Десятый самозванец - Евгений Шалашов

Совсем незаметно пришло время конфирмации. В храме Святого Иоанна, где служил мессу незнакомый священник в красном облачении, а помогал ему Бенедетто в фиолетовой одежде, Акундинова заставили ответить на вопросы, которые он вызубрил в «Катехизисе», да прочитать «Angelus» и «Ave Maria», потом полили святой водой и причастили сухой хлебной облаткой. Вина, как знал новообращенный католик, мирянам было не положено. Этим все и закончилось. На прощание Бенедетто подарил ему красивую книгу, где были молитвы, а тот, что был главным, — глиняное распятие. Служка уложил подарки в новенькую сумку, что давалась паломникам.

Отметить обращение где-нибудь в траттории никто не предложил (пятница!), потому Тимофей решил, что он как-нибудь справится в одиночестве. Купил бутылку кьянти, потому что крепче ничего не нашел, взял несколько апельсинов да пару копченых рыбин на закуску и пошел в гостиницу.

Подойдя к стойке за ключом, он был удивлен, не обнаружив его на месте.

— Синьор Джованни, — виновато сказала хозяйка, синьора Паула, пышнотелая молодящаяся особа, на которую у Тимохи были кое-какие виды, — к вам гость.

— Что за гость? — насторожился Акундинов, который никого не ждал. — Кто такой?

— Сказал, что ваш старый знакомый. По-итальянски говорит очень плохо. Вначале ждал вас в приемной, а потом попросил у меня ключ от комнаты. Я решила, что пусть он лучше подождет вас там.

— Почему это? — возмутился Тимофей подобной бесцеремонности.

Вместо ответа женщина только пожала плечами и заискивающе улыбнулась.

— Ладно, посмотрим, кого там шайтан принес, — изрек Тимофей, поднимаясь к себе. Дверь в комнату была открыта. В кресле, уронив голову на грудь, спал человек. Был он в старом драном плаще и в сапогах, заляпанных грязью.

— Эй, ты кто? — спросил Тимофей.

Сидевший поднял голову, и Тимоха узнал… Костку Конюхова, потерянного два года назад!

— Тимоша, Тимошенька! — радостно закричал друг, бросаясь на шею, словно пьяная баба. — Ну наконец-то я тебя нашел!

— Ох, да ни хрена себе! — удивленно сказал Акундинов, еще не зная — радоваться или огорчаться. Вроде бы хорошо, что нашлась пропажа. А с другой стороны — новый нахлебник появился. Но на всякий случай обнял земляка и спросил: — Ты откуда взялся-то?

— Ох, Тимоша, — только вздыхал Костка, размазывая радостные слезы по седоватой щетине. — Где ж я только тебя не искал!

— Ну, за это можно и выпить, — изрек Тимофей, вытаскивая из сумки бутылку и снимая с каминной полки два глиняных стакана.

— Тимоша, а покушать у тебя ничего нет? — робко спросил Костка. — Я третий день не евши…

— Эх, ты, — покровительственно сказал Акундинов, доставая рыбу и фрукты. — Ух ты, мать твою! — рассерженно высказался, когда обнаружил, что распятие, положенное на дно, раскололось.

Вытащив крест на свет, Тимофей грустно сложил обломки друг к другу. Все ж таки подарок кардинала… Мало ли, пригодиться может. Потом, вспомнив, что точно такой же можно купить в любом храме, причем недорого, успокоился. Мог бы и серебряное распятие подарить, сквалыга…

Покопавшись в скарбе, вытащил несколько черствых, но еще съедобных лепешек и головку сыра. Потом (гулять так гулять!) добавил кусок отличного окорока, который берег на черный день.

— Ну, — произнес Тимофей. — За встречу!

— У-а, — невнятно пробулькал Костка, выпивая свой стакан и хватаясь за рыбий хвост.

— Погоди-ка, — остановил его Тимофей, перехватывая грязную руку друга. — Давай-ка апельсинчик вначале съешь. Только не спеши… — И собственноручно принялся чистить шкурки с «китайских яблочек», разламывать их на дольки. Пока Конюхов заглатывал апельсины, хозяин комнаты успел порезать мясо и начал разделывать рыбу.

Конюхов ел сыр вместе с рыбой, заедал все окороком и апельсинами и не морщился. Видно, пытался наверстать голодные дни. Да и сам Тимофей «постился» с раннего утра. Конечно, перед конфирмацией положено не есть подольше, сутки вроде бы, да только кто проверит?

— Ну, рассказывай, — предложил Тимофей, когда почувствовал, что перекусил.

— Ага, — кивнул Костка, обгладывая позвоночник и обсасывая косточки.

— Потом еще в тратторию сходим, похлебки поедим, — пообещал Тимоха, которому вдруг стало жаль непутевого приятеля.

— Ой, хорошо! — выдавил из себя Конюхов, складывая-таки рыбьи останки на стол. Потом, глядя осоловевшими глазами, спросил: — Тимоша, а можно я после расскажу? Спать охота…

— Ну ты хотя бы немного расскажи. Как нашел-то меня?

— Ох, долго рассказывать. Я же тут четвертый день торчу. Тебя ищу. В последнюю-то неделю, когда деньги поизвелись, шел да именем Христовым кормился. Итальянцы меня за полоумного держали, но деньги давали. А вот римляне эти…

— Ну ты даешь! — восторженно вымолвил Тимофей, а потом решил: — Ладненько. Давай-ка пока спать ложись. А я — по лавчонкам пробегусь да чо-нить на ужин присмотрю.

— Только еды побольше, а вина — покрепче. Лучше водочки бы, — мечтательно сказал Костка, раздеваясь и снимая сапоги.

— Ну где ж я тебе водки-то найду? — возмутился Тимофей, прикрывая нос ладонью. Чувствовалось, что Костка давненько в дороге.

Конюхов, стаскивая свои лохмотья, ринулся было к постели.

— Э, погоди-ка, — остановил его Тимофей. — У меня тут и так живности в достатке. Клопы, сволочи, жрут. А ты тут еще мне вшей своих натрясешь. Давай-ка сюда, — сказал он, показывая другу на небольшой коврик.

— Как собачка, — грустно сказал Костка, безропотно укладываясь на пол.

— Вот именно, — буркнул Акундинов, поглядывая — чем бы его укрыть. Ничего подходящего не нашел, поэтому гостю пришлось довольствоваться собственным плащом. Но Конюхову, уставшему в дороге и наконец-то поевшему, было уже все равно. Он спал.

Спустившись вниз, Тимофей вспомнил, что нужно бы все-таки сделать замечание хозяйке, чтобы не впускала чужих людей в номер, за который он, между прочим, платит!

— Простите меня, синьор Джованни, — опередила его хозяйка, выходя из-за стойки. — Обещаю, что этого больше не повторится.

— Синьора Паула, а нельзя ли мне поставить в комнату еще одну кровать? — поинтересовался Тимофей. — Чтобы мой друг жил вместе со мной?

— Не лучше ли вам перебраться в другой, более просторный номер? Там есть комнаты для прислуги.

— Так-то оно так, — согласился Акундинов, думая, а потянет ли его кошелек более просторный, а значит, более дорогой номер. Решив, что нет, сказал: — Видите ли, сейчас я немного стеснен в средствах. Думаю, что когда епископ Бенедетто заплатит мне жалованье, то я смогу позволить себе более дорогой номер.