Клевые - Эльмира Нетесова

Роза никогда не искала поклонников. Их у нее было в избытке.

Ее привыкли видеть в "Мерседесах", "Вольво", "БМВ". И никому не пришло бы в голову, что изредка она ездит на далекую окраину города в старый дом и там, вдали от всех, от поклонников и развлечений, проводит время совсем иначе.

В этом трехэтажном кирпичном доме без элементарных удобств жили с незапамятных времен более трех десятков семей. Они хорошо знали друг друга, но старались не общаться и видеться, как можно реже.

Здесь, в одной из квартир, на втором этаже жила Роза. Сюда ее привезли совсем крохотную прямо из роддома. И, положив в кроватку, возле печки, пошли по воду, чтобы искупать впервые. Роза проснулась, закричала. Не услышав материнского голоса, заорала во все горло.

На ее голос дверь открыла соседка. Увидев ребенка, сморщилась в печеное яблоко, сказала зло:

— Эти негодяи еще и размножаются…

Услышав за спиной шаги матери, соседка поспешила захлопнуть двери, ретировалась с кислой миной, заметив вслед матери едкое:

— Им бы подальше от людей сбежать, от греха! А они еще обнаглели и расплодились!

Мать, резко хлопнув, закрыла двери. А вечером рассказала отцу, вернувшемуся с работы, о реакции жильцов на появление Розы.

— Не обращай внимания! — ответил он.

Эти же слова много раз слышала и Роза. Маленькая, она не понимала, что происходит вокруг. Почему ее семью так люто ненавидят в доме. Эта злоба выплескивалась и на нее. Душила, доводила до слез. Но никто ничего не мог изменить.

Уезжали на новые квартиры старые жильцы. На их место заселялись другие и вскоре становились лютыми врагами семьи Розы, хотя ни с кем из них они не общались.

Причину этой ненависти она узнала от матери, когда стала подрастать, разбираться в людях и в жизни.

— Наша семья здесь с самого начала поселилась. Эти комнаты получить считалось великим благом. Зеленый пояс Москвы! Сюда приехали высокие чины. И жили спокойно. Но… Лишь поначалу. Твой дед работал тогда в органах безопасности. Под началом самого Лаврентия Павловича Берия. Вон его дом, видишь, совсем неподалеку. И, конечно, выполнял все его поручения. А они были не из легких. Но куда деваться? Не выполнишь — попадешь не просто в немилость, а под подозрение в сообщничестве или пособничестве врагам народа. Вот он и участвовал в аресте таких. Случалось забирать и соседей, хотя внутренне не верил. Но приказ не оспаривают. В те годы все молчали и боялись деда хуже черта! Нас не только в гости пригласить, пугались встретить на пути. Никто не общался. Многие из тех, кого он забрал, никогда домой не воротились. А те немногие, кому повезло выжить, и теперь считают нас заклятыми врагами. Будто не Берия, не те, кто кляузы настрочили на них, а твой дед один во всем виноват. Он молчал. Терпел все. А когда при Хрущеве начались реабилитации, жильцы потребовали от правительства, чтобы нас выселили из дома от греха подальше. Вот и приехала комиссия по письму. Собрала всех. Дед не знал, для чего вызвали. Когда услышал — не сдержался. Ткнул пальцем в одного, кричавшего громче всех, да и сказал: "Ты бы, Осип, молчал! Из семи твоих кляуз — шесть сработали на погибель! Не ты ли в смерти этих людей виноват? Сколько получил за свои сообщения? Хоть раз признайся, как на духу! Не только соседей, родного брата запродал. Чего меня позоришь? Оглянись на себя!" Тот сразу убежал, спрятался. Но тут баба вылезла. Тоже потребовала нашего выселения. А дед и скажи: "Кому б говорить, тебе — заглохнуть надо! Мы не успевали человека в машину посадить, как ты со своей семьей принималась мародерничать и грабить квартиры, чьих хозяев замели. А потом сбывала на толкучке все, вплоть до кальсонов. Чего ж о себе молчишь? Коли нас, подневольных, выселять, тебя и вовсе выкидывать надо с грохотом!" Но, как бы там ни было, и фискала, и мародерку не тронули. Собака кусает ноги, то, что видит, то и хватает. Думать, искать настоящего виновника никто не хотел, всем недосуг. Да оно и сподручней выливать ярость на того, кого годами проклинали. Вот так получилось и у нас. Деда, на потеху толпе, выкинули из органов на улицу. Без пенсии, без работы, под общий свист. Он был военным. Его никуда не взяли. Все отказывали в работе. И дед стал сдавать. Он пробовал попасть на прием к Хрущеву, но куда там! Его, полковника отбрасывал от дверей лейтенант.

— А почему они так делали? Разве не понимали, что дед не виноват? — удивлялась Роза.

