На берегах Дуная - Илья Маркин

— Быстро назад! — крикнул Бахарев и в полный рост побежал на гору. Оглянувшись, он увидел на фоне бушующего пламени всех своих людей. Они бежали за ним не отставая.

Когда отбежали далеко в лес, Бахарева остановил тихий голос:

— Товарищ капитан!..

Из-за скалы вышел человек и торопливо заговорил:

— Свой я, свой, радист, Гулевой. Я наблюдал за вами…

— Степа, — подбежал к нему Аристархов, — ты? Откуда? Это же наш радист, — разъяснил переводчик.

— А где рация? — спросил Бахарев.

— Вот здесь, рядом, — показал Гулевой, — там и второй радист. Ранен он. Пять суток скрываемся. Полковник Чижов вас приказал разыскивать, к вам присоединиться.

— А где полковник?

— Там, где все наши. Я все время по радио связь держу.

— Рация исправна?

— В полном порядке. Питания маловато. Но еще часов на двадцать работы хватит. А только на прием — долго проработает.

Бахарев обнял Гулевого. Теперь положение менялось. Радио связывало одинокую группу с армией.

Гулевой пошел вперед, показывая дорогу. Мефодьев и Косенко шли сзади, ветвями заметая следы.

Скоро приблизились к неглубокому ущелью возле обрыва. Тут лежал раненый радист. Пожилой солдат увидел незнакомых людей, пытался привстать, но от истощения и потери крови лишь с трудом двигал руками.

Аристархов дал ему несколько глотков разведенного спирта. Бахарев приказал забрать раненого, и на рассвете группа вернулась в пещеру. Таряев немедленно принялся перевязывать раны бойца. Гулевой развернул рацию и через несколько минут соединился со штабом дивизии. Бахарев нетерпеливо ждал, когда заговорит полковник Чижов. Наконец рация штаба дивизии позвала Гулевого, и Бахарев сразу узнал голос полковника Чижова.

— Я «Ромашка», я «Ромашка», — отвечал Гулевой, — будет говорить Бахарев, будет говорить Бахарев.

— Здравствуйте, Бахарев, — зазвучало в телефоне, — рад за вас. Очень рад. Докладывайте. Докладывайте… Перехожу на прием.

Гулевой переключил рацию и передал микрофон Бахареву.

— Докладываю, — дрожа от волнения, заговорил Бахарев, — собрал двадцать семь человек. Четырнадцать ранены. Скрываемся в горах. Все чувствуют себя хорошо. Что прикажете делать?

— «Ромашка», «Ромашка»! Я «Фиалка», я «Фиалка», — через минуту раздался голос полковника, — передайте благодарность всем товарищам. Раненым ждать нашего прихода. Вам, Бахарев, взять сколько можно здоровых людей и вести разведку. Карта есть? Есть карта? Возьмите карту. Найдите населенный пункт, где вам ордена вручали.

Бахарев торопливо развернул карту. Все в пещере замерли.

Бахарев сразу же нашел по карте пригород Секешфехервара, где Алтаев вручал ордена.

— Нашли? — продолжал полковник. — Смотрите. От этого населенного пункта на юго-запад идет большая дорога. Прямо по дороге отмеряйте двадцать восемь километров. Это ваша конечная точка. Выйти сюда и здесь перейти линию фронта. По пути все разведать. Установить, какие части противника располагаются между тем районом, где вы находитесь, и точкой, куда вам надо выйти. Ежедневно докладывать мне по радио. Час доклада: от своего года рождения отнимите цифру двенадцать. Сутки вам на подготовку — и приступайте. Для охраны раненых оставьте здоровых людей. Доложите, как поняли, прием.

Часть третья

В первые дни 1945 года лихорадочное оживление царило в ставке Гитлера. Генералы и штабные офицеры передавали друг другу последние новости, но, боясь друг друга, говорили только то, что хотел услышать Гитлер. Наступило самое страшное для фашистской Германии время. Немецко-фашистская армия, как зверь в предсмертной агонии, начала свой последний прыжок. По приказу Гитлера отборные танковые дивизии от предместий чехословацкого города Комарно рванулись на Будапешт. В первый день они продвинулись от шести до восьми километров и перевалили через горы Вертэшхедьшэг.

Гитлеру доложили об этом. Он приказал благодарить наступающие войска. Но в докладе была упущена одна «маленькая» подробность; говоря о продвижении, Гитлеру не сказали, что наступающая группировка потеряла в боях до тридцати процентов людей и более сорока процентов танков.

