Король моего сердца - Юлия Вакилова

— Ради него я готова пойти даже на это, — бесцветным голосом отозвалась Эллери.

Старая женщина осеклась. На морщинистом лице мелькнули следы запоздалого прозрения.

— Как я могла прежде не видеть этого? Ты ведь любишь его, девочка…

Эллери удивленно застыла, наконец, поднимая лицо к собеседнице. В голове внезапно стало пусто, словно в опустевшем графине, и только одно слово набатом гремело в ней, заглушая любые звуки извне.

«Любовь».

Все это время она не допускала мысли об этом, избегая, заменяя это слово другими, более удобными, менее пугающими: «симпатия», «влюбленность», «привязанность».

Она пряталась от самой себя, боялась повторения прежней ошибки, оттягивала неминуемый миг принятия истины. Но вот это слово прозвучало — и Эллери вдруг вдохнула полной грудью, точно избавившись от незримых оков, все это время стягивающих, мешающих жить в полную силу.

Так вот, значит, какая она — любовь!

Как много раз прежде — сперва маленькой девочкой, затем девушкой — она мечтала, как это чувство войдет в ее жизнь.

Какой простой была жизнь без любви, какой пустой она была! Словно не до конца сложенная мозаика с зияющей дырой сбоку. Вроде замысел мастера виден и понятен, но без этого недостающего кусочка нет красоты. Нет того ощущения, когда не хватает слов и душа рвется в попытке обозреть Прекрасное.

Но Эллери никто не готовил к тому, что любовь может быть такой: беспощадной, жестокой, перемалывающей людей и обстоятельства, толкающей влюбленных на самые безрассудные поступки.

Ниньи что-то продолжала говорить, но принцесса не слышала ни слова, с потрясением принимая запоздалую истину. Ее маленький мир претерпевал очередные изменения. Вот только теперь — наконец-то! — причина изменений крылась внутри, а не шла, навязанная силком, извне.

Ни одна из женщин не услышала, как бесшумно затворилась дверь, открытая оставшимся незамеченным посетителем, решившим так не вовремя потревожить принцессу визитом.

— Из-за него сейчас может разгореться война. Если бы он не убил Оркеса… — эти тихие слова внезапно проникли в сознание девушки, и она взвилась, вскинулась, точно бешеная кобылица, желая всеми силами защитить своего возлюбленного.

— Как ты смеешь такое говорить! В этом поступке есть и твоя вина! — гневно закричала принцесса, теряя самообладание. — Если бы ты отправила ему тогда мое послание, все было бы иначе!

— Иначе? — через силу усмехнулась старая женщина, но во взгляде ее плескалось раскаяние. — А ты не пробовала представить, что было бы, получи он его? Отправился за тобой? Украл из замка? Вы бы тайно обвенчались? Неужели ты думаешь, твой отец оставил бы без последствий такой самонадеянный шаг? Вспомни Майина! И как все вышло.

— Да, были бы последствия! Да, отец не сразу принял бы наш брак! Но неужели ты и впрямь считаешь, что те последствия, с которыми нам пришлось бы бороться, были страшнее смерти Оркеса? Если бы не твое вмешательство, все могло сложиться иначе! И он был бы жив… — горестным шепотом закончила девушка.

Впервые старая женщина не нашлась, что ответить.

Эллери вновь опустилась на пол, роняя голову. Глухие рыдания грозили вырваться наружу потоком слез.

Она так была перед ним виновата! Наверное, эта вина останется с ней на всю жизнь.

Внезапно громкие всхлипывания со стороны Ниньи привлекли ее внимание.

Старая женщина, не таясь, плакала. Эллери даже не помнила, когда в последний раз видела ее такой — и видела ли вовсе. Ручейки слез стекали по морщинистым щекам, на их место приходили все новые — а рыдания не успокаивались.

Женщина медленно покачивалась, худые плечи подрагивали, и это зрелище заставило яростную скорбь в душе девушки утихнуть. В конце концов, это была её старая верная Ниньи, которая всегда была рядом, сколько себя помнила принцесса.

Она несмело протянула к ней руки и привлекла к себе.

— Прости меня, Эллери, — несвязным шепотом вырывалось сквозь слезы няни. — Если бы возможно было все вернуть назад!..

— Ничего уже не исправишь, — грустно шептала девушка, уткнувшись в седовласую голову. — Остается лишь жить дальше. И извлекать уроки из содеянного.

На некоторое время в комнате повисла полная раскаяния тишина, в которой каждая из собеседниц думала о своем. Наконец, с глубоким вздохом Ниньи утерла остатки слез и, отстранившись, упрямо проговорила:

— Наверное, ты до сих пор коришь меня за то, что я не передала то письмо Бродяге. Хотя какое тут может быть «наверное»? — ее лицо искривила гримаса боли. Справившись с собой, она продолжила: — Понимаю, что не заслужила твоего прощения. Но все же хочу рассказать, объяснить почему так поступила. Не ради твоего прощения, а просто чтобы ты знала.

Эллери молчала, не препятствуя. Взглянув на нее, женщина негромко начала свое повествование:

— Это решение мной было принято еще очень, очень давно. Когда ни о каком увлечении Бродягой еще не шло и речи, а Оркеса и подавно не было на горизонте твоей жизни. Я осознала, что больше никогда не соглашусь ни на какую твою авантюру в миг, когда потеряла тебя, когда нас с Норком перехватили люди твоего отца, а вы с Бродягой сбежали. Тогда я чуть не сошла с ума от беспокойства за тебя! — она повысила голос, но глаза ее не видели Эллери. Она сейчас была там, в далеком прошлом, сходящая с ума от неизвестности и тревоги. — Но словно этого было мало, следующий удар настиг меня в замке твоего дяди. Когда я, своими руками, своей помощью чуть не убила свою девочку, свою Эллери! Если бы я только могла знать, что творила в тот миг, помогая тебе сбежать! Наверное, тогда мной овладело безумие или сам дьявол, никак не меньше! Днями и ночами я не знала, где ты, что с тобой, сыта ли, не болеешь ли, жива ли ты вообще!

Эллери молчала, придавленная гнетом опустившейся на плечи вины. Она так привыкла, что няня всегда поддерживала любое ее начинание, что мольбы и капризы в конечном итоге заставляли старую женщину, пусть ворча и кряхтя, но поступать в соответствие с желаниями девушки. Но никогда прежде ей не приходило в голову взглянуть на мир глазами Ниньи. Каково ей пришлось тогда? Сколько всего она выслушала и от Керля, и от короля? Скольким унижениям и обвинениям подверглась из-за своей любви к воспитаннице и желания помочь той?

— Тогда я совершенно отчетливо поняла, что больше не имею права подвергать тебя риску, — тихо, но твердо продолжила няня, не подозревая, что происходило сейчас в душе девушки. — Что мои попытки тебе помочь оборачиваются лишь еще большей опасностью для твоей жизни. И в те недели перед свадьбой, я видела, как ты страдала и металась, точно в клетке, но думала, что дело не в Бродяге, а в твоем отце, что ты отчаянно не хотела следовать его приказу из чистого упрямства. Я поверила, что время все расставит на свои места, и ты одумаешься! Оркес, — на этом имени голос женщины задрожал. — Он ведь был хорошей партией, я столько всего слышала о нем. Лучшего мужа и пожелать нельзя было в той ситуации. — Она оборвала себя и глотнула воздуха, чтобы закончить. — Но если бы я только знала, если бы только внимательнее пригляделась к тебе… Я бы никогда — слышишь? — никогда бы не посмела причинить тебе эту боль.