— Ну это кому как удобнее! Разве можно обвинить солдат за то, что в войну убивали немцев? Нет! Те были врагами и это знали все!

Тех, кого забирали, тоже объявляли врагами, и с этим тоже соглашались все! Дед их конвоировал, но не расстреливал. Ни одного не тронул даже пальцем. Но солдат не порочат. Их награждают. А твой дед был вынужден застрелиться. Перед этим он написал записку. Вот она! Читай.

— Дорогие мои, бесконечно любимые! Простите меня за все, за горе и горечь, за все обиды и страдания, какие вы перенесли из-за меня! Я один виноват во всем. Я должен был умереть вместе с теми, кого арестовывал! Я всегда сочувствовал им, но не хватило духу признаться в этом! Теперь понятно, что жил впустую. Хотел уберечь вас от бури, а вверг в пучину! Может, моя смерть охладит и остановит людскую злобу, и над вашими головами засветит солнце! Пусть хоть эта моя мечта сбудется! Прощайте и простите!

— Теперь ты поняла? — спросила Розу мать и продолжила: — Твоя бабка не пережила утраты и меньше чем через год ушла следом за отцом. Нас осталось совсем мало. И если бы не друзья твоего деда, мы погибли бы…

— А что за друзья? Тоже чекисты?

— Нет, Розочка! На работе друзей не было. Там лишь сослуживцы. В друзьях остались те, кому отец сумел помочь уйти от ареста, либо бежать из-под стражи.

— Такое было?

— Конечно. Больше тридцати человек… Предупреждал о грозящем. И люди вовремя скрывались, исчезали из Москвы в неизвестном направлении.

— А почему они не вступились за деда?

— Связь была оборвана, не знали. Лишь спустя годы… Но и теперь, как видишь, кипит злоба. Она долго не остынет. Твой отец не выдержал.

— Он бросил нас?

— Нет, дурочка, поехал на родину, искать лучшей доли в Израиле. Мы — евреи. Но все родились в России. Мне от нее лишь в могилу… Отец последнее письмо прислал в прошлом году. Обещал приехать за нами, забрать к себе. Да, видно, не близок путь от Синая.

Роза училась в седьмом классе, когда мощная держава развалилась на республики-государства, и в России началась неразбериха. Это сразу отразилось на жизни каждой семьи. Прежде всего на несоответствии цен и заработков. Зарплаты матери перестало хватать даже на неделю. Та, проработав всю жизнь в библиотеке, возвращаясь с работы, со слезами рассказывала, что их библиотеку собираются закрывать, а работников увольнять. Как жить тогда, она не представляла.

В школе ученики перестали носить форму и одевались кому как захочется.

Одноклассницы приходили на уроки подкрашенные, разодетые в импортные джинсы, бананы, обутые в "Саламандры". Роза средь них смотрелась белой вороной. Ее дружно высмеивали. Она возвращалась домой в слезах, порою, не выдерживая, убегала с занятий.

— Эй! Жидовка! Тебя из ломбарда стыздили? — кричали ей вслед.

— Вылезай из нафталина, метелка! Пошли за угол, переткнемся! Я тебе за это башли дам! — предлагал одноклассник, прижав в углу.

Роза вырывалась, плакала. Но матери ничего не говорила, щадила ее. Хотя уже не раз возникала мысль бросить школу.

Вот так однажды сидели они в выходной с матерью дома. Никуда не ходили. Деньги кончились. А до зарплаты еще неделю ждать. Продать нечего было. Думали, как дотянуть до получки, когда в дверь позвонили.

Румяная, пышнотелая женщина вошла в комнату, волоча за собой пузатый чемодан.

Она вчера вечером прилетела из Израиля. Решила навестить родню. Привезла для Розы с матерью подарки от отца и деньги. Гостья отдала доллары. И, оглядев Розу, удивленную и обрадованную, заметила:

— А ты красивая девочка! Вся в отца! Хочешь, познакомлю с родственниками? Будете дружить, все ж не так одиноко станете жить. Эти люди имеют вес в обществе. Может, пригодится это знакомство?

Роза, глянув на мать, согласилась. Вместе с гостьей она приехала на Старый Арбат. Там ее приняли радушно, как давнюю знакомую. Девчонке очень понравилась большая дружная семья, где никто не задавал ей лишних вопросов. Ее угощали. А Сара рассказывала о жизни в Израиле. Об отце она упомянула лишь вскользь, обронив, что он работал поначалу автослесарем. Но потом подвело здоровье, простыл. Выучился на дамского парикмахера. Теперь хорошо зарабатывает, доволен жизнью и возвращаться в Россию не собирается.

Думает ли он забрать семью к себе? Об этом Сара не сказала или не знала.

Роза с матерью перетрясли весь чемодан, каждую вещь, но не нашли ни письма, ни записки.