Клятва, которую мы даем - Монти Джей

Нет ничего, что она любила бы больше, чем людей, которые слушали бы ее текущие теории и убеждения. Это ее язык любви.

А мой язык любви — это когда люди хорошо относятся к моей сестре.

Это равносильно тому, как если бы мужчины держали на руках младенцев. У меня внутри происходит что-то странное.

В тот вечер перед сном мне пришлось напомнить ей, что это временно, и привязанность к нему только усложнит ей жизнь. Он не был чем-то постоянным — Сайлас Хоторн был мимолетным моментом в нашей жизни. Она знала, в чем дело. Но Лилак… ну, она — это она, и она не слушает.

Я должна буду быть рядом, чтобы собрать кусочки воедино, когда все это закончится, и она будет скучать по его обществу.

— Черт.

Баннер, который я пытаюсь повесить снаружи студии, снова выпадает у меня из рук. У меня есть ровно два часа до того, как начнут собираться люди, и эта студия — настоящая катастрофа. Ничего не готово, и с течением времени я все больше погружаюсь под воду.

— Дурацкие горячие, сексуальные руки, — я тихо ругаюсь, сжимая плакат. — Дурацкий одеколон, который так приятно пахнет, дурацкий язык, который…

— Похоже, мы появились как раз вовремя.

Я чуть не падаю с маленькой лестницы, на которой стою, когда оборачиваюсь, баннер развевается и падает на землю, когда я смотрю на людей, стоящих внизу.

Сидя на тротуаре перед моей открытой студией, Сэйдж смотрит на меня, прикрыв глаза от летнего солнца черными солнечными очками, и ухмыляется.

— Что вы, ребята, здесь делаете?

Медленно я начинаю спускаться по ступенькам лестницы, пока не оказываюсь на земле, где и должны быть ноги. К черту эту лестницу и к черту этот плакат.

— Звонил Сайлас, сказал, что тебе может понадобиться помощь, — Брайар ухмыляется и я предполагаю, что это толстовка с капюшоном, которая на ней, Алистера, судя по ее размеру, она доходит до середины бедра, а затем переходит в леггинсы в сеточку. — Похоже, он был прав.

— Знаешь, — хмыкает Лира, покачиваясь взад-вперед на пятках, — я начинаю обижаться, что ты не просишь нас сама.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, не зная, смогу ли сказать им правду.

Что я так привыкла к отсутствию поддержки, к тому, что все приходится делать самой, что забыла о существовании людей, готовые помочь мне сейчас.

— Не воспринимай это так, — говорю я. — Я со всеми такая. Просить — это не то, в чем…

— Ты хорошо разбираешься? Ни хрена подобного, — перебивает Сэйдж, поднимая на голову очки. — Не волнуйся, с этими двумя ты справишься. У меня получилось, просто нужно время.

— Вы делаете это потому, что я замужем за лучшим другом ваших парней? — спрашиваю я, глядя в лицо каждой из них и скрещиваю руки на груди. — Если мы просто будем вести себя вежливо, это нормально. Или это жалость? Из-за того, что со мной случилось? Мне просто нужно знать, почему вы так стараетесь быть со мной милыми.

Брайар склоняет голову.

— Почему ты такой скептик?

Я восхищаюсь прямотой ее вопроса, хотя уверена, что она хотела сказать: Почему ты такая сука?

Не то чтобы я хотела быть такой. Настороженной и недоверчивой. Но это тяжело, когда люди один за другим подводят тебя. Я хочу верить, что у них добрые намерения, но не могу избавиться от чувства недоверия.

— Ясмин, моя школьная подруга, — начинаю я, прекрасно понимая, что все знают дочь двух арт-магнатов, девочку, которую я знаю с детского сада. Мы вместе влюбились в искусство, и так же быстро этот шедевр дружбы распался. — Она была рядом со мной, когда меня спасли. Присылала мне посылки с пожеланиями выздоровления и цветы в больничную палату. Даже приходила и приносила домашнюю еду, пытаясь вдохновить меня вернуться к рисованию, — я облизываю нижнюю губу и вздыхаю, качая головой. — Да, но через три месяца после этого начался ажиотаж — люди узнали о том, что я рассказала только Ясмин. Шрамы, которые оставил на мне Стивен, пытки и унижения, которым он меня подвергал, все, что я рассказывала ей по секрету, стало достоянием общественности, и они, блядь, сожрали это.

Во мне что-то сломалось, когда я узнала, что незнакомые люди по всему миру читают о том, как меня заставляли есть из собачьей миски и справлять нужду в ведро, слушая подкасты и рассказы ведущих новостей о моем психическом состоянии.

Как можно влюбиться в человека, который вывихнул тебе плечо?

До похищения она, должно быть, увлекалась всякими извращениями.

Меня вскрыли, я была еще жива и могла чувствовать, в то время, как люди заглядывали в мои внутренности. Они совали туда свои любопытные руки, делая предположения, основанные только на том, что преподносили им СМИ.

Я стала историей. О том, что я все еще человек, было забыто.

Именно поэтому я с самого начала отказалась общаться со СМИ.

Ясмин была лишь первой, кто предал мое доверие.

— Ну и дрянь, — бормочет Брайар.

— Она все еще живет в Спрингсе. Мы могли бы…

— Тебе нельзя ее зарезать. Если тебя арестуют, Тэтчер обвинит нас, а я не собираюсь участвовать в его мелодраме, — вмешивается Сэйдж, прежде чем Лира успевает закончить предложение, заставляя ее закатить глаза.

— Я хотела сказать, что мы можем проколоть ей шины, — поправляет Лира, и хотя ее черты выдают невинную, застенчивую улыбку, в ее глазах есть выражение, которое говорит мне, что она убьет кого-нибудь, если придется. — В любом случае, мы пытаемся подружиться не для того, чтобы быстро заработать на таблоидах.

— Тогда почему?

— Чувиха, — вздыхает Сэйдж, как будто это очевидно. — Ты у нас четвертая.

Я хмурюсь.

— Четвертая что?

— Ты никогда не смотрела «Колдовство35»? Культовую классику 1996 года?

Я качаю головой, отчего ее рот открывается в шоке, как будто я только что сказала ей, что совершила преступление.

— На эти выходные у нас запланирован вечер кино. С чистой совестью заявляю, я не могу допустить, чтобы ты еще больше вошла в наш мир, не посмотрев, как доминирует Файруза Балк, — приказывает она. — Но пока просто знай, что ты у нас четвертая. Если тебе понадобится время, чтобы свыкнуться с этой мыслью, пусть будет так.

— Теперь ты часть Общества одиночек, — говорит Лира. — Забытые. Те, кто никогда не вписывался в иерархию Пондероза Спрингс. Ты по-прежнему можешь быть одинокой, просто мы будем одиноки вместе.

Старые собаки не могут научиться трюкам за один день, но какая-то часть меня жаждет того, что они предлагают.

Ощущение принадлежности.

Знание