Дела семейные - Рохинтон Мистри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Манизе хихикала, поглядывая на Джала, который делал вид, будто выключил слуховой аппарат.
Или являлась справиться насчет глажки: голубую рубашку выгладить или темно-желтую, какую он предпочитает?
— На завтра голубую погладь, — распорядился муж и добавил, думая, что они одни, — а сегодня погладишь мне костюм, в котором я родился.
Манизе в панике прижала палец к губам, а глазами показала на дверь, возле которой стояла Куми. Он закрыл рот перепачканной в известке рукой, а Куми закатила глаза и пошла прочь, возмущенная их недостойным поведением.
Через восемь дней после начала штукатурных работ Эдуль чисто вытер кельму и торжественно объявил, что гостиная готова. Позвал Манизе с лестничной клетки и велел Джалу привести Куми из ее комнаты.
— Ну как? — расплылся он в улыбке. — Что скажете?
Хоть Джал с Куми были готовы к наихудшему, они не могли найти слов. Молча смотрели в потолок, покрытый большими и малыми кратерами — домашний вариант лунной поверхности, — и старались скрыть смятение.
Манизе бросилась на амбразуру:
— Знаешь, Эду, я поверить не могу, что ты все это сделал один! Ну не потрясающие у него руки? — пригласила она Джала и Куми присоединиться к ее похвалам.
— Отличная работа, Эдуль, — забормотали они. — Мы так благодарны…
— Пустяки, — скромно отмахнулся Эдуль, хотя глаза его сияли. — Вы уж извините, что я столько провозился.
— Четыре недели совсем не долго для такой замечательной работы, я думала, потребуется больше! — сказала Куми.
Манизе злобно посмотрела на нее.
— Теперь ты можешь приступить к папиной комнате, — сказал Джал.
Но Эдуль заявил, что берет трехдневный отпуск. Они с женой вышли, взявшись за руки, сопровождаемые добрым, отеческим взглядом Джала. Куми закрыла за ними дверь.
После передышки Эдуль начал отбивать штукатурку с потолка в комнате Наримана. Дело спорилось, поскольку в этой комнате добросовестно поработал молоток Джала. Эдуль иногда переставал насвистывать и с изумлением рассматривал урон, нанесенный потолку мнимой протечкой.
На второй день он воскликнул: «Черт побери!» — и позвал клиентов.
— Вам известно, что здесь проходит балка?
Они кивнули.
— Плохо дело. Я обнаружил, что она гнилая.
— Что?
— Гнилая, — повторил он, наслаждаясь произведенным эффектом. — Гни-ла-я.
— Не может быть! — Джал не мог согласиться с липовой бедой.
— Мужайся, Джал, сынок. Новость не из приятных, но что я могу сделать? Я обязан честно сказать, что обнаружил. Видишь третье перекрытие?
— Как могло дерево так быстро сгнить?
— А откуда мы знаем, как долго оно мокло? Может, тут месяцами подтекало, прежде чем обвалилась штукатурка.
— Невозможно!
— Да ты откуда знаешь?
— Знаю! Потому что…
Куми быстро вмешалась, боясь, как бы брат не ляпнул лишнего:
— Ладно, допустим, балка гнилая. Что дальше?
— Как это «допустим»? Что вы, не доверяете мне? Одна гниль! Балку надо заменить.
— Нет! Ничего не надо трогать!
— Не веди себя как ребенок! — прикрикнула на Джала Куми. — Давайте все спокойно обсудим. Эдуль, ты уверен?
— На тысячу процентов.
— Понятно.
Куми стала соображать: замена балки означает, что папино возвращение опять откладывается.
— А ты можешь за это взяться?
— Не хочу врать. Это серьезная работа. Чревата опасностью, если что не так сделать. Нужен человек, который будет работать тщательно и без спешки.
— То есть нужен ты, — сказала Куми, заставив Эдуля улыбнуться.
— Умоляю, оштукатурь потолок и больше ничего не трогай!
— Без драмы, Джал, — оборвала его сестра.
— Но почему не выслушать другое мнение?
— Джал, у нас, мастеров «умелые руки», есть такая присказка: чем больше мнений, тем меньше толку.
— Разумно, — поддержала Куми.
— Что тут разумного? — взбеленился Джал.
— Успокойся, Джал, сынок, дай мне объяснить тебе методику…
Эдуль пустился в описания стальных стоек, которые он использует, гидравлических подъемников, способов переноса нагрузки с перекрытий на опоры. С дотошностью квалифицированного инженера, мастера с многолетним опытом, рассуждал он о тонкостях задачи.
Джал многое пропустил, пока выключал слуховой аппарат, продувал его и включал снова.
— И что самое главное: я добавляю стальные перекладины параллельно существующим деревянным, так что структура ни на миг не остается без опоры.
