Опасные пути - Георг Хилтль

В то время начались спекуляции откупщиков и ростовщичество, приведшие Францию к печальным последствиям революции. Сэн-Круа познакомился с одним из таких деятелей. То был Рейх де Пенотье, генеральный контролер государственных чинов в Лангедоке.

Пенотье предпринимал невероятные для своего времени спекуляции; Сэн-Круа следовал за ним по этому скользкому пути. Дважды их проекты проваливались. Пенотье забавлялся, его мало тревожила потеря нескольких сот тысяч ливров, но в этой наглой спекуляции погибли деньги, вложенные Сэн-Круа. Мария предоставляла все новые суммы в распоряжение своего возлюбленного; а от этого ее касса понемногу истощалась, так что маркиза попала в затруднительное положение. Пришлось прибегнуть к закладу драгоценностей, так как ни отцу, ни мужу Мария не могла открыть истину. У мужа финансы пошатнулись, благодаря чрезмерным тратам на кутежи; а отец, быть может, и помог бы, если бы она согласилась немедленно разойтись с Сэн-Круа. Увы, расстаться с Годэном она считала немыслимым!

С завистью и злобой смотрела маркиза на своих сестер, у которых имущество с каждым днем увеличивалось. Она не смела обращаться к ним за помощью, так как семья Обрэ не была похожа на разнузданную толпу. Она сохранила строгую сдержанность, подобающую почтенному сану судьи, к которому принадлежали как отец маркизы, так и ее братья.

Был прекрасный, солнечный зимний день. Стало значительно теплее, и масса гуляющих высыпала на улицу. Перед домом Обрэ стояла коляска, запряженная парой роскошных лошадей, нетерпеливо рывших землю. У подъезда толпились в тяжелых, отороченных мехом казакинах, разного рода слуги. Они вели между собой оживленную беседу, но она неожиданно была прервана появлением человека, заявившего о желании говорить с маркизой де Бренвилье.

— Маркиза сейчас выезжают, — довольно сухо сказал швейцар особняка. — Я не смею никого больше впускать. Уже отказано двум просителям, явившимся по пустякам.

— Мое дело — не пустяк, — сказал подошедший, бросая на швейцара взгляд, полный упрека, — это имеет важное значение. Дело идет о пожертвовании на богадельню в Мэдоне; я должен сдать подписной лист не далее, как сегодня. Милостивая маркиза вероятно подпишет. Вот посмотрите! — и он вытащил лист и показал швейцару.

Однако последний только пожал плечами и сказал:

— Это — для нас не новость, такое попрошайничество бывает ежедневно. Впрочем, подымитесь; может быть, Вас и пропустят. Быть может, Франсуаза Руссель, камеристка маркизы, подаст ей Ваш лист.

Проситель поспешно вошел в дом и поднялся по лестнице в верхний этаж. Здесь его встретила служанка, которая, согласно его желанию, проводила его к Франсуазе Руссель, камеристке маркизы Бренвилье.

В будуаре маркизы стоял Годэн де Сэн-Круа и, наклонясь через спинку кресла, прижал свою красивую голову к щеке Марии. Очаровательная женщина была занята затягиваньем шнурков у своей драгоценной муфты, чтобы защитить свои нежные ручки от сурового воздуха.

Маркиза только что окончила свою работу и воскликнула: “Ну, теперь отправимся гулять, мой Годэн!”, — как вдруг Франсуаза Руссель открыла дверь будуара.

— Что случилось! Ах, ты идешь уже, Франсуаза, тебе незачем подгонять нас, — заметила Мария недовольным тоном.

— Простите, барыня, — возразила камеристка. — Я никак не могу отделаться от одного человека, который настойчиво желает говорить с Вами. Он просит о пожертвовании в пользу больных в Мэдоне и показывает подписной лист, на котором значатся высокие имена, например, герцогиня де Наваль, госпожа Монтвиль и некоторые другие.

— Постоянно мешают! Проводите этого господина в библиотеку.

Франсуаза ушла.

— Прости, Годэн, — сказала Мария, — через две минуты я вернусь.

Она направилась в библиотечную комнату.

Там она не сразу заметила посетителя, который сидел в кресле; лишь когда она подошла к нему совсем близко, он встал и сделал неловкий поклон. Мария испытующе взглянула на незнакомца, который, несмотря на вполне приличную внешность, произвел на нее неприятное впечатление.

Проситель поклонился подошедшей маркизе и подал ей лист.

— Ах, оставьте это, любезный, я подпишу не читая, — сказала Мария.

— Маркиза, — возразил Морель, — я хотел бы попросить Вас прочитать фамилии лиц подписавшихся.

— Это лишнее… Впрочем давайте! Ага, я уже вижу: Монтвиль, Сенак. Хорошо! Все известные благотворители. Дайте сюда.

Мария взяла лист, направилась к маленькому письменному столу и подписала сумму в сто франков, а затем возвратила лист и простилась с подателем.

Морель взглянул мельком на бумагу. Маркиза была уже у дверей, когда он остановил ее, сказав спокойным тоном:

— Позвольте, сударыня еще минуту!

Маркиза оглянулась и спросила:

— Что Вам еще угодно?

— Я только что взглянул на сумму, какую Вы изволили подписать, и нахожу, что Вы могли бы дать больше, — ответил проситель довольно резким тоном.

— Больше? Вы знаете, любезный, ко мне слишком часто обращаются с подобного рода подписками. Если Вы вообще занимаетесь сборами пожертвований, то наверное заметили, что мое имя часто значится среди прочих благотворителей.

— Это верно; но на этот раз дело чрезвычайной важности, дело необыкновенное. Я убежден, что Вы пожертвуете большую сумму, если я сделаю Вам некоторые более подробные сообщения относительно той несчастной, для которой я желал бы получить особый дар.

— Я собираюсь выехать, не задерживайте меня. Кто это, для кого Вы желали бы получить большую сумму?

Морель выпрямился, скрестил руки и, дерзко и вызывающе глядя на маркизу, произнес:

— Это — маркиза де Бренвилье.

Мария отпрянула назад, затем провела рукой по лбу и покачала головой полусострадательно, полубоязливо, как будто перед ней стоял помешанный, и спокойно сказала:

— Вы, должно быть, ошибаетесь… Пожалуйста потрудитесь зайти завтра еще раз; я уже говорила Вам, что сегодня мне некогда.

— Найдется время, сударыня. Впрочем должен предупредить Вас, что если вместо ста франков Вы заплатите мне три тысячи червонцев, то это отнюдь не будет для Вас невыгодной сделкой, так как я выдам Вам за это… Остановитесь, сударыня, не звоните! Если Вы позовете свидетелей, то это будет тем хуже для Вас. Выслушайте меня! Во что Вы цените свое письмо к Камиллу Териа, в котором Вы даете свое согласие принять участие в оргии, предполагаемой в доме Лавьенна?

Маркиза побледнела; ее рука, которой она взялась за шнур от звонка, опустилась и сильно дрожала; но она приободрилась и, подойдя ближе к Морелю, воскликнула: