Чудо и чудовище - Наталья Резанова

Во взгляде Криоса явственно читалось презрение. Впрочем, снисходительное. Какого еще вопроса он мог ждать от женщины?

– Никакой! – отчеканил он. – Если все же Иммер двинется по обходной дороге, как князь Хатральский, это будет для него самоубийством. А если по прямой… Путь к Зимрану лежит через полдюжины городов, в каждом из которых стоит верный нам гарнизон. Мятежники будут разбиты в первом же сражении.

– А если нет? – вмешался Рамессу. – Что, если они вообще не станут штурмовать царские города, а пройдут мимо? В истории подобные случаи известны…

Всякая снисходительность во взгляде Криоса исчезла.

– Это лучшее, на что мы можем надеяться! Тогда царские гарнизоны, с нетронутыми силами, останутся у них в тылу. А сами мятежники, не имея возможности возобновить запасы провианта, будут ослаблены. Мы возьмем их в клещи и уничтожим. Но, скорее всего, на такое они не пойдут. Однако, даже если бунтовщикам и удастся захватить один или два города, силы свои они бесповоротно измотают. К Зимрану подойдет жалкая кучка бродяг…

– То есть ты собираешься встретить их на подходах к Зимрану? – спросил Рамессу.

– Да, – помедлив, сказал Криос. – Или даже в самом Зимране.

От внимания Даллы не укрылось это промедление. И что отвечал Криос с неохотой. Может, он далеко не так уверен в победе, как он пытается показать? Внезапно на Даллу снизошло озарение. Победа, поражение, бунтовщики, хатральцы – все это Криосу безразлично. Он не хочет воевать. Не потому что боится, вовсе нет, и не из-за старости – у таких людей нет возраста. Он не хочет воевать за женщину. Это ниже его достоинства.

– Следовательно, навстречу бунтовщикам ты не выступишь?

– Не вижу в этом необходимости. Это покойный Ксуф – да упокой его Кемош-Ларан среди лучших – мог бросаться, не разбирая дороги, туда, где слышится звон оружия. Я – не царь, я такого позволить себе не могу.

Далла все больше убеждалась, что ее догадка верна. "Ксуф мог позволить себе совершать глупости, поскольку он был мужчиной" – так следовало понимать его слова.

– Мы собрались не для того, чтобы обсуждать достоинства моего покойного супруга, как полководца, – медленно сказала она. – Тебе они прекрасно известны. Равно, как и то, что нынешний царь, мой сын, возглавить армию не в силах. В этом все и дело. Речь идет о достоинстве царской власти в Зимране…

– Вот именно, – подхватил Рамессу. Он понял, куда клонит Далла, мгновенно все просчитал, и счел за лучшее присоединиться. – Представь себе, как это будет выглядеть. Армия мятежников – а это все-таки армия, поскольку ядро ее составляет воинский гарнизон Каафа, движется через все царство. Прямиком к столице. Будто мы так слабы, что не можем оказать сопротивления.

– И отлично, если мятежники так подумают.

– Да, отлично, если так подумают Иммер и его присные. А если хатральцы и прочие дикари, тем более, что по твоим словам, граница остается открытой? Хуже того, подобное поведение властей может подтолкнуть к бунту тех князей и наместников, что пока еще сохраняют верность присяге. После того, что случилось из-за хлебных поборов, мы узнали цену этой верности. К тому ты сам сказал – беспокойно не только в Каафе, но и в других пределах Маона.

– Осторожность – достоинство казначея. А для воина – позор.

– О благородный Криос! Не сам ли ты всегда порицал покойного нашего царя за неосторожность и опрометчивость в решениях? И коли уж у нас речь зашла о позоре… Никто не сомневается в твоей победе. Но мятежники у стен Зимрана – это ли не позор для царской столицы?

Далла могла бы аплодировать своему управителю. Сама бы она ни за что не сумела бы привести таких убедительных доводов – и столь красноречиво. Она видела, что слова Рамессу возымели на полководца несомненное действие. Как видела и то , что Криос не намерен соглашаться. Пусть в душе он будет десять раз уверен, что Рамессу прав. Просто потому, что полководец никогда не признает правоту евнуха. Так же, как не признает правоту женщины.

Женщины…

Вот где главный довод.

– Ты ошибаешься, Рамессу, – сказала она.

Дряблые щеки евнуха дрогнули в недоумении – что он пропустил? А как же, подумала Далла с некоторым злорадством, этого ты сообразить не можешь, не так ты устроен.

– Речь у нас не о том, что мятежники подступают к Зимрану. А о том, что на царскую власть покушается женщина. Я ношу царский титул, но я – всего лишь вдова царя и правительница при сыне. Это не подрывает основ власти. А самозванка хочет править сама.

– Это затея Иммера. Иммер и хочет власти.

– Верно. Но ты сам сказал – без самозванки он ничего бы не предпринял. Бунтовщики идут за ней, а не за Иммером. Ты понимаешь, что это значит? Это не только бунт против царя. Это Хаддад и Никкаль поднялись против Шлемоносца и Мелиты.

