Полет шершня - Кен Фоллетт

Очень хотелось на службу, но понятно, что об этом не может быть и речи. Слишком много народу увидит ее и узнает. Не исключено, что там будет и секретный агент полиции. В конце концов, если Хермия вычислила, что миссию, которую не успел выполнить Арне, принял на себя кто-то другой, в полиции могут прийти к тем же выводам.

«По сути, – поняла она вдруг, – похороны меня задержат».

Придется пережидать обычную печальную суету: соседки будут готовить еду на кухне, прихожане – расставлять цветы в церкви, организатор похорон – нервничать, все ли идет как надо и кто именно понесет гроб. Все разойдутся только после того, как выпьют чаю с печеньем, оставив близких покойного с их горем.

«Значит, сейчас надо убить время, соблюдая осторожность. Если Харальд передаст пленку сегодня, утром успею на первый поезд до Копенгагена, вечером переправлюсь на Борнхольм, в Швеции окажусь на следующий день и через двенадцать часов, за два дня до полнолуния, попаду в Лондон. Стоит потерпеть несколько часов».

Сойдя с парома на Санде, Хермия направилась к гостинице. Войти внутрь было бы неразумно: вдруг кто-то узнает, – поэтому она побрела по пляжу. Нельзя сказать, что погода располагала к загару – по небу бежали облака, с моря дул ветер, было прохладно, – но в воде виднелись старомодные, в полоску, купальные кабинки и отдыхающие плескались в волнах, посиживали на песке. Отыскав укромную впадинку в дюнах, Хермия устроилась там, подальше от глаз, и сидела, пока не начался прилив и лошадь, приведенная из гостиницы, не перетащила кабинки повыше на пляж.

«Последние две недели я только тем и занимаюсь, что сижу и жду!»

В третий раз она видела родителей Арне, когда они наведались в Копенгаген, где не были десять лет. Арне повел всех в сад Тиволи. Он был сама веселость и очарование, шутил с официантками, смешил мать, даже разговорил своего кислого отца так, что и тот пустился в воспоминания о школьных годах, проведенных в Янсборге. А вскоре, и месяца не прошло, в страну вторглись нацисты, и Хермии пришлось бежать, с позором, считала она, в закупоренном вагоне, в компании дипломатов из стран, враждебных Германии.

И вот теперь она снова здесь, по шпионскому делу. Рискует жизнью, навлекает смерть на других.

В полпятого она вышла из своего укрытия. Дом пастора в шести километрах от гостиницы, бодрым шагом – это два часа с лишним, значит, в семь она окажется там. К тому времени, считала Хермия, гости разойдутся, и Харальд с родителями будет тихо сидеть на кухне.

Пляж не был безлюдным, несколько раз ей встречались гуляющие. Хермия обходила их стороной: пусть думают, что она не в настроении.

Наконец вдали показались приземистые очертания церкви и пасторского дома. При мысли о том, что тут жил Арне, у нее опять навернулись слезы. Людей поблизости не было. Подойдя ближе, на маленьком кладбище она заметила свежий холмик.

С разрывающимся сердцем пройдя через церковный двор, Хермия остановилась у могилы своего жениха. Сняла темные очки. Цветы лежали холмом. Люди всегда несут на похороны много цветов, особенно когда умирает кто-то молодой. Эта мысль ее почему-то добила. Она зарыдала, упала на колени, вцепилась руками в землю, под которой лежал сильный, прекрасный Арне.

«Я усомнилась в тебе, – винилась она, – а ты оказался самым смелым из нас…»

Но вот слезы кончились и она тяжело поднялась на ноги. Промокнула лицо рукавом. У нее дел невпроворот. Повернулась, чтобы уйти, и заметила высокую худую фигуру отца Арне. Он стоял в нескольких шагах, смотрел на нее. Подошел неслышно и ждал, когда Хермия выплачется.

– Хермия, – произнес он. – Благослови тебя Бог.

– Спасибо, пастор. – Хотелось обнять его, но она не решилась, просто пожала руку.

– Ты опоздала на похороны.

– Я нарочно. Нельзя, чтобы меня видели.

– Тогда пойдем в дом.

Хермия пошла за ним по жесткой траве. Фру Олафсен была в кухне, в кои-то веки не у раковины, сидела за кухонным столом в черном платье и шляпке. Видимо, соседки прибрались после поминок, вымыли всю посуду. Завидев Хермию, мать Арне разрыдалась.

Они обнялись, но Хермия сделала это вполсердца. Того, кто ей нужен, в комнате не было. Как только представилась возможность, она сказала:

– Я надеялась застать здесь Харальда.

– Его тут нет, – вздохнула фру Олафсен.

Хермию охватило ужасное предчувствие, что все это долгое и опасное путешествие предпринято зря.

