Наш Современник, 2005 № 10 - Журнал «Наш современник»

— Ну, что, Строуб, мы наших военных будем слушать?

Тот с ухмылочкой ответил:

— Нет, не будем.

— Ну, тогда пойдем дальше.

Я не мог понять, что заставляло В. С. Черномырдина полностью принять сторону С. Тэлботта. Сдача им всех позиций была для меня очевидной. Между тем американский дипломат продолжал читать свой текст, глава российской делегации что-то переспрашивал, время от времени возражая по мелочам. Но это лишь подтверждало крепнувшее во мне убеждение, что рассматривавшийся документ был согласован руководителями делегаций между собой еще до начала пленарного заседания.

Своего места на этих переговорах я уже не видел. Выход оставался один: постараться переубедить В. С. Черномырдина, доложить в Москву, обратиться к прессе, словом, не допустить подписания капитулянтского документа. Еще по ходу дела я попросил В. М. Заварзина выйти в кулуары и проинформировать представителей посольства РФ в Бонне лично и министра обороны по телефону: И. Д. Сергеев в первую очередь должен был знать, что В. С. Черномырдин сдает позиции.

Этот факт подтвердился тут же: стоило С. Тэлботту завершить комментарий своей бумаги и задать вопрос: «Каково будет мнение?», как Черномырдин заявил, что российская делегация полностью согласна с озвученным документом, высокопарно названным окончательным вариантом плана международного сообщества по урегулированию кризиса в Косово.

Здесь, полагаю, необходимо сделать отступление, чтобы изложить содержание этого «окончательного варианта», иначе читателям будет трудно судить о причинах драматизма последовавших событий. Соглашение предусматривало: немедленное прекращение «насилия и репрессий» в Косово; вывод оттуда военных, полиции и военизированных подразделений Югославии; размещение там под эгидой ООН миротворческих контингентов; автономию Косово в составе Союзной Республики Югославии; назначение Советом Безопасности ООН временной администрации края для обеспечения руководства на переходный период; возврат в Косово ограниченного числа сербских военных для установления связей с международными силами безопасности, разметки минных полей, охраны сербских святынь и присутствия на основных пунктах пересечения границы; безопасное и свободное возвращение всех беженцев и перемещенных лиц; политический процесс, который должен был обеспечить значительную автономию для Косово, суверенитет и территориальную целостность СРЮ и других государств региона; разоружение Армии освобождения Косово (АОК).

На первый взгляд это был вполне добротный документ, учитывавший интересы всех вовлеченных в конфликт сторон. Собственно, на это и напирал Черномырдин. Однако те, кто знали ситуацию изнутри, не могли не понимать, что полный вывод из Косово югославской армии и сил безопасности будет означать утверждение в регионе либо сепаратистов из АОК, либо натовских войск, либо вообще союз между ними против югославов. В любом случае для Белграда это оборачивалось политическим проигрышем, сулившим дезинтеграцию и распад единого государства, поскольку он не только терял контроль над своей территорией, но и отстранялся от участия в стабилизации обстановки.

При этом от югославского руководства согласие требовалось в ультимативном порядке, поскольку в документе особо оговаривалось: прекращение военных действий произойдет только после начала вывода войск, «доказательства которого поддаются проверке». Забегая вперед, скажу, что НАТО приняло решение о приостановке воздушных ударов по Югославии только 10 июня, то есть почти через неделю после одобрения Скупщиной Сербии «мирного плана по Косово». К этому времени тысячи человек были убиты и ранены, лишились крова, ущерб от бомбардировок составил более 130 млрд долл.

Но вернемся в зал заседаний. Поскольку решение о поддержке американского проекта было принято Черномырдиным единолично, не только без консультации с Москвой, но и со своей делегацией, мне оставалось только резко заявить о своем полном несогласии с принятым ультиматумом, после чего покинуть зал переговоров и доложить министру обороны РФ о предательстве спецпредставителя.

2 июня мы были уже в югославской столице. Встреча с югославским руководством уже началась, когда ко мне подошел российский посол Ю. М. Котов и показал телеграмму от Б. Н. Ельцина главе делегации. Она была следующего содержания: «Строго соблюдайте мои указания». Мы подошли к Черномырдину вместе, посол передал телеграмму, а я спросил:

— Ну, что, Виктор Степанович?

Тот, как мне показалось, отреагировал несколько нервно:

— А что? Мы вот и делаем, мы добиваемся прекращения бомбардировок.

