Кружево Парижа - Джорджиа Кауфман

– Я себя ценю высоко.

– Похоже, так.

Он продолжал меня разглядывать.

– Что же, это важный способ управления бизнесом. Но сведения, которые подтолкнули меня к моему решению, пришли из самого ценного источника, и полученная информация доказывала, что вы надежны, честны и очень преданны.

Я глотнула мятного чая, чтобы смыть неприятный привкус бальзама.

– Благодарю вас, – изящно кивнула я. – И кто же источник?

– Ладно, вот суть сделки, – продолжил он, не обращая внимания на мой вопрос. – Короткая помолвка. Вы получаете магазин на тех условиях, что предложили, половину первого этажа в небоскребе Митчела – с любой стороны, на ваш выбор – в качестве свадебного подарка я отписываю вам квартиру под моим пентхаусом.

– Свадебного подарка? – перебила я.

– Да, квартира в пентхаусе и та, что ниже, соединены лифтом. Никому не нужно знать, что мы не живем вместе. Для окружающих мы во всех отношениях будем счастливой парой, ведущей светский образ жизни.

Я начала было говорить, но он меня оборвал:

– Дайте мне сказать. В итоге я выполняю все ваши условия, с одним изменением: вместо помолвки мы женимся. Согласны?

Я была ошарашена.

– Я предлагала только помолвку, – наконец ответила я. – Брак может осложнить дело.

– Знаю. Но… – заявил он, встряхнув головой, – помолвка бессмысленна. Это как бы полумера. Только представьте, какие двери откроются нам как супругам в законном браке. Тогда мы действительно добьемся признания. Я составлю дарственную на квартиру прямо сейчас, и она будет вашей. Без каких-либо условий. И останется вашей, когда мы разведемся… по взаимному согласию в назначенное время. Это ценная недвижимость. Если мы заключим брачный контракт, то сэкономим на выплатах юристам.

Его встречное предложение меня поразило. Во всем, что он говорил, был смысл, но выходить замуж из-за коммерческой прибыли – это уж слишком.

Наш брак с Шарлем был священным, лучшим временем моей жизни. Брак с этим неловким дельцом напоминал пародию.

– Я ценю ваше предложение, – неуверенно заметила я, выигрывая время.

Ничего не скажешь, в его словах был смысл. Шарль навсегда останется в моем сердце.

– Так вы согласны?

– Это ведь не любовь, а бизнес, мистер Митчел.

– Я отдаю себе отчет.

– Никаких супружеских обязанностей.

– Конечно, нет. Никаких супружеских обязанностей – если вы не передумаете, – подтвердил он с непроницаемым лицом. – Хотя это было бы поводом для дальнейших переговоров. И вы не будете возражать против моих подруг?

Я подумала.

– Ну, если вы будете осторожны.

– Значит, по рукам, миссис Дюмаре?

Я изобразила самую радушную улыбку.

– Джимми, ты можешь звать меня Розой.

На его бесстрастном лице наконец расцвела широкая мальчишечья ухмылка.

– Извините меня за то, что я тянул время, и за выбор места встречи, но, по-моему, оно хорошо послужит нашим общим целям.

Он выпил залпом кофе, отодвинул стул и встал. Потом обошел стол и опустился передо мной на одно колено.

– Роза Дюмаре, ты выйдешь за меня замуж?

И, достав из кармана костюма небольшую синюю бархатную коробочку, протянул ее мне.

Второй раз за вечер меня застигли врасплох. Он не только изменил сделку, но и был полностью уверен, что выиграет.

Я не поднимала глаз, ma chère, но слышала, как вокруг все тактично умолкли. За нами наблюдали. Тщательно сосредоточившись, я наклонилась и медленно поцеловала мистера Митчела в губы.

– Джимми, конечно же, да.

Тишина в ресторане сменилась аплодисментами и поздравлениями, сопровождаемыми огнями фотовспышек, продолжавшимися, когда я открыла коробочку. И потом ахнула, снова сраженная наповал.

– Какая красота, правда.

– Удивлена?

– Не то слово, – улыбаясь, ответила я, не покривив душой.

Он оказался не так прост – я его недооценивала.

– По-моему, ты должен надеть его мне на палец.

Он достал кольцо из коробочки и, взяв меня за руку, надел на палец.

Я вытянула пальцы и полюбовалась крупным сапфиром с двумя бриллиантами по бокам, обрамленными белым золотом, кружевным узором, проходящим по густо-желтому, теплому золоту ободка. Кольцо было впору.

После нашей публичной помолвки он на лимузине привез меня домой.

Я была так взволнована тем, что это значит для моего дела, что едва стояла на ногах в лифте, поднимаясь к квартире. Обычно Граса разделяла все мои задумки и мечты, но после первой встречи с Джимми я ей ничего не сказала – хотелось знать наверняка, что из этого получится, прежде, чем зарождать какие-то надежды… по крайней мере, так я себя убеждала.

Граса сидела в гостиной и читала. Поскольку теперь она путешествовала и руководила бизнесом в Южной Америке, а дом убирала горничная, в свободные минуты Граса читала. Приехав в Нью-Йорк, она брала уроки английского и обнаружила жажду к знаниям. За все годы она чему только не училась: начиная с английского языка, потом изучала английскую литературу, историю искусства и испанский. Она от природы была любознательной.

Превращение из прислуги в компаньонку, лучшую подругу и доверенное лицо завершилось. Она стала мне опорой в жизни, знала всю мою подноготную, и мне, ma chère, стыдно признаться, что я гордилась тем, что помогала шлифовать этот бриллиант.

Она положила книгу на стол и разгладила, держа руку на цветном изображении Леды и лебедя.

– Как прошел вечер?

– Ох, Граса, даже не знаю, с чего начать, – ответила я, усаживаясь в кресле.

Она положила руки на колени.

– Я заключила блестящую сделку. Я выхожу замуж за Джимми Митчела.

– Поздравляю, – перешла на английский она.

– Это удивительно.

Она говорила ровным голосом, но я была слишком взволнована и не почувствовала холодка.

– У меня будет квартира в пентхаусе и огромное место для магазина в его новом здании. А от меня требуется укрепить его положение в обществе, используя свой статус. По-моему, я справлюсь.

– А что будет с этой квартирой? Продадите?

– Не знаю. Еще не думала.

Еще час назад мне и в голову не приходило, что я переезжаю из нашего дома. И нигде не мелькнула мысль, что Граса, может, и не захочет переезжать в новую квартиру.

– Наверное, лучше сохранить ее как запасной вариант.

Ее английский был точным и равнодушным. Обычно между собой мы разговаривали по-португальски. Это нас сближало. Она наклонилась за книгой.

– Граса, ты за меня не рада? – спросила я, словно ребенок, на которого рассердилась мать.

Она взглянула на свои руки и потом снова на меня.

– Нет. Мне это не нравится. Это как-то странно.

– Что ты хочешь сказать?

– Вы всю жизнь слушались своего сердца.

– Нет, – медленно ответила я. – Бизнес всегда был на первом плане.

Наконец-то призналась. Кого я хочу одурачить? Именно об этом говорил мне в Иерусалиме профессор.