Операция "Трест". Советская разведка против русской эмиграции. 1921-1937 гг. - Армен Гаспарян

О борьбе Сергея Эфрона с большевиками есть несколько безукоризненных свидетельств. Это и его письма, не так давно опубликованные. И фотография в форме офицера Марковского полка. Жаль, что не все обратили внимание на погоны. Черно-белые, с одним просветом, без звездочек. Это значит, что принадлежат они капитану. Но самое главное свидетельство оставил сам Эфрон, написавший в свое время статью «О добровольчестве»:

«Добровольчество. «Добрая воля к смерти» (слова поэта), тысячи и тысячи могил, оставшихся там, позади, в России, тысячи изувеченных инвалидов, рассеянных по всему миру, цепь подвигов и подвижничеств и «белогвардейщина», контрразведки, погромы, расстрелы, сожженные деревни, грабежи, мародерства, взятки, пьянство, кокаин... Где же правда? Кто же они или, вернее, кем были —- героями-подвижниками или разбойниками-душегубами? Одни называют их «Георгиями», другие — «Жоржиками».

Я был добровольцем с первого дня, и если бы чудо перенесло меня снова в октябрь 17-го года, я бы и с теперешним моим опытом снова стал добровольцем. Позвольте же мне, добровольцу, на вопрос «Где правда ?» — дать попытку ответа.

Мой ответ: «Георгий» продвинул Добровольческую до Орла, «Жоржик» разбил, разложил и оттянул ее до Крыма и дальше, «Георгий» похоронен в русских степях и полях, «положив душу свою за други своя», «Жоржик» жив? здравствует, политиканствует, проповедует злобу и мщение, источает хулу, брань и бешеную слюну, стреляет в Милюкова, убивает Набокова, кричит на всех перекрестках о долге, любви к Родине, национализме. Первый — лик добровольчества, второй — образина его.

Но не все добровольцы «не-Жоржики» убиты. Тысячи и тысячи их рассеяны по рудникам Болгарии, по полям Сербии, по всем просторам земным не только Европы, но и Африки, Азии, Америки. Многие, может быть большинство из них, после Гражданской войны научившись умирать, разучились жить, потеряли вкус к жизни. Святое дело, которому служил, провалилось; жизнь, которую отдавал, осталась; Родина, ради которой шел на подвиг, отвернулась и отвергла. И вот вместо жизни — прозябание, вместо надежды и веры — равнодушие.

Что делать и в чем дело ?

Должен оговориться: я делю добровольчество на «Георгия» и на «Жоржика». Но отсюда не следует, что каждый данный доброволец является либо тем, либо другим. Два начала перемешались, переплелись. Часто бывает невозможно установить, где кончается один и начинается другой.

И первейший наш долг, долг и перед Родиной, и перед теми, кто похоронен тысячами в России, и перед самими нами, — освободиться наконец, в себе и вовне, от этого тупого, злого, бездарного «Жоржика»...»

21 сентября 1918 года в Екатеринодаре Антон Иванович Деникин издал приказ, по которому устанавливался знак первого кубанского похода в воздаяние воинской доблести и отменного мужества, проявленных участниками и понесенных ими беспримерных трудов и лишений. Среди награжденных был и Сергей Яковлевич Эфрон. Он получил орден первой степени (им награждались участники боев) за номером 2693. Как и любой первопо-ходник, гордился им. Он писал в те дни Максимилиану Волошину: «Только что вернулся из армии, с которой совершил фантастический 1000-верстный поход. Я жив и даже не ранен — это невероятная удача, потому что от ядра корниловской армии почти ничего не осталось. Не осталось и одной десятой тех, с которыми я вышел из Ростова. Нам пришлось около 700 верст пройти пешком по такой грязи, о какой не имел до сего времени понятия. Переходы приходуюсь делать громадные — до 65 верст в сутки. И все это я делал, и как делал!»

Но почему же не носил заслуженный им орден? Ведь на фотографии его в форме Марковского полка никаких знаков отличия нет. Некоторые историки склонны думать, что Эфрон потерял свой знак первопоходника. Это не так. Существует фотография Марины Цветаевой с сыном, сделана во Франции в 1935 году. На левой стороне безрукавки сына виден меч в терновом венце.

Я слышал еще одну версию: Эфрон не носил орден из скромности. Рассуждать об этом могут лишь те, кто никогда не удосуживался прочитать хотя бы одну статью Сергея Яковлевича: «За родину, против большевиков!» — было начертано на нашем знаме-

ни, и за это знамя тысячи и тысячи положили душу свою, и «имена их, Господи, ты един веси/»

О завтрашнем дне мы не думали. Всякое оформление, уточнение казались профанацией. И потом, можно ли было думать о будущем благоустройстве дома, когда все усилия были направлены на преодоление крышки гробовой. С этим знаменем было легко умирать — и добровольцы это доказали, — но победить было трудно».

