Обнаженная дважды - Элизабет Питерс

Ее очки рискованно балансировали на кончике носа. Жаклин подтолкнула их обратно на место и выругалась, методично и изобретательно. Она догадывалась о том, куда мог уйти Пол, и за все сокровища мира ей не хотелось посещать его после того, как опустилось покрывало ночи.

Жаклин задержалась не для того, чтобы вычистить сумку — это заняло бы несколько часов, — а чтобы вынуть из нее осколки разбитого стекла. Люцифер выглядел так, словно хотел уйти — или, возможно, признала Жаклин, она приняла желаемое за действительное. Ее мучило сильное искушение, но она решила, что не может рисковать котом.

Когда Жаклин повела машину по горной дороге к месту, где был расположен кенотаф Катлин Дарси, она слишком хорошо понимала свои шансы на удачу в предстоящем деле. У нее не было конкретных доказательств, способных подкрепить теорию, которую она выстроила в голове. Жаклин верила в нее с самого начала, потому что хотела в нее верить, потому что это привлекало ее как писателя, как изобретателя восхитительно невероятных сюжетов. Если она ошибается, это могла быть не романтическая жертва, но хладнокровный убийца, навстречу которому она торопилась.

ГЛАВА 19

К тому времени, когда Жаклин добралась до места назначения, ее сверхактивное воображение порадовало ее несколькими жуткими сценариями развития событий. В конце концов она оставила только два из них: Пол безжизненно свисает с кенотафа, флакон с ядом зажат в коченеющей руке; или Пол, приведенный в ярость, разбивает бесчувственный камень молотом, зубы обнажены в волчьем оскале, глаза пылают в темноте красным светом, когда он поворачивается (с поднятым вверх молотом) в сторону своего возможного спасителя. Хотя второй вариант был бы предпочтительней из гуманных побуждений, Жаклин надеялась, что скорее печаль, чем ярость могла бы оказать доминирующее влияние. С горем она могла бы совладать. Пол в ярости, даже без молота (или, возможно, с ломом?), был явлением, которое могло подвергнуть проверке даже силу ее очарования.

Когда машина выскочила на поляну и Жаклин увидела, что камень стоит в темноте — одинокий, нетронутый и заброшенный, ее фантазии сдулись как проколотый воздушный шарик, оставив ее в дурацком положении. Ничто не приводило в такое смущение, как невостребованный героизм.

По крайней мере, никто не видел ее поступков. Она также не была готова признать, что ошиблась. Пол мог прийти и уйти. Он мог прийти — и не уйти. Услышав приближение машины, он мог спрятаться — для этого у него было достаточно времени. Здесь было так темно. Уязвленное самолюбие Жаклин начало оживать. Раз уж она забралась так далеко, можно позволить себе осмотреться вокруг.

Или хотя бы осмотреть все настолько, насколько это удастся сделать, не вылезая из машины. Ее часто обвиняли в том, что она носится там, где боятся бродить ангелы, но Жаклин была достаточно умна, чтобы не изображать из себя героинь определенного сорта из плохо написанных триллеров, которых обычно похищали или избивали, потому что у них не хватало здравого смысла отсидеться в безопасном месте.

Жаклин несколько раз развернула машину, пока лучи от передних фар не осветили большую часть пространства вокруг кенотафа. Они отбрасывали гротескные тени, более искаженные и кажущиеся более плотными, чем обычные. Под одним углом зрения очертания кенотафа выглядели точно так, как выглядит согнувшийся человек. Рядом с ним что-то отразило свет взрывом немых вспышек. Жаклин прищурилась, но невозможно было разобрать, что это такое. Она продвинулась вперед на несколько футов, а затем ударила по тормозам. Было это… Да, Боже, это была едва видимая из-за недостаточного освещения массивная форма размерами и фигурой с человека. Он лежал на земле, согнувшись, и начал уползать в скрывающуюся темноту, отчего и был замечен ею.

— Подожди! — закричала Жаклин, борясь с коробкой передач. Назад, поворот, вперед. Ее руки дрожали. Что с ним не так? Он полз на четвереньках, как животное. — Пол, подожди, не убегай.

Он скрылся. Она не видела его, не могла слышать звуков шагов и ломающихся веток за рокотом мотора. Это было хуже, чем она представляла. Он, должно быть, полностью не осознает действительность. Жаклин позвала его снова, пошарила в сумочке и нашла фонарик. Узкий луч дико метнулся, когда она направила его к тому месту, где видела его в последний раз. Ей пришлось держать фонарик обеими руками.

Туда. Немного вправо… Он остановился. Возможно, ранен, не может стоять. Затем она прокричала его имя. Он услышал ее. Он разворачивается.

Жаклин завизжала. Такое она проделывала нечасто, но в данном случае крик был оправданным. На источник света тяжело двигался большой черный медведь. Очевидно, его звали Пол, потому что он шел прямо на нее.