— Вот как, — облегченно вздохнула Куми, — значит, у нас будет две балки вместо одной. Слышишь, Джал? Две балки даже надежней.
Возражений больше не было. Решили, что Эдуль продолжает трудиться.
КОГДА ДЖАЛ явился в «Приятную виллу», его сердце забилось при виде Дейзи со скрипкой у постели Наримана. Он хотел поздороваться, но рука со смычком поднялась, и его приветствие уткнулось в локоть Дейзи.
Отчим молча кивнул, Джал погладил его по плечу и тихонько уселся в сторонке. Поправив слуховой аппарат, чтобы лучше слышать музыку, он спросил Роксану, где Йезад.
Она шепнула, что, должно быть, зашел в храм огня.
— Йезад? В храм? — поднял брови Джал.
— Почти каждый день заходит, — кивнула Роксана. — Не молиться, говорит. Ему достаточно побыть минутку в тишине и покое.
Джал понимающе улыбнулся.
— Папа сегодня лучше выглядит.
— Оживает. Когда приходит Дейзи.
— Тише, — попросил Джехангир, — музыка…
— Извини, малыш.
Джал откинулся на стуле. Медленная мелодия пробуждала воспоминания, обволакивала его. Музыка будто говорила о чем-то, глубоко затаившемся в сердце… о чувствах, которые трудно, невозможно выразить словами. Иногда на мгновение могло показаться, будто скрипка выговаривает слова и он почти понимает ее язык…
Пьеса закончилась, все захлопали. Дейзи поздоровалась с Джалом, извинилась, что раньше не могла.
— Ну что вы, что вы, — смущенно улыбнулся Джал.
— Вели-вели-великолепно, — пробормотал Нариман. — Вам нужно вы-выступать с этой вещью.
— Моя мечта-сольное выступление с Бомбейским симфоническим оркестром.
— Простите, — спросил Джал, — что вы сейчас играли?
— Скрипичный концерт Бетховена.
— Номер?
— У него только один.
— А какая это была часть?
— Вторая — Larghetto.
Дейзи вернулась к разговору с Нариманом о трудностях на пути осуществления ее мечты. Джал не сводил с нее восхищенных глаз.
— Ну скажи ей что-нибудь, — подтолкнула его Роксана.
— Потом.
Снова зазвучала скрипка.
Пришел Йезад, тихонько отперев дверь своим ключом, увидел Джала, кивнул. Ему так хотелось узнать, что с потолком, но надо было подождать, пока заснет Нариман. После ухода Дейзи они перешли в маленькую комнату.
— Ну, каковы последние известия из дому?
— На прошлой неделе я бы ответил как Эдуль: «Чемпион». А теперь не знаю, что сказать.
Излагая историю с гнилой балкой, Джал тревожно переводил глаза с Йезада на Роксану.
— Не мучайся, — сказал Йезад. — Твоей вины тут нет.
— Но я всегда оказываюсь гонцом с плохими вестями, и весь этот бред Эдуля, и все прочее…
— Может, она действительно гнилая, — вздохнула Роксана. — Сколько времени уйдет на замену?
— С годик, — сухо усмехнулся Йезад.
— Нет-нет, гораздо меньше, — горячо возразил Джал.
И стал пересказывать им планы Эдуля — он в ближайшие дни завезет все оборудование, приготовится к установке опор.
— Обещает не позднее двадцать четвертого, потому что хочет использовать рождественские праздники для работы. Говорит, нельзя останавливаться на полпути, уверяет, если понадобится, так и ночами будет работать.
— Веселенькое у вас будет Рождество, — усмехнулся Йезад.
— Тихой ночи наверняка не будет. А ты как, Джехангир? Собираешься вывесить чулок для Санта-Клауса?
— Да уж, — вздохнул Джехангир, — надоело спорить с Мурадом. Он донимает меня, хочет, чтобы я поверил в Санта-Клауса.
— Так он же прав, — сказал Джал. — Тебе ведь девять?
— Да, — настороженно согласился Джехангир.
— Ну вот. Санта-Клаус приходит до десяти лет. У тебя последний шанс.
— Дядя, я уже не ребенок, ясно? Меня не проведешь!
Джал со смехом обнял его. Простился со взрослыми, обещая держать их в курсе. Они заперли дверь за Джалом и вышли на балкон помахать ему.
Роксана прижалась к мужу, с удовольствием вдыхая запах сандалового дыма, пропитавшего его одежду.
— Мне показалось, что Дейзи очень нравится Джалу. Представляешь, как было бы хорошо, если бы…
— Я тебя умоляю! — остановил ее Йезад. — Вашей семье не очень-то везет с браками.
Он сидел за обеденным столом, вертя чайную чашку. Роксана ушла на кухню приготовить ему ужин из того, что осталось в доме. Он взглянул на тестя, на его руки и ноги, беспомощно трепещущие под простыней.