Во второй и третий день наступления дивизии продвинулись еще на восемь-десять километров. И опять Гитлеру «забыли» доложить, что потери наступающих войск достигли шестидесяти процентов в личном составе и более семидесяти — в танках.

А на четвертый день гитлеровские дивизии не продвинулись ни на шаг. Они несли все новые и новые потери, но их рубежи оставались там же, где были и вчера.

На помощь ударной группировке были брошены ближайшие резервы. Прошло еще двое суток ожесточенных боев, а фашистские дивизии стояли все там же, на восточных отрогах гор Вертэшхедьшэг.

Взбешенный Гитлер приказал снять все танковые дивизии с других участков фронта в Венгрии, сосредоточить их перед центром советской гвардейской армии и нанести новый удар.

Утром 7 января рванулась в наступление новая ударная группировка гитлеровских войск. Рванулась — и, оставив на полях под селом Замоль тысячи трупов и десятки сожженных танков, отхлынула назад. Пять суток, не умолкая ни днем, ни ночью, шли яростные бои на этом направлении. Захлебнувшись в собственной крови, гитлеровские войска не достигли успеха и перешли к обороне.

Неудачи под Будапештом взбесили Гитлера. Он метался, ища выхода. Выход, по его мнению, был только один: нанести тяжелые поражения англо-американским войскам и постараться заставить союзников пойти на сепаратный мир.

Гитлер прекрасно знал положение англо-американских войск. Фашистская агентура была везде даже в штабах Эйзенхауэра, Брэдли и Монтгомери.

Арденнский удар, помимо материальных потерь, нанес англо-американским войскам тяжелое моральное поражение. Англо-американские войска были деморализованы и боялись немецкого наступления. Выброшенные в тылах немецкие парашютисты-диверсанты терроризировали тыл. Англичане и американцы останавливали каждого встречного, подозревая в нем диверсанта. В одиночку никто не ходил и не ездил. Передвигались только группами, с вооруженной охраной.

Грызня между Монтгомери и Брэдли с каждым днем принимала все большие и большие размеры. Теперь это уже была не вражда двух генералов, а националистический антагонизм военных двух государств. Подхлестываемые правящими кругами, английские газеты и радио не жалели красок для поношения Брэдли и заносчивых американцев.

Американцы, в свою очередь, не оставались в долгу. Брэдли при своем штабе организовал собственный отдел печати. В первых же заявлениях корреспондентам Брэдли доказывал, что Монтгомери не мог выиграть Арденнскую битву, потому что он:

во-первых, «не принимал в ней никакого участия, пока не была установлена основная стратегия обороны»;

во-вторых, «даже когда он командовал северным сектором битвы, исход этой битвы решался не на севере, а на юге, в Бастони, где были войска Брэдли», и,

в-третьих (только не стенографировать!), Монтгомери вообще тупица, бездарь, карьерист, и только сумасбродные англичане могли такому тупице доверить командование войсками. Будь он американцем, ему бы взвода не дали, а в Англии он фельдмаршал!

Каждое слово Брэдли с быстротой молнии распространялось в войсках. Закипели националистические страсти. В пивных и ресторанах вспыхивали драки между американскими и английскими офицерами. Глухо роптали и солдаты. Все чувствовали, что хорошим это не кончится, но никто не мог остановить все разгоравшиеся междоусобицы.

А Гитлер только этого и добивался. Англичан с американцами он почти поссорил. Теперь осталось стравить их с русскими. Но русские — Гитлер это понимал — на склоку не пойдут. Они упорно будут добиваться своего.

И Гитлер решил прежде всего разделаться с американцами и англичанами. На Западном фронте началась сложная перегруппировка войск. Из наличных тут сил наиболее боеспособные дивизии сосредоточивались в районе Арденнского выступа.

К 6 января с правого фланга Западного фронта к Арденнам маршировали десять дивизий и одна бригада. Там, где были разгромлены войска 1-й американской армии, сосредоточивалась мощная немецкая ударная группировка. Она нацелилась на побережье Ла-Манша и угрожала разрезать англо-американские войска на части и сбросить их в море.

Англо-американское командование знало об опасности и в панике искало выхода. Но выхода не было. Английские и американские войска были деморализованы, значительных резервов не было, свежие силы находились на американском континенте. Для переброски их требовалось длительное время. Действовавшие на Западном фронте англо-американские войска с каждым часом все больше и больше охватывал страх перед новой катастрофой.