Синдром гладиатора - Петр Разуваев

— Андре? — Паола коснулась моей руки, и я с облегчением вернулся на землю.

Она сидела рядом со мной, на низком каменном парапете, окружавшем бассейн. Легкое яркое платье очень шло девушке, но на его фоне была особенно заметна бледность ее лица, темные круги под глазами, усталый, потухший взгляд. Легко шлепнув ладошкой по поверхности воды, Паола прохладной и влажной рукой коснулась моего плеча.

— Я устала. И хочу кофе. По правилам конспирации можно пить кофе, правда? — И она попыталась улыбнуться. Вместо ответа я обнял ее за обнаженные плечи и притянул к себе.

Давид сидел чуть поодаль, на мраморной скамье, которая тянулась вдоль всего фонтана. Вокруг него появлялись и исчезали люди, пришедшие полюбоваться на одну из достопримечательностей Рима, но они ему, похоже, абсолютно не мешали. На моих глазах две молоденькие японки подскочили к нему и, буквально впихнув в руки Давида фотоаппарат, попросили гениально запечатлеть их на фоне фонтана. Он добросовестно сделал все, что было нужно, вернул огромный «Canon» и вновь мгновенно погрузился в молчаливое созерцание. Опознать в этом человеке Давида Липке, гения и виртуоза финансовых операций, — мало кто справился бы с такой задачей. То, что я о нем знал, и то, что я сейчас видел… С ним что-то происходило, он словно перерождался, на моих глазах превращаясь в совершенно другого, незнакомого человека. И это в первую очередь сказывалось на его поступках. Именно Давид стал виновником нашей экскурсии по Вечному Городу. Паола настаивала на скорейшем отъезде из Рима, предлагая взять напрокат машину и уехать в один из небольших городков, окружавших столицу. По здравому размышлению я тоже склонялся к этому варианту, но Давид думал иначе. Свое мнение он изложил нам во время завтрака в одном из самых известных и уютных римских кафе — «Greco».

— Но, Давид… — В очередной раз я пытался доказать ему очевидное. — Рано или поздно нас либо арестуют, либо убьют.

— Я не могу уезжать. Не могу прямо сейчас. Дайте мне всего один день, а потом…

— Этой ночью меня уже хотели убить, — резко бросила Паола. — Вы уверены, что в следующий раз им снова не повезет?

Вот и вся благодарность — подумалось мне. Бегаешь, суетишься, в людей стреляешь. А оказывается, все так просто. Повезет — не повезет. Обидно, да?

— Вы не понимаете… — тихо сказал он. — Я всю жизнь занимался тем, чего не существует в природе, я перекладывал воздух из одного банка в другой, потом в третий, и так до бесконечности. И всегда я искренне думал, что это и есть главное. Мне казалось, что еще чуть-чуть, еще одна сделка, еще один миллион — и я наконец позволю себе отдохнуть. Поехать в Рим, в котором я был уже сотни раз, и хотя бы однажды пройтись по нему пешком. Понимаете? Просто прогуляться… Я объехал весь мир — Иерусалим, Париж, Бомбей, Прага, Ленинград, Вена — это же потрясающие города, не так ли, Андре? И что же? Ничего. Везде одно и то же — отель, офис, мониторы, телефон, переговоры с… Да бог с ними, с людьми, но я же никогда, ничего, нигде не видел, понимаете? Я не был в Лувре, не был у Стены Плача, не был в… В музее мадам Тюссо — я даже там не был, хотя неделю мой офис находился в двух шагах от него. Потом, потом… Вот оно, мое «потом»… Вряд ли я теперь увижу Иерусалим… Вряд ли я вообще увижу хоть что-нибудь…

С каждым словом он говорил все тише и тише, а последние слова Давид произнес почти шепотом, отвернувшись от нас и глядя куда-то в окно, на пальмы, церковь, лестницу, художников, расположившихся на ней. Он не хотел смотреть на нас, и я его понимал.

— Это мой последний день в Риме…

Я молча взглянул на Паолу, она — на меня, мазнула взглядом и мгновенно отвела глаза, неопределенно пожав смуглым плечиком. Наши глаза встретились лишь на мгновение, но я увидел, успел заметить в ее взгляде ответ на мой невысказанный вопрос. Я хотел спросить у Паолы — когда она последний раз гуляла по Риму? Но не спросил.

— Мы решили зайти в ресторан, Давид. Хотите капуччино? — окликнул я его, когда мы подошли совсем близко.

— Да, — коротко ответил он, с трудом поднимаясь навстречу. Давид вообще сильно сдал за эти несколько часов, прошедших с момента нашего бегства с виллы Кольбиани. Я имею в виду — сдал физически. Морально же… Никогда еще я не видел у него такого выражения глаз. Словно ребенок, впервые увидевший мир, шагнувший сам и замерший у порога от восхищения…

— Смотрите, Андре, видите — вон там, девочки у самой воды? Видите? — Привлекая внимание, Давид тронул меня за плечо и кивнул в сторону фонтана.

