье можно было отыскать в архивах исключительно Конторы, никак не МВД. И доступ к этим материалам ты, будучи ментом, не смог бы получить ни через каких своих приятелей. Достаточно с тебя?

— Вполне. — Тесалов помолчал. — Лихо же тебя я недооценил, ох, до чего же лихо! Не знал бы, что ты врач — за коллегу б принял. — Капитан едва ли не поморщился: — Раскрыла ты меня, как… слов не подберу, как не знаю кто-кого-чего, как…

— Как консервную жестянку без ножа, — любезно вывела его я из филологического ступора. — А, кстати говоря, хотелось бы мне знать, что может делать офицер госбезопасности в милиции? Не просветишь, а?

Капитан вздохнул:

— Ты серьезно ждешь, что я отвечу?

Я покачала головой:

— Пожалуй, нет, не жду. Тогда другой вопрос: почему ты всё-таки м-м… раскрылся, скажем так?

— Ну, знаешь! На тебя не угодишь!

— И всё-таки? — не уступила я. — Ты же мог мне врать до посинения…

— Не мог, а должен был, — отметил капитан.

— Тем более. Так почему же, а? На этот-то вопрос ты, наверно, в состоянии ответить?

— Попробую. — Тесалов бережно взял кисти моих рук и заглянул в глаза. — Предположим, мне чертовски не хотелось раз и навсегда потерять твое доверие, а так бы и произошло. Это тянет на причину? — Я неуверенно кивнула. — Хорошо, тогда это во-первых, — продолжил капитан, — но доверие, замечу, штука обоюдная, не правда ли? Отсюда во-вторых: возникло у меня такое подозрение, что тебе есть что мне рассказать. Что-то, судя по всему, достаточно серьезное. И почему-то я уверен, что с ментом об этом ты бы говорить не стала, разве нет?

Ну и кто из нас кого переиграл, хотелось бы мне знать?

— Я не ошибся?

— Нет. То есть — да. Я не уверена…

— А можно как-нибудь попроще?

Я кивнула:

— Да. В смысле — нет… — Не мать, так перемать. — Сейчас… — Я высвободила руки, закурила. — Короче, так: нет — в смысле не ошибся, да — есть что рассказать, а не уверена… а знаешь, честно говоря, ни в чем я не уверена, Тесалов. И вот что, пусть нам кофе принесут.

— Разумно.

Шурик был привычно расторопен, но и этих нескольких минут мне, в общем-то, хватило, чтобы наново переосмыслить весь расклад, пожалуй что принципиально изменившийся. В общем-то — в том смысле, что почти.

Капитан задумчиво покуривал, меня не торопил.

Я раздавила сигарету:

— Хорошо, попробую. Постарайся только не перебивать, у меня и так в мозгах порядочная каша. Мне сперва придется малость позанудствовать. Давай опять вернемся к этим эпизодам, — я кивнула на листок. — Для ясности двух явно убиенных бабушек вынесем пока за скобки…

— В жизни вообще многое выносится за скобки, — заметил капитан.