По крайней мере, он не нес молота. Это мысленное замечание показалось ей не более безумным, чем другие, вспыхнувшие в ее мозгу, фрагменты полузабытых мифов и легенд. Оборотни…

Пригвожденная к месту, Жаклин таращила глаза на то, как медведь поднялся на задние лапы. В этой позе он был похож на человека, но заросшая шерстью морда и маленькие, косящие глаза были звериные — и поэтому не такие пугающие. Ничто в животном мире не опасно так же, как человек.

Он был любопытен. И как могло быть, успокаивала себя Жаклин, если бы вы прогуливались по лесу, обдумывая собственные дела, а вас окликнул бы, словно давний знакомый, представитель внеземной цивилизации. Жаклин очень медленно и осторожно убрала голову и руки от открытого окна и нажала кнопку, поднимающую стекло. Потом развернула машину. Ей больше не было видно животного, и она молилась, чтобы он стоял на месте или ушел в чащу. Что стала бы она делать, если бы он вразвалочку зашел на колею и сел там? Или попытался взобраться на капот? Жаклин представила, как она ведет с бешеной скоростью по скоростному шоссе машину, с медведем, сидящим на крыше. Вероятно, в этом штате существует закон против подобных выходок. Остановил бы ее полицейский, следящий за дорожным движением и выписал ли бы ей и медведю штрафную квитанцию?

Очевидно, медведь потерял к ней интерес. Он не появился снова. Однако Жаклин не сделала глубокого вдоха до тех пор, пока не съехала с колеи на мощеную дорогу. Затем потянулась за сигаретой, которую выронила, когда появилось видение. Счастье, что она не прикурила ее тогда. Жаклин сделала это сейчас, заметив с одобрением, что руки не дрожали — не дрожали сильно.

Она улыбнулась. С небольшой редакторской правкой это происшествие составило бы хороший рассказ. Мэриби позеленела бы от зависти.

И ее догадка подтвердилась. Пол уже побывал здесь. Разбитое стекло у основания камня было бутылкой из-под виски. Во время ее последнего разворота, как раз перед тем, как медведь отвлек ее внимание, она подъехала достаточно близко, чтобы заметить фрагмент этикетки. Это был тот же сорт виски, который она видела на столике в доме Пола. Если бы ее не занесло в неизвестные дали фантазий, она бы поняла, что это был наиболее вероятный сценарий развития действия. Опустошив бутылку, он разбил ее о монумент. Точно как мужчина, критически подумала Жаклин. У них нет чувства надлежащего порядка вещей. Лом или молот были бы гораздо более драматичными.

Она надеялась, что Пол не бродил в пьяном виде по лесу. Но у нее не было ни малейшего желания вернуться и поискать его там. Если он и медведь встретятся, значит, медведю не повезло.

К тому времени, как Жаклин добралась до коттеджа, она довела себя до состояния крайнего негодования. Она бормотала, отпирая парадную дверь:

— …притащить меня туда ночью, к медведям… Люди так невнимательны к другим, они всегда подозревают меня…

Визгливый звук телефона заставил ее вздрогнуть, когда она переступила порог дома. Жаклин повернула голову; то, что она отвлеклась, вероятно, ничего не значило, он был готов к ее приходу и быстр, как кот. Его рука зажала Жаклин рот и пригвоздила ее голову назад, к твердому изгибу своего плеча. Другая рука прилепила руки Жаклин к бокам, затем Пол поднял ее, так что ее ноги замолотили в воздухе.

Она должна была понять, кто это, по одному его прикосновению и запаху виски, но лампа, которую она оставила непогашенной на письменном столе, отчетливо осветила его черты лица с неприятно близкого расстояния. Жаклин никогда не чувствовала себя настолько беспомощной. Сумка с набором оборонительного оружия выпала из ее руки. Жаклин пнула назад, целясь в его голень, но обнаружила, что трудно ударить с силой, когда обе ноги оторваны от пола. Звуки, рождающиеся глубоко в ее горле, не могли быть услышаны далее метра от нее.

Ее спаситель находился не так близко от места сражения, но у него был не по-человечески острый слух. Жаклин не имела абсолютно никакого понятия, что он здесь, до тех пор, пока из Пола не вырвалось приглушенное завывание и он не ослабил хватку. Чувствуя, что его мышцы расслабились, Жаклин рванулась вперед. Она приземлилась на четвереньки и дико кинулась к своей сумочке. К тому времени, когда она нашарила баллон с лаком для волос, Пол спасался бегством, подбираясь к лестнице и дико пиная нападающего. Люцифер уворачивался от ноги Пола без труда; его сузившиеся глаза и ощетинившиеся усы были так же красноречивы, как и усмешка на лице человека. Он собрался, взлетел в воздух, сомкнул зубы и когти на руке Пола, извернулся и приземлился на все четыре лапы, готовый к следующему нападению.