Он, другой и ты - Ольга Пожидаева

– Сашк, я скучал по тебе, – вдруг совершенно не в тему ляпнул Деня. – Даже не понимал, как сильно скучал, пока не увидел тебя…

– Ой, давай только без этой байды, День. Я трахаться с тобой по старой памяти не собираюсь, – отбрила она.

– Я даже не сомневаюсь в этом, – печально улыбнулся Бирюков.

Они немного помолчали, а потом Саша тихо заговорила, удивляя не только Дениса, но и саму себя.

– Я так злилась на тебя, День. Все пять лет злилась.

– Я мудак, Саш.

– Костя прав, нам не нужно было жениться.

– Костя часто лезет не в свое дело. Мне нравилось быть твоим мужем…

– Только недолго. Или не так сильно?

– Я – один большой косяк.

– Да ладно, я тоже не корзинка с фруктами, – Нестерова двинула ему в плечо кулаком, а потом протянула оттопыренный мизинец, предлагая: – Мир?

– Мир, – улыбнулся Денис, цепляясь за ее пальчик своим.

Они потрясли сцепленными руками, хихикая, а потом Денис сделал большую ошибку. Он поднес Сашкину ладонь к губам и поцеловал костяшки ее пальцев. Именно в этот момент открылась дверь, и трогательную сцену во всей красе узрел Дима.

Саша медленно повернула голову и, найдя, что Токарев уж очень похож в этот момент на Отелло, хихикнула.

– Картина Репина «Не ждали». Холст. Масло, – проговорила Саша, не находя сил стереть дебильную улыбку с лица.

– Иди сюда, – вдруг слишком серьезным и при этом до ужаса возбуждающим тоном приказал Токарев.

Сашка послушно двинулась на выход, даже забыв затушить сигарету. Едва она вышла с террасы, Дима крепко схватил ее за локоть и потащил за собой в сторону кухни.

– Я думал, ты завязала с этим дерьмом, – снова огрызнулся он, выдирая у Саши из рук сигарету и туша ее в раковине.

– С каким именно дерьмом? С табаком или с Дениской? – снова хихикнула Сашка, скинув куртку.

Дима пропустил мимо ушей ее шуточку. Он пригвоздил девушку к боковой стенке холодильника, который стоял напротив двери в кухню так, что их практически не было видно.

– Ты это специально делаешь, да? – процедил сквозь зубы Дима, нависая над ней, продолжая удерживать теперь уже оба локтя, хотя Саша даже не пыталась вырваться.

Она напротив испытывала к злому Диме какое-то странное притяжение, перемешанное с острым возбуждением. Девушка уже собиралась ответить, как их уединение нарушили.

– Сашк, ты тут? Куда пропала? – позвал голос Славы.

– Выйди нахрен и дверь закрой, – рыкнул и на него Токарев, выглянув из-за холодильника.

Слава тут же ретировался, поняв с первого раза.

– Кошмар. Димка, ты такой офигенный, когда бесишься, – замурлыкала Саша ему в шею, покусывая кожу губами.

– Саш, – опешил он, – ты чего несешь?

– Я теперь понимаю, почему меня так тянуло к тебе тогда. Ты же орал на всех. И меня это таааак волновало. И страшно было, и… горячо, – шептала Нестерова, пока вела языком по его шее к уху.

Дима замер, теперь едва помнив причину своей злости, однако Саша поспешила напомнить.

– И да, я специально. Потому что меня до одури бесит твое отстраненное равнодушие. Ты думал, что я сразу побегу к нему, да? Прыгну к нему в койку? Может даже прямо тут, у тебя дома. Почему бы нет? – зло шептала девушка прямо ему в ухо. – Такой сценарий расписал нам, да? Но уж прости, мы просто курили и трепались. Прости, я не хочу своего бывшего мужа. Прости, что не оправдала твоих ожиданий.

И вот теперь она первый раз дернулась, пытаясь уйти, но Дима держал крепко. Он прищурился, пронзая Сашку потемневшим от злости взглядом.

– Ненавижу, когда ты вот так делаешь, – прорычал он.

– Как?

– Читаешь меня. Словно насквозь видишь.

В его взгляде было все: отчаяние, восхищение, желание, злость, беспомощность. Этот коктейль ударил Саше в голову сильнее текилы и сигарет. Она подняла руки, обняв ладонями его лицо, и попросила:

– Прямо сейчас. Поцелуй меня.

Ей не нужно было повторять дважды. Дима смял ее рот жесткими требовательными губами, сокрушая, сминая Сашку отчаянными поцелуями. Он не желал сдаваться один, упрямо тащил ее за собой в ту бездну, которая засасывала его с головой. Девушка знала, что губы будут болеть от его жалящих поцелуев, но все равно не останавливала Диму, получая какой-то извращенный кайф от легкой боли.

– Димка, черт, я так хочу тебя, – заскулила девушка, как только он насытился ее ртом и спустился к шее. – Хороший мой, родной, я с ума схожу… Это невыносимо.

– Повтори. Скажи, что хочешь меня, – потребовал Дима, крепко сжимая ее задницу.

– Хочу тебя… Пожалуйста, Дим, пожалуйста.

В этот момент Токарев отчаянно хотел утащить ее наверх и не менее отчаянно трахать всю ночь напролет, заставляя Сашку орать на весь дом. Но он помнил, что у него полная гостиная друзей, и Саша злоупотребила спиртным. Дима был почти уверен, что завтра она будет жалеть. Поэтому он пошел на компромисс и слегка погладил девушку между ног, отчего она громко застонала, снова умоляя.

– Еще, пожалуйста, – ныла Саша, толкаясь бедрами навстречу его руке. – Ты так нужен мне. Не касался меня вчера… Не смей так делать больше. Хочу твои руки, твой рот… Везде… Тебя всего…

Девушка извивалась от желания, цепляясь руками за Димины плечи, задирая вверх его майку, целуя, кусая, водя языком по оголенной коже.

– Господи, Сашка, какая же ты пьяная, – вдруг понял Дима.

– Плевать, – буркнула Нестерова, наконец стаскивая с него майку через голову.

«А мне, нет», – подумал Токарев.

Он изо всех сил старался остаться в уме, чтобы завтра в похмельном угаре Саша ни о чем не жалела. Но он не желал отказывать себе в удовольствии, ведь Саша просила его, умоляла. Этого Токарев ждал с самого Нового года.

Дима продолжал поглаживать ее между ног одной рукой, а вторую положил ей на грудь, проклиная Сашкин наряд. Она надела длинный худи и легинсы, которые сидели на ней слишком тесно. Помня, что они на кухне, куда может в любой момент кто-нибудь завалиться, Токарев лишь слегка приспустил ее штанишки, чтобы пальцы могли свободно действовать.

Сашка громко застонала, едва он коснулся ее горячей, влажной плоти. Дима поспешил закрыть ей рот поцелуем, хотя сам постанывал ей в губы.

– Охренеть, Саш. С ума сойти. Это все я, да? – спросил он,скользя пальцами по нежнейшей коже. – Всегда так, когда я тебя ласкаю?

– Даже от поцелуев. Даже на людях. Я не могу это