Потом он приободрился и продолжал гнуть свою линию. В Белграде это проявилось в полной мере. Президент Финляндии М. Ахтисаари вел себя сдержанно, если не сказать пассивно, он, кстати, и в ходе переговоров особой активности не проявлял, чаще всего высказывал нейтральное мнение. Американцев не было. Так что основную роль в том, чтобы добиться капитуляции Югославии, взял на себя, как ни прискорбно, российский представитель.

В начале встречи с югославами Черномырдин много говорил о тяжелейшей, как он выразился, работе, которая была проведена в Бонне, о том, что документ «получился хороший» и югославское руководство обязано его принять.

Президент СРЮ сказал, что документ не вполне приемлем для югославов, и они хотели бы в ходе обсуждения внести коррективы. На это Черномырдин отреагировал мгновенно:

— Никаких поправок! Вы должны сказать: да или нет. Если да, то для вас наступает мир, сохраняется целостность. Если нет, то будут продолжаться бомбардировки, — и он стал живописать тяжелейшие последствия.

Югославское руководство, к его чести, устояло перед таким напором и заявило, что будет продолжать работать над документом, если потребуется, всю ночь. Черномырдин вынужден был согласиться с ночевкой во фронтовом Белграде. М. Ахтисаари, опасаясь бомбардировок, улетел в соседнюю Венгрию.

Вечером С. Милошевич и наиболее высокопоставленные члены югославского руководства встретились с российской делегацией за чашкой кофе. Продолжили обмен мнениями по главной проблеме. В. С. Черномырдин заметно изменил тональность разговора:

— Слободан, ты извини, я, может, резковато говорил, но обстановка требует.

На это президент СРЮ возразил, что суть дела не в резкости выражений, а в кардинальной смене российской позиции. В такой, совершенно иной ситуации им не просто принять решение. И опять повторил, что документ носит характер ультиматума.

— А в чем ты видишь ультиматум? — спросил В. С. Черномырдин. — Посмотри, бомбардировки прекращаются — разве это плохо? Хорошо. Гарантируется целостность Союзной Республики Югославии — разве это плохо? Косово возвращается — тоже хорошо. Что тебе еще нужно?

На этот горячий монолог один из присутствовавших, по-моему, это был президент Сербии М. Милутинович, отреагировал вопросом:

— Виктор Степанович, когда все обещанное наступит?

Спецпредставитель насупился:

— Что вы хотите: чтобы сегодня подписали, а завтра наступило? Так не будет. Потребуется месяца три, полгода.

В этот момент М. Милутинович повернулся в мою сторону:

— Хотелось бы знать мнение генерала Ивашова.

Я ответил, что, если югославы примут этот документ, обещанное господином Черномырдиным не сбудется никогда. Югославия потеряет статус суверенного государства, будет расчленена и разгромлена, Косово уже никогда не вернется в состав СРЮ. На это В. С. Черномырдин отреагировал по-своему:

— Что вы слушаете Ивашова? Его даже в НАТО ястребом называют.

Утром, явно измученные бессонницей и напряженной работой, подавленные (это было видно), прибыли руководители СРЮ. Милошевич без обиняков заявил, что, поскольку югославы остались одни, без союзников, они, обсуждая всю ночь сложившуюся ситуацию, приняли решение принять то, что от них требуют. Явно обрадованный, Черномырдин стал заверять, что Россия сделает все, чтобы прекратились бомбардировки, чтобы была сохранена целостность Югославии, но это, на мой взгляд, уже не имело никакого принципиального значения. С поникшей головой возвращались мы в Москву. Братья-сербы со скупыми улыбками прощались с нами, а мы отводили взгляд.

По пути из Белграда с руководителем делегации я принципиально не общался, а по прилету во Внуково не спешил покинуть самолет. Но без меня Черномырдин отказался выходить к прессе. Отвечая на вопросы журналистов, я отбросил всякую дипломатию. То, что мои оценки шли вразрез с восторгами, которые источал спецпредставитель, заявляя о полном успехе своей миссии, меня не беспокоило. Страна должна была знать правду и своих «героев».

Через несколько дней И. Д. Сергеев докладывал Б. Н. Ельцину. В письменный вариант доклада был заложен вывод о ситуации, в которой оказалась Россия в результате принятия СРЮ натовского ультиматума: наша страна серьезно поколебала свой международный престиж, потеряла союзников на Балканах. Не скрывалось, что содеянное скажется на престиже не только страны, но и ее Президента. Далее высказывалось предложение о необходимости максимально сгладить отрицательные последствия капитулянтского соглашения: в первую очередь поддержать Югославию в политическом, а если возможно, то и в экономическом плане, чтобы попытаться восстановить позиции на Балканах.