– Разве он не приехал на похороны?

Мать покачала головой. Стараясь справиться с нетерпением, Хермия поинтересовалась:

– Так где же он?

– Присядь-ка, – подал голос пастор.

Хермия призвала на помощь выдержку. Пастор привык, чтобы ему подчинялись. Если прекословить, ничего не добьешься.

– Выпьешь чашку чаю? – предложила фру Олафсен. – Правда, не настоящий, конечно…

– Да, с удовольствием.

– А бутерброд съешь? Тут еще много осталось.

– Нет, спасибо. – Хермия, у которой весь день крошки во рту не было, даже думать о еде не могла. – Но где же Харальд?

– Мы не знаем, – ответил пастор.

– Как такое возможно?

Пастор, небывалое дело, смутился.

– Мы с Харальдом обменялись резкими словами, я в упрямстве не уступил ему. С тех пор Господь послал мне напоминание о том, как драгоценно время, которое человек проводит с сыновьями. – По щеке его скатилась слеза. – Харальд покинул дом в гневе, отказался сообщить, куда направляется. Через пять дней вернулся, всего на несколько часов, и мы в некотором роде примирились. В тот раз он сказал матери, что погостит у одноклассника, но когда мы туда позвонили, его там не оказалось.

– Думаете, он все еще обижен на вас?

– Нет, – покачал головой пастор. – То есть, конечно, это не исключено, но прячется он не поэтому.

– Что вы имеете в виду?

– Сын соседа, Акселя Флемминга, служит в полиции в Копенгагене.

– Помню, – кивнула Хермия. – Петер Флемминг.

– Ему хватило совести явиться на похороны! – с несвойственной ей горечью вставила фру Олафсен.

– Петер утверждает, что Арне шпионил на Англию, а Харальд продолжает то, что он не доделал.

– Вот как?

– Ты, похоже, не удивлена.

– Не буду лукавить, – призналась Хермия, – Петер прав. Я попросила Арне сфотографировать военную базу, которая расположена тут, на острове. Пленка сейчас у Харальда.

– Как ты могла! – воскликнула фру Олафсен. – Из-за этого мы потеряли сына, а ты – жениха!

– Простите меня! – прошептала Хермия.

– Идет война, Лисбет, – одернул жену пастор. – Много молодежи погибло, сопротивляясь нацистам. Разве это вина Хермии?

– Мне непременно нужно забрать пленку у Харальда, – вздохнула Хермия. – Мне надо его найти. Неужели вы мне не поможете?

– Я не могу потерять второго сына! Я этого не вынесу! – простонала мать.

Пастор взял ее за руку.

– Арне боролся с нацистами. Если Хермия и Харальд смогут закончить то, что он начал, тогда наш сын погиб не напрасно. Мы должны помочь.

– Я понимаю, – покивала фру Олафсен, – я понимаю. Просто мне страшно…

– Так куда, Харальд сказал, он поехал? – спросила Хермия.

– В Кирстенслот, – ответила фру Олафсен. – Это замок под Копенгагеном. Там живут Даквитцы. Их сын, Йозеф, учился в одном классе с Харальдом.

– Но они сказали, что его там нет.

– Да, но он где-то неподалеку. Я разговаривала с сестрой Йозефа, Карен, они близняшки. Между ними, Карен и Харальдом, что-то есть, какое-то чувство.

– С чего ты взяла? – поразился пастор.

– С того, как звучит ее голос, когда она о нем говорит.

– Мне ты об этом ничего не сказала!

– Ты бы не поверил.

– Пожалуй, ты права, – покаянно улыбнулся пастор.

– Значит, вы думаете, Харальд где-то в окрестностях Кирстенслота и Карен знает, где он? – спросила Хермия.

– Да.

– В таком случае мне нужно туда.

Пастор достал часы из кармашка жилета.

– Последний поезд уже ушел. Останься на ночь, а утром я доставлю тебя к первому парому.

– Как это возможно, что вы так добры? Ведь из-за меня погиб ваш сын! – тихо, почти что шепотом выговорила Хермия.

– Бог дал, Бог и взял, – отозвался пастор. – Благословенно будь имя Господа.

Глава 26

«Шершень» был готов к полету.

Харальд установил провода, которые добыл в Водале. Последней его серьезной заботой стала прохудившаяся шина. Воспользовавшись домкратом от «роллс-ройса», он приподнял самолет, снял колесо и, доставив его в ближайший гараж, заплатил механику за работу. Кроме того, придумал, как можно дозаправиться в воздухе: придется вынуть стекло из окна кабины и через него дотянуть шланг до отверстия бензобака. И наконец, расправил крылья и специальными стальными штырями укрепил их в позиции для полета. Теперь самолет заполнил собой всю ширину церкви.