Я обернулся. Да, действительно, девочки. Хотя сами они явно придерживались на этот счет иного мнения. Лет тринадцати, не больше, обильно подправленные косметикой, они, как и все южанки, выглядели намного старше своего возраста. Крашенные рыжие волосы очень забавно смотрелись в сочетании со смуглой от природы кожей. Все четыре девицы усиленно курили, и было в них что-то… вульгарное, пока еще не свое, наносное, но уже старательно культивируемое. В восьмидесятые годы, когда я впервые оказался в Союзе, подобных девиц называли «пэтэушницами». Заинтересовавшись, Паола тоже взглянула в ту сторону, но рассмотрев объект нашего внимания, брезгливо поморщилась и отвернулась. Давид, впрочем, этого даже не заметил.

— Взгляните — та, крайняя, с короткими волосами — видите? Она не умеет курить, но ей предложила подруга, и она не может отказаться, иначе те не будут общаться с ней, как с равной. Смотрите, как она держит сигарету… А вон там, напротив, на балюстраде сидят мальчики. И ей, этой девочке, нравится тот крепыш в черной рубашке, с колечками в ухе. Видите, как она на него смотрит? А теперь отвернулась… А ведь этот паршивец заметил, но делает вид…

— Какая разница, синьор Липке, как эта девица себя ведет? — негромко, но очень отчетливо спросила Паола, стоявшая рядом. И Давид словно потух. Опустив плечи, он виновато взглянул на меня и быстро, торопливо сказал:

— Да, да, разумеется… Извините меня… Это и в самом деле не имеет никакого значения…

— Забавная девочка, — ответил я. И он, искоса взглянув на меня, слабо улыбнулся.

Площадь Треви, фонтан Треви. Ресторанчик, естественно, тоже назывался «Треви». Думаю, это однообразие вызывало немалую путаницу у влюбленных, назначающих здесь свидания. Заведение было популярным и многолюдным, но нам повезло, сразу нашелся свободный столик. Паола заказала крепкий черный «экспрессо», я, по обыкновению, взял «капуччино», а Давид попросил официанта принести ему рюмку коньяку. Я с удивлением взглянул на него.

— Никогда в жизни не пил коньяк утром, — смущенно улыбнувшись, сказал Давид. — Вот, решил попробовать.

Паола, смотревшая в окно, при этих словах едва слышно фыркнула. Мне очень захотелось наступить ей под столом на ногу.

— Паола, спроси, пожалуйста, нет ли у них миланских газет? — обратился я к ней.

Она жестом подозвала немолодого официанта и сказала ему несколько слов по-итальянски. Мужчина понимающе кивнул и, что-то ответив, скрылся за стойкой. Провожая взглядом удаляющуюся спину официанта, я машинально отметил, что за последние десять минут в ресторане значительно прибавилось посетителей. Все высокие стулья, стоявшие вдоль стойки, были заняты; за столом у противоположной стены расположилась шумная компания молодых французов. Говорили ребятки во весь голос, и, послушав их пару минут, я классифицировал эту группу как команду спортсменов. Что-то мне не нравилось в этой ситуации, но занервничать окончательно я не успел: неся в руках внушительную пачку газет, к столику вернулся официант.

— Я попросила принести все утренние газеты, которые у них есть, — прокомментировала Паола эту ходячую библиотеку.

— Замечательно, — одобрил я. И разделив всю кипу пополам, подвинул одну часть ближе к девушке. — А теперь окажи мне еще одну услугу, найди в этой груде ерунды все, что касается нас троих. Пожалуйста, Паола, — добавил я, когда она скорчила недовольную гримаску. И протянул вторую половину Давиду: — Увы, мистер Липке. Вас, как носителя языка, это тоже касается.

Определив в едином гениальном порыве фронт работ, я с удовольствием откинулся на спинку стула. Ужасно люблю смотреть, как другие работают.

Я успел прикончить еще одну чашечку ароматного «капуччино» и уже подумывал о том, чтобы заказать какой-нибудь омлет, когда Паола, наконец, отложила последнюю газету в сторону.

— Дай мне сигарету, — нервно пошевелив длинными пальцами над столом, попросила она.

— Что интересного пишут в газетах? — поинтересовался я.

— Многое, — ответил за Паолу Давид, бросив на стол свой экземпляр.

— «Ночная война», «Перестрелка на Via Berrani», «Арестована пожилая женщина», — процитировал он.

— Эти ублюдки арестовали Франческу, — зло сказала Паола.

— Кого? — не понял я. — Синьору Лонги?