После смерти Пушкина: Неизвестные письма - Ирина Ободовская

Мы с апреля месяца все время ждем визита Сережи, я на­деюсь, что он все же приедет, но так как сдвинуться с места для него, насколько мне известно, очень большое дело, то я не знаю, когда он одарит нас своим присутствием.

Жизнь наша сейчас как нельзя более уединенна, соседи поразъехались, но в будущем месяце окрестности оживятся, и мы избавимся, я полагаю, от привычного домоседства.

Я, конечно, занята исключительно своей дорогой доче­рью, которая становится уже в некотором роде сознатель­ным существом. Она очень умна, а ее способность все схватывать просто необыкновенна, так что развить ум этой ма­ленькой головки не составит труда, если Бог нам ее сохра­нит. Она также подает мне надежду стать хорошей музы­кантшей, потому что занимается музыкой с большим увле­чением.

Вот, дорогой, любимый Ваня, все что я могу тебе сказать о нас. Разреши мне поцеловать тебя столь же нежно, как я тебя люблю, а также от имени Таши. Тысячу поцелуев дет­воре.

А. Ф.

Пиши нам время от времени, не будь так ленив. Ты не представляешь себе, какое удовольствие доставляют нам твои письма. Ты знаешь, строки, написанные твоей женой, заставили биться мое сердце — так похож ее почерк на по­черк нашей покойной матери».

В письме от 13/25 мая 1860 года обращают на себя вни­мание какие-то намеки, касающиеся Марии Пушкиной. В 1860 году старшая дочь Пушкина вышла замуж за офицера лейб-гвардии конного полка Леонида Николаевича Гартунга. Это был уже довольно поздний брак — Маше было 28 лет, но нам до сих пор не было известно о каких-либо «сложных событиях», предшествовавших свадьбе, хотя и эти скупые строки ничего не разъясняют. Можно себе представить только, как все это переживала Наталья Николаевна. Судя по письму, и Александра Николаевна принимала близко к сердцу эти события. Как мы видим, она живо интересова­лась всеми своими близкими, очень тепло и она, и Густав от­неслись к женитьбе Ивана Николаевича. По письмам Фризенгофа можно сделать вывод, что он по-родственному от­носился к Гончаровым. Мы не знаем, приезжала ли когда-нибудь Александра Николаевна в Россию. А. М. Игумнова, не раз гостившая в Бродзянах, в своих воспоминаниях пи­шет, что она «всячески поддерживала связь с Россией, не раз ездила к своей родне». Но в письмах Александры Нико­лаевны ни разу не упоминается об этом, более того, в пись­ме от 22 января/3 февраля 1868 года она опять говорит о том, что очень хотела бы познакомиться с женой Ивана Ни­колаевича. Следовательно, до 1868 года она в России не бы­вала. Думаем, что материальное положение семьи вряд ли позволяло тогда предпринять это путешествие. Ездила ли Александра Николаевна позднее, мы не знаем, а после 1880 года это и вообще было невозможно: ее разбил паралич. Что касается Ивана Николаевича, то он приезжал к сестре в Бродзяны, по-видимому, в 1858 или 1859 годах, поскольку его помнит шестилетняя Таша Фризенгоф. Подтверждается это и письмом Густава от 1860 года, которое мы здесь опус­каем: он пишет Ивану Николаевичу, что надеется видеть его с молодой женой в Бродзянах, чтобы отдохнуть, так как он по опыту знает, что его здесь ожидает тихая, спокойная жизнь.

Александра Николаевна много внимания уделяет воспи­танию маленькой Таши. Видимо, в более поздние годы (1865—1867) материальное положение семьи вследствие не­урожаев и стихийных бедствий было затруднительным, и Фризенгофы были вынуждены в целях экономии жить по зимам в Бродзянах. В одном из писем 1867 года Александра Николаевна сетует, что девочка подросла (Таше было тогда 13 лет), и ей уже недостаточно гувернантки, нужны учителя, а их нет в здешней глуши. Страдают также ее занятия музы­кой, нет у нее и общества сверстниц, что необходимо для воспитания.

«Девочка растет как дикое растение, — пишет Александра Николаевна. — Она должна ходить в церковь, но не может этого делать; вот уже четыре года как мы не говели. Счастье еще, что у нее есть ярко выраженная склонность к набожно­сти, и для меня важно, чтобы она знала, к какой религии она принадлежит. Но так как у нее нет в этом отношении прочной основы, ее религиозные убеждения могут быть легко поколеблены».

Следует отметить, что если Екатерина Николаевна со­гласилась с тем, что ее дети будут католиками, то Александ­ра Николаевна настояла на том, чтобы ее дочь была креще­на в православной вере. Однако нам кажется странным, что, думая о том, чтобы дочь не забывала о своей принад­лежности к православной религии, мать не позаботилась, чтобы девочка знала русский язык. Здесь, возможно, сказалось влияние Густава. Александра Николаевна беспокои­лась о дочери не напрасно; мы увидим далее, что Наталья  Густавовна выросла избалованной, эксцентричной девушкой, а в старости была просто чудаковата.

Трудное материальное положение Фризенгофов заставляло их неоднократно обращаться к Ивану Николаевичу с просьбой уплатить им задолженность по наследству от матери, а позднее — и по разделу после смерти отца Николая Афанасьевича. Но Иван Николаевич, обремененный боль­шой семьей (и от второго брака у него было тоже четверо детей), не мог платить даже проценты по векселю. Эти де­нежные расчеты, видимо, несколько нарушили их друже­ские отношения. В 1865 году Густав Фризенгоф даже обра­щается к племяннику Александру Александровичу Пушкину с просьбой помочь им в этом деле и повлиять на дядю.

В письмах Фризенгофов за 1866 год мы находим инте­ресное упоминание о приезде в Бродзяны дочери Пушкина Натальи Александровны. Брак ее с Дубельтом, как мы зна­ем, был очень неудачным: в 1862 году супруги разъехались, а в 1864 году Наталья Александровна получила отдельный вид на жительство и окончательно поселилась за границей.

Младшая дочь Пушкина поражала всех своей оригиналь­ной красотой. Сын писателя Загоскина С. М. Загоскин пи­сал в 1856 году:

«В жизнь мою я не видал женщины более красивой, как Наталья Александровна, дочь поэта Пушкина. Высокого ро­ста, чрезвычайно стройная, с великолепными плечами и за­мечательною белизною лица она сияла каким-то ослепите­льным блеском. Несмотря на мало правильные черты лица, напоминавшего африканский тип ее знаменитого отца, она могла назваться совершенной красавицей, и если приба­вить к этой красоте ум и любезность, то можно легко пред­ставить, как Наталья Александровна была окружена на вели­косветских балах и как около нее увивалась вся щегольская молодежь в Петербурге».

Близкая знакомая Натальи Александровны Е. А. Регекампф с восхищением говорит о ней: «Про красоту ее скажу лишь одно: она была лучезарна. Если бы звезда сошла с неба на землю, она сияла бы так же ярко, как она. В бальной зале становилось светлее, когда она входила, осанка у нее была царственная, плечи и руки очертаний богини».