Дэлл (СИ) - Вероника Мелан

И все чаще неспособный и уже, признаться, не желающий уходить от мыслей Одриард принимался размышлять над тем, почему когда-то просто не забрал нож. Ведь мог бы… Почти так и сделал в Соларе, просто исчез по истечении двух недель, на которые, опять же, сам согласился, но после вновь пошел на уступку – принес запрошенный предмет на день рождения, когда узнал, что она в Нордейле.

Зачем?

Прав бы Мак, не говоря уже о Халке – Дэлл сам выбирал то, что получал. Причем всякий раз. И всегда ли то происходило против воли или же по зову сердца?

Почему иногда вид покачивающихся над бумагой волос вызывал желание дотронуться до них, убрать выбившуюся прядь за ухо? Почему на вопрос, любит ли он воздушные шары, хотелось улыбнуться? Очень хотелось, почти нестерпимо. А после горячего завтрака хотелось подняться наверх и поблагодарить. Пусть не заказывал, но все равно приятно, а простое «спасибо» ни к чему не обяжет.

Можно ли подобные позывы рассматривать изменой самому себе? Зарекался, что не даст спуску, обещал держать каменную маску на лице и сердце, а сам думает о той, кто ночами лежит наверху, в крохотной комнате на жестком матрасе. Позвать ближе – гордость взвоет, а в очередной раз оттолкнуть – самому больно. Да и за что отталкивать, собственно… За идиотскую просьбу о кольце, которая другими словами должна была прозвучать «просто хочу побыть рядом»? Лучше бы обошлась без последнего приказа, просто попросила. Ведь понял бы, черт ее дери, понял бы…

А так… одно неверное слово, и два умных человека враз сделались дураками. И вместо того, чтобы совместно готовить на кухне попкорн и после совместно же его поедать в кинозале, обмениваясь шутками и комментариями, сидят каждый в своем углу, мечтая о шаге навстречу, который ни один так и не сделал и, возможно, так и не сделает.

А могли бы… Да много чего могли бы, если уж отбросить предрассудки и отпустить кусающуюся обиду. Могли бы, например, сидеть по вечерам в гостиной, наслаждаться совместными завтраками и ужинами, выходить на улицу, чтобы пройтись по магазинам, гулять в парке, даже, если уж на то пошло, мастерить в лаборатории взрывчатку. Интересы схожие, и у каждого есть свой багаж знаний, которым можно поделиться. Дэлл вот, например, до сих пор о магнитных замках и криптографии знал лишь поверхностно и с удовольствием послушал бы пару лекций на данную тематику. Пусть не лекций, но просто историй из жизни - грустных, забавных, поучительных, любых. С удовольствием послушал бы.

А если еще и скрытую тягу к сближению выпустить на волю, тогда в сценарий могли бы добавиться совместные ночи, жаркие поцелуи в течение дня, взрывные порывы страсти там, где нахлынет, и заполняющая каждый уголок души нежность.

Стоит ли врать, что он ничуть не наслаждался подобными моментами в прошлом? Кому врать, для чего? Наслаждался и очень. Нежные руки, поглаживающие спину, ласковые пальцы, перебирающие волосы, любящий взгляд напротив и океан тепла внутри – один на двоих. Моменты близости тел и душ, моменты счастья…

Все потеряли.

Обидно.

От подобных мыслей делалось тошно.

Да, много чего могло бы быть, если бы ни мелкие ошибки, которые копятся и которые потом так трудно простить.

Дураки. Дураки.

Идиоты. Оба. И еще нестерпимо жаль, что осознание ситуации не несет за собой облегчения.

*****

Той ночью, уставшая от бесконечной череды дел, лежа в постели, я долго размышляла над разными вещами. И основной животрепещущей темой был подарок для Дэлла, идея которого наконец сформировалась в сознании – им должен стать отсутствующий в коллекции на стене пистолет. Конечно! Не могло быть лучше подарка, чем тот, подсказка на который все это время находилась у меня перед носом.

Однако первый с легкостью найденный ответ неожиданно подтолкнул к новым препятствиям - ниточки, ведущие к загадочному «Brandt XT-5», оказалось на удивление трудно отыскать. Чем больше я задавала вопросов – владельцам магазинов, торговцам оружием, частным коллекционерам, – тем более мутными делались сведения. Да, пистолет существует, он уникален и дорог, но в каком направлении двигаться дальше, никто подсказать не мог. «Ищите через аукционы, хотя подобный экземпляр вряд ли станут афишировать и уж тем более продавать. Но, возможно, вам повезет, и вы наткнетесь на сведения о том, кто стал его последним владельцем»

Легко сказать, трудно сделать.

Держатели аукционов оказались на редкость неразговорчивыми людьми, но это касалось только телефонных переговоров. При личном же контакте и за заранее оговоренную сумму, они легко делились информацией, вот только пока, к сожалению, бесполезной. «Нет, эта редкая модель не присутствовала среди когда-либо выставленных лотов, попробуйте обратиться в общий регистрационный отдел. В их архиве могут быть сведения о том, что вы ищете…»

Не смешно. Брандт самостоятельно в руки плыть не желал, а кошелек медленно пустел. Если тенденция в скором времени не изменится, то к моменту нахождения подарка мне будет попросту не на что его купить. Сколько в моем распоряжении? Около восьми тысяч – остатки выданных на проживание Комиссией денег; финансы Дэлла не в счет. А сколько может стоить редкая коллекционная модель пистолета, о котором едва ли кто слышал? Десять, двадцать, тридцать тысяч? А если все сто?

Я вздохнула.

Где-то я слышала о том, что жадность – источник всех человеческих бед, но чем дольше над этим размышляла, тем больше склонялась к тому, что на самом деле тем самым пресловутым источником является не жадность, а жалость. Да, именно она, жалость к себе. Преждевременный страх проиграть, тормозящий всякое действие.

Сложно ли отдать всю наличность за ценный и нужный тебе предмет? Нет. Легко ли ты расстанешься с чем угодно, лишь бы на чьем-то лице появилась улыбка? Конечно. Тогда причем здесь жадность? Счастливым можно быть и с пустым кошельком. А вот можно ли быть счастливым, жалея себя? Нет.

Когда тебя кто-то не любит – обидно. Когда кто-то отворачивается к стене и засыпает, не сказав ни слова, не обняв – жаль себя. Не сказали по телефону ласкового слова или вообще не позвонили – тяжело на душе, потому что вновь жаль именно себя. Скуксились при виде выбранного тобой подарка? Не оценили заботу? Не улыбнулись в ответ на шутку? Эффект один и тот же… извечная противная липкая и вязкая жалость к себе.

Именно она заставляет опустить руки, ведь впереди будет трудно, впереди, возможно, снова придется сносить унижения и обиды, вызывающие всю ту же извечную жалость, тогда зачем вообще двигаться вперед? Не лучше ли попробовать избежать? Переждать, побездействовать… Если упаду – коленка будет болеть, споткнусь – лицо будет в грязи, обидят– заноет душа…