– Об этом пусть заботятся жрецы, – возразил Криос. Но Далла видела, что его удалось задеть. Ей в сущности, сейчас было все равно, старая вера или новая, и какие нравы будут господствовать в Зимране. Ей было нужно, чтобы Криос уничтожил эту женщину, угрожавшую лично ей. Но Криосу покушение на исконно зимранские ценности было не так безразлично.

– Нирцы! – пробормотал он сквозь зубы, – Эти возомнившие о себе ублюдки … жалкие твари… Среди них испокон веков не было ни одного достойного воина. Зато они злопамятны…

– И опять ты прав. Злопамятны и злоязычны. И я больше всех страдаю от их грязной клеветы.

– Войну языками не выиграешь.

– Ты совершенно справедливо напомнил мне, благородный Криос, что не стоит много разговаривать… Я оставлю вас, советники мои. Здоровье царя требует моего присутствия.

Распрощавшись с Криосом и Рамессу, Далла вернулась к себе. Она не сомневалась, что Криос быстро дозреет до нужного ей решения. Его презрение к женщинам не раз играла царице на руку. Так, Криос не стал доискиваться до того, что именно произошло в Маоне. Женщинам положено делать глупости – они их и делают. Если до Криоса дошли разговоры о том, что царица – ведьма и отравительница, он наверняка не потрудился это опровергать. Он просто отмахнулся, процедив сквозь зубы: "А, бабьи бредни". Рамессу – другое дело. Он сунул нос везде, где можно и где нельзя. Но покуда они нужны друг другу, он будет молчать. Происхождение царицы, до тех пор, пока она занимает свой трон, для управителя не имело значения. А вот для Криоса… нет, пожалуй, для Криоса тоже. Какая удача, что в Зимране принимают в расчет только родство с отцовской стороны! Мятежники могут сколько угодно надрывать глотки насчет того, что Далла – не дочь Тахаша, верность Криоса это нисколько не поколеблет. А вот если кто-то из них заикнется, что Пигрет – не сын Ксуфа, тогда неизвестно еще, кто для нее будет хуже – Криос или этот приграничный Иммер. До сих пор никто из мятежников до такого не додумался, но Далла уже привыкла к тому, что самые страшные ее опасения имеют обыкновение сбываться. Поэтому мятеж нужно уничтожить в зародыше. До того, как бунтовщики приблизятся к Зимрану. У Криоса достаточно сил и опыта, чтобы это сделать.

Но он никогда не будет воевать за царицу. Только за царя.

Увы, утверждение, что здоровье царя требует присмотра матери, не было отговоркой. Пигрет, который всегда был слабым ребенком, после возвращения Даллы из Маона беспрерывно болел. Его лихорадило, тошнило, и он не мог даже сидеть. Лекарь из Дельты постоянно потчевал его своими снадобьями, но единственное, что ему удавалось – на несколько часов сбить жар. Тогда ребенок забывался сном. А потом все начиналось сначала. Даллу это бесило. Почему Пигрет так слаб? У него нет для этого никаких оснований. Она, его мать, никогда не болела, и не была в тягость родителям, за что же ей такой позор и поношение? Но главное – у него нет права быть слабым. После всего, что Далла ради него вынесла, он обязан жить и служить безопасности матери. О, вышние боги! Она – мать этого уродца! И нет при ней Берои, которая бы заменила его здоровым мальчиком, не мучая госпожу, и не возлагая на нее тяжесть решения.

Об этом нужно было подумать сразу после рождения Пигрета. А теперь где она найдет подходящего ребенка? В сокровищнице достаточно золота и серебра, чтобы купить сотню детей, но кому доверить такое предприятие? Мир, лежащий за порогом царской цитадели, слишком страшен и жесток, чтобы ступить туда самой, а те, кто служит царице, слишком глупы. Разве что Рамессу… но если Далла прибегнет к его помощи, она даст хитрому евнуху чрезмерную власть над собой. Достаточно того, что ее власть уже шатается.

Все. Хватит об этом. Сейчас главное – подавить мятеж и уничтожить самозванку.

Уничтожить самозванку…

Нужно было поспать. Иначе рассудок не выдержит. Лучше всего было бы выпить сонного зелья. Но после того, что случилось в Маоне, Далла почему-то боялась прибегать к этому средству. Лучше пить вино. Просто вино. Неразбавленное. И побольше.

Сколько бы ошибок Далла не совершила в жизни, на сей раз она угадала точно. Криос спокойно относился к мятежам против царской власти, хотя мятежников уничтожал безжалостно. Но возвращение старых нирских обычаев уязвляло его гордость. Предки Криоса вместе с боевыми товарищами мечами утвердили право называться в этой земле господами, и больше ста лет никто не осмеливался подвергать его сомнению. И вдруг выясняется, что все это время замиренные нирцы лишь притворялись, что живут по закону победителей, а сами таили злобу и искали подходящего случая, чтобы ударить. И дождались. У власти женщина и ребенок, чего уж лучшего просить у богов? Маон, это сонное болото, откуда вся зараза и поползла, восстал. Наместник убит, дворец разграблен. гарнизон, не оказав сопротивления, разбежался. Впрочем, чего еще было ждать – гарнизон набирали из местных.