В чужом ряду. Первый этап. Чертова дюжина - Михаил Март

Начальник аэродрома полковник Можейко понятия не имел о крушении спецрейса с золотом. Его обязали оказать всяческую помощь особой геологической экспедиции Дальстроя № 666, а также принять под свое командование экипаж прибывшего самолета.

Капитан Дейкин предъявил мандат экспедиции, а командир экипажа вручил ему пакет, который не приняли в Хабаровске. Можейко прочел депешу.

— Все это я уже получил в шифровке. Если кто-то из вас не в курсе, то могу огласить приказ. Вы получите в свое распоряжение десантный самолет Ту-2, поведет его подполковник Рогожкин. В качестве штурмана полетит бортинженер Муратов, он знает, в каком месте надо десантировать вашу группу. Посторонних на борт брать запрещено. Карты у вас должны быть свои.

— Мы геологи, а не парашютисты, — возмутился капитан Дейкин.

— Меня это не касается. Прыгать с парашютом — дело немудреное, ваш бортинженер проконсультирует команду. Все оборудование на борту самолета, он готов к вылету. Два дополнительных парашюта предоставляются под ваше оборудование. Экипаж сбросит десант и вернется на базу, он поступает в распоряжение нашей части до особого распоряжения. Самолет Дальстроя мы перегоним в Хабаровск. Это все указания, которые имеются на ваш счет. Здесь сказано, что экспедиция состоит из профессионалов высокой квалификации, так что мне вас учить нечему.

— Мы больше суток в воздухе, нам нужен отдых, — холодно сказал Рогожкин.

— Я распоряжусь, чтобы вам предоставили комнаты в общежитии.

— Только экипажу, — уточнила Лиза.

— Мне нужна карта рельефа северо-запада, — сказал Муратов. — Мы не знаем ландшафтных высот. Самолет не герметичен, с неопытными парашютистами выше тысячи метров поднимать нельзя.

— Карту вы получите под расписку, капитан.

Лиза и Дейкин вернулись к своим подопечным. Рогожкину и Муратову выделили комнату в общежитии. Капитан расстелил на столе карты, а подполковник пошел в душ.

Точка приблизительного места падения спецрейса была помечена красным крестом. Это полторы тысячи километров на северо-запад. При полных баках керосина едва хватит, чтобы вернуться на базу. Белограй доверил Муратову судьбу своих подопечных, но вряд ли верил в то, что команда, сколоченная из зеков, когда-нибудь доберется до золота. Ту-2 для такого полета не приспособлен. Что это дает Белограю, если он решил «делать ноги» и, скорее всего, в сторону падения спецрейса? Москва думает, что генерал погиб вместе с экипажем. Найдут самолет, значит, должны найти и его труп или останки самолета. Но золото не горит. И кто может знать, что самолет не сгорел? Без грамма топлива он попросту развалился на куски. Белограю нет никакого интереса, чтобы банда каких-то отщепенцев могла выйти к месту крушения. Три тонны золота! В голове такое не укладывается. Белограй слишком яркая фигура. Такому уйти от преследования непросто. Если он засветился после гибели Ту-4, его песенка спета. А золото может пролежать в дебрях Сибири еще сто лет мертвым грузом. Надо ждать. Год, два, пять, и идти самому на поиски.

Вася Муратов отдавал себе отчет в том, что лучше его никто не знает места падения спецсамолета. Почему об этом должен знать кто-то еще? Белограй не в счет. Его карта бита. Каким бы умным генерал себя ни считал, но если за твою шкуру взялись железные витязи Берии, то дни твои сочтены. Он свое дело сделал. Дал свободу заключенным, отстранил от себя приближенных, чем избавил их от репрессий, идущих вслед за хозяином по принципу домино, и остался один на один с многоглавой гидрой. Спасибо тебе, Василь Кузьмич. Пусть будет по-твоему. Губить твоих зеков я не стану, но и к золоту их не подпущу. Выживут — их счастье, а на нет и суда нет.

Муратов поставил свой крест в новой точке. Место подходящее: не слишком далеко от людей, железной дороги, и керосина хватит на полный круг.

Когда вернулся из душа подполковник Рогожкин, капитан спросил:

— Может, не будем мариновать команду Белограя?

— Хочешь лететь сейчас?

— Отдохнем пару часов, и хватит. Маршрут нетяжелый, до точки четыре часа лету на крейсерской скорости при малой высоте. Снимем балласт, на душе легче станет.

— Давай посмотрим. Командир подошел к карте.

8.

Сурен Карапетян поднялся к самой вершине холма по вырубленной крыльями просеке. В этом месте они сели на брюхо и заскользили под уклон, как на санках. Здесь он и нашел сбитые шасси, торпеды с двигателями, порванную обшивку фюзеляжа и топливные баки, вырванные вместе с болтами. По приблизительным прикидкам, тормозной путь составил не меньше полутора километров. С вершины открывался великолепный вид на бескрайний простор, однообразие которого разбавлялось тонкими змейками рек, скалистыми выступами и черными провалами ущелий. Похоже, в эти места еще не ступала нога человека. Останки самолета можно заметить только с высоты птичьего полета с западной стороны холма, что сводит к нулю шансы быть найденными.

Сурен осмотрел первый бак, смятый в лепешку. Он был сухим, никаких следов топлива, даже запаха. Второй бак лежал на сто метров ниже. Результаты осмотра те же.

Карапетян не верил в умышленную диверсию. Он долго разглядывал корпуса баков, выискивая места возможной утечки. Такие случаи возможны, но не на новых машинах. Загадка. Кому может прийти в голову подстроить умышленную авиакатастрофу рейса, имеющего государственную важность? Заключенных к аэродрому близко не подпускают. Магаданская авиабаза имеет свою историю. Славную историю. Сколько американских самолетов прошло через нее во времена войны! Счета нет. Сколько гражданских рейсов совершили дальние перелеты! Все закончились успешно. Регулярная линия открыта в 36-м и действует, как швейцарские часы.

Дорога на вершину заняла час, обратный путь — чуть дольше. Приходилось изучать каждую найденную железку, каждую деталь. Двигатели не пахли гарью, но обмотка сгореть не могла. Значит, глохли они от отсутствия топлива.

Сурен вернулся к своим. Вокруг самолета уже угадывалась поляна с поваленными деревьями, команда пыталась открыть остатки самолета обзору и расчистить площадку для костров.

Алешин сидел с карабином у каната, выброшенного из разбитого окна кабины, именно так они забирались в самолет и спускались вниз: пассажирский и погрузочные люки располагались в той части фюзеляжа, на которой лежал самолет. Шкловский сидел на поваленной сосне и тоже с винтовкой в руках.

— Я не помешал? Дичь стережете?

— Кого-то нам стеречь придется. Скорее всего, себя. — Что случилось?

— Усов пропал.

— Как это пропал?

— Молча, Сурен. Звука не издал, — оглядываясь по сторонам, сказал Шкловский. — Вынесли мы его воздухом подышать, положили в сторонке. Он начал себе костыль из сучьев вырезать. Минут сорок поработали, пошли на перекур, а Саввы нет. Исчез.