Сборник рассказов - Р. Лафферти

— В той стране — а это случилось не здесь — существовал обычай дать осужденному перед смертью наесться, — пробасил Макски голосом церковного органа. — О, мне подали отличный ужин, Джон! И на заре должны были повесить. Но на заре я еще ел. Они не могли прервать мою последнюю трапезу. Я ел и день, и ночь, и весь следующий день. Надо отметить, что я съел тогда больше обычного. В то время страна славилась своей птицей, свиньями и фруктами… Ей не удалось оправиться от такого удара.

— Но что же случилось, когда ты насытился? Ведь тебя не повесили, иначе бы ты не сидел здесь.

— Однажды меня повесили, Джон. Одно другому не мешает. Но не в тот раз. Я одурачил их. Наевшись, я заснул. Все крепче, крепче — и умер. Ну не станешь же вешать мертвеца. Ха! Они решили убедиться и день продержали меня на солнцепеке. Представляю, какая стояла вонь!.. Почему ты так странно на меня смотришь, Джон?

— Пустяки, — проговорил Кислый Джон.

Теперь Макски пил: сперва вино для создания хорошей основы, затем бренди для ублажения желудка, потом ром для вящей дружественности.

— Ты не веришь, что все это достигнуто таким обычным человеком, как я? — внезапно спросил Макски.

— Я не верю, что ты обычный человек, — ответил Кислый Джон.

— Я самый обычный человек на свете, — настаивал Макски. — Я слеплен из праха и соли земли. Может быть, создавая меня, переборщили грязи, но я не из редких элементов. Иначе бы мне не придумать такую систему. Ученые на это не годны — в них нету перца. Они упускают самое главное.

— Что же, Макски?

— Это так просто, Джон! Надо прожить свою жизнь по одному дню.

— Да? — неожиданно высоким голосом произнес Кислый Джон.

— Гром сотен миров разносится в воздухе. Мой способ — дверь к ним и ко всей Вселенной. Но, как говорят: "Дни сочтены". И это налагает предел, который нельзя превзойти. Джон, на Земле были и есть люди, до которых мне далеко. И то, что проблему решил я, а не они, значит только, что она больше давила на меня. Никогда не видел человека, столь жадного на простые радости нашей жизни, как я.

— Я тоже не видел, — признался ему Кислый Джон. — И как же ты решил проблему?

— Хитрым трюком, Джон. Ты увидишь его в действии, если проведешь эту ночь со мной.

Макски кончил есть. Но пил он, не прекращая, и во время развлечений с девочками, и во время драк, и в перерывах между песнями. Мы не будем описывать его подвиги; но их детальный перечень имеется в полицейском участке. Как-нибудь вечерком выбирайтесь повидать Мшистого Маккарти, когда у него дежурство, — прочитаете. Это уже стало классикой. Когда человек имеет дело с Мягкоречивой Сузи Кац, и Мерседес Морреро, и Дотти Пейсон, и Маленькой Дотти Несбитт, и Авриль Аарон, и Крошкой Муллинс, и все в одну ночь — о таком человеке складывают легенды.

В общем, Макски взбудоражил весь город, и Кислый Джон с ним на пару. Они подходили друг другу.

Встречаются люди, чья утонченная душа не выдерживает необузданных выходок товарища. Это те, кто морщится, когда друг поет слишком громко и непристойно. Это те, кто пугается, когда мерный гул "приличной" жизни переходит вдруг в грозный рев. Это те, кто спешит спрятаться при первых признаках надвигающейся битвы. К счастью, Кислый Джон к ним не относился. У него была утонченная душа — но широкого диапазона.

Макски обладал самым громким и, несомненно, самым неприятным голосом в городе, но разве настоящий друг может из-за этого изменить?

Эти двое подняли много шуму во всех отношениях; и немало бывалых ребят, потирая ладони и сжимая кулаки, таскались за ними из одного кабака в другой: и Неотесанный Буффало Дуган, и Креветка Гордон, и Коптильня Потертые Штаны, и Салливан Луженая Глотка, и Пай-мальчик Кинкейд. Факт, что все эти великолепные мужчины хотя и сердились, но все же не осмеливались близко подойти к Макски, красноречиво говорит о его достоинствах.

Но временами Макски прекращал пение и хохотал чуть потише. Как, например, в "Устрице" (что напротив "Большой Макрели").

— Первый раз я пустил свой трюк в ход, — информировал Макски Джона, — скорее по нужде, чем по собственному желанию. Было это в стародавние времена; я плыл на корабле и слишком надоел своим приятелям. Они сковали меня, прицепили груз и выбросили за борт.

— И что же ты сделал? — поинтересовался Кислый Джон.

— Друг, ты задаешь глупейшие вопросы!.. Захлебнулся, естественно, и утонул. А что мне оставалось делать? Но утонул я спокойно, без всяких там бесполезных воплей. Вот в чем суть, ты понимаешь?

— Нет, не понимаю.

— Время на моей стороне, Джон. Кто хочет провести вечность на дне? Морская вода — весьма едкая; а мои цепи, хотя я не мог порвать их, были не очень массивны. Меньше чем через сто лет цепи поддались, и мое тело всплыло на поверхность.

— Немного поздновато, — заметил Кислый Джон. — Довольно странный конец, учитывая все обстоятельства; или это не конец?

— Это был конец той истории, Джон. А однажды, когда я служил в армии Александра Македонского…

— Минутку, дружище, — перебил Кислый Джон. — Надо кое-что уточнить. Сколько тебе лет?

— Ну, около сорока — по моему счету. А что?

— Да нет, ничего.

Ночью, малость помятые и слегка окровавленные, Макски и Кислый Джон оказались в полицейском участке. Нужно заметить, что только арест спас их от недвусмысленной угрозы линчевания. Они весело провели время, болтая с полицейскими, ибо Кислый Джон был там своим человеком. Слову Джона верили; даже когда он врал, он делал это с честным видом. По прошествии некоторого времени, когда линчеватели разошлись, Кислый Джон принялся действовать.

Они давали самые страшные клятвы, что будут вести себя, как все примерные граждане, что отправятся спать немедленно и без криков, что не будут больше куролесить этой ночью и не оскорбят действием ни одной порядочной женщины, что они будут безоговорочно придерживаться всех законов, даже самых глупых. И не будут петь.

Полиция не устояла.

Когда они вдвоем вышли на улицу, Макски нашел бутылку и немедленно швырнул ее. Вы бы и сами так поступили — она просто идеально подходила к руке. Бутылка описала высокую красивую дугу и попала в окно участка. Это был восхитительный бросок!

Снова погоня! На этот раз с сиренами и свистками. Но Кислый Джон стреляный воробей: ему были известны самые укромные закоулки.

— Вся штука в том, чтобы сказать себе: "Стоп!" — продолжал Макски, когда они оказались в безопасности в баре, еще менее пристойном, чем "Сарайчик", и еще более тесном, чем "Устрица". — Я тебе кое-что расскажу, Кислый Джон, потому как ты славный парень. Слушай и учись. Умереть может каждый, но не каждый может умереть, когда ему хочется. Сперва надо остановить дыхание. Наступит момент, когда твои легкие запылают, и просто необходимо будет вдохнуть. Не делай этого, иначе тебе придется начинать все сначала. Затем останавливай сердце и успокаивай мозг. Выпускай тепло из тела, и на этом конец.