Тут и скрывается разгадка тайны ордена за Кубанский поход. Капитан Марковского полка не был типажом Пастернака и дни поражений от побед научился отличать. Именно поэтому и не носил меч в терновом венце. Но это не мешало ему гордиться своим прошлым.

Возникает законный вопрос: каким же образом идейный доброволец Сергей Эфрон становится сотрудником иностранного отдела ОГПУ. Чем можно объяснить такой поступок? Бывший советский разведчик Кирилл Хенкин был убежден — чекисты сыграли на патриотизме марковского офицера: «Сотрудники парижской резидентуры ОГПУ, а затем и НКВД уверяли вчерашних бойцов белогвардейских армий, иных противников большевиков, что, проиграв на полях сражений схватку с пролетариатом, они просто обязаны помочь покинутой ими Отчизне. На чем ловили агентуру для советской разведки ?На чувстве вины дворян-интеллигентов перед многострадальным народом, которому они должны были помочь подняться еще в Октябре, вместо того чтобы бороться против него. Если бы они сразу пошли служить пролетарской России, а не сражаться против нее, все было бы совершенно иначе!Эфрон и Цветаева жили в страшной нищете. Понятно, что как поэтесса Марина Ивановна ни черта, простите, не зарабатывала. Она выступала на каких-то вечерах, где читала свои стихи, получала за это крохи. Но без меценатской помощи литератор-эмигрант в то время прожить не мог.

И вдруг среди этой чудовищной нищеты у ее мужа, который формально трудится всего лишь корректором в типографии и прежде регулярно приносил в дом то, что на старорусском называет-ся «получка», причем весьма скромная, с какого-то момента заводятся немалые деньги. Марина Ивановна наверняка понимала, что ее муж делает что-то не совсем то».

Эфрон спокойно агитировал бывших чинов белых армий вернуться на Родину. Выполнял и другие незначительные задания Лубянки. Вплоть до 1937 года. Резидент советской разведки во Франции Игнатий Рейс отказался возвращаться в СССР, хорошо понимая, что ему светит расстрел. Он внимательно следил за началом великой чистки и не тешил себя иллюзиями: его близкое знакомство со многими видными троцкистами — гарантия смертного приговора. 17 июля 1937 года он передал в посольство письмо в ЦК ВКП(б): «Я не поднимал голоса протеста против последовавших убийств и за это несу тяжелую ответственность. Велика вина моя, но я постараюсь ее исправить и облегчить свою совесть. До сих пор я шел с вами, отныне ни шага дальше. Наши пути разошлись. Тот, кто молчит теперь, становится Участником Сталина и изменником рабочему классу и социализму. 20 лет я боролся за социализм. Я не хочу теперь накануне моего пятого десятка жить милостями Ежова. Позади 16 лет подпольной работы — не шутка, но я еще остаточно крепок начать снова, сначала. Реклама и шумиха, поднятая вокруг полярных летчиков, вами создана, чтобы заглушить крики жертв, которых мучили в подвалах Лубянки, в Минске, Киеве, Ленинграде и Тифлисе. Но этого мы не добились.

Слово правды более мощно и теперь, чем шум мотора, обладающего максимумом лошадиных сил. Правда, что рекордистам-летчикам легче завоевать симпатии американок и сходящей сума от спорта молодежи обеих континентов, чем при обработке общественного мнения и призыва мира к совести.

Но не надо обманываться — день расплаты все ближе и ближе, нем это думают господа из Кремля. Нет, я не могу больше продолжать. Я возвращаюсь к свободе. Назад к Ленину, его учению, его делу.

P.S. В 1928 году я был награжден орденом Красного Знамени за мою службу пролетарской революции, при сем его возвращаю. Носить его вместе с палачами лучших представителей русских рабочих — ниже моего достоинства».

Одновременно Рейс сообщил через посольство в НКВД, что им помещены в безопасное место бумаги и документы, разоблачающие Сталина. И если с ним что-нибудь случится, все будет опубликовано. Москва отреагировала немедленно: было принято решение ликвидировать бывшего резидента во Франции. Для того чтобы выследить и уничтожить предателя, были привлечены члены так называемого «Союза возвращения на Родину», в котором одним из руководителей был Сергей Эфрон. При его активном участии Рейс был обнаружен в Швейцарии. Его убили 4 сентября 1937 года около Лозанны. При вскрытии у него было обнаружено пять пуль в голове и семь в груди.