Тень Сталина - Комбат Найтов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Анастас Иванович, у вас всё?
– Что ты мне рот затыкаешь, щенок!
– Вот вам листок бумаги, вон там ручка. Пишите заявление об отставке с поста министра внешней торговли.
– Не ты меня ставил! Не тебе и снимать!
– Назначало вас на эту должность Политбюро. В настоящий момент времени вы находитесь на его заседании, а не в Совмине. Мы в министре, который ворует деньги у государства, не нуждаемся.
– Я не воровал никакие деньги!
– Вот документы, имя Серго Микояна вам ничего не говорит? Который живёт в Нью-Йорке, на Брайтон-Бич. Министр внешней торговли, который финансирует IV Интернационал, организацию, провозгласившую, что её целью является свержение правительства СССР, в которое вы входите, господин Микоян. Мы не доставим вам удовольствия предстать мучеником режима. Вы – обыкновенный растратчик. Вы уволены, Анастас Иванович. А деньги, незаконно переведённые на счета Литвинова и Серго Микояна, придётся вернуть. От этого ваша жизнь зависит, дорогой Анастас Иванович. Не мне вас учить, как это делается. Займитесь этим, пожалуйста, под чутким руководством Лаврентия Павловича! – Я нажал на кнопку, вошли Филиппов и ещё четыре офицера КГБ. – Уведите!
Филиппов предъявил Микояну подписанный Вышинским ордер на его арест.
– Гражданин Микоян Анастас Иванович, вы арестованы!
Микоян купил себе жизнь: в результате проведённой операции КГБ вернуло деньги по предоплате по очень выгодному контракту с фирмой второго Микояна. Суд приговорил его к ВМСЗ, но было удовлетворено его прошение о помиловании с заменой высшей меры на двадцать пять лет усиленного режима. Буквально через месяц после его ареста, сразу, как стало известно, что это не командировка, а арест, мне домой позвонил Артём Микоян и попросил его принять.
– Хорошо, Артём Иванович, я скажу Поскрёбышеву об этом. Через неделю, в четверг, в приёмные часы.
На приёме Артём очень волновался, всё время нервно потирал руки, и без того большие глаза совсем округлились.
– Андрей Дмитриевич! Вся семья волнуется: за что арестовали моего брата? Почему нам не предоставляют свиданий с ним?
– Его обвиняют в очень серьёзном государственном преступлении, Артём Иванович. Он находится во внутренней тюрьме КГБ, там свидания запре щены.
Полились заявления о полной лояльности Микоянов партии и правительству. Я слушал его молча, потом достал магнитофон и дал прослушать Артёму небольшой кусочек высказываний его брата на заседании Политбюро.
– Артём Иванович, вы хорошо помните 1939 год?
– Да, конечно.
– А вы представляете, что бы произошло, если бы вам удалось закрыть бюро Поликарпова или утащить к себе всех конструкторов и инженеров? Скажите честно, вами двигало только личное самолюбие и желание создать собственное бюро?
– Как сказать, Андрей Дмитриевич. Николай Николаевич – довольно сложный человек. У меня с ним не всё складывалось гладко. Он считал меня выдвиженцем и никудышным инженером.
– Это соответствует истине или это выдумки?
Микоян, который знал о том, что я знаю всю подноготную о нём, врать не стал:
– Было несколько заданий со стороны Поликарпова, которые я провалил. Чисто инженерных. – Я слегка улыбнулся, поприветствовав откровенность Артёма Ивановича. Но и он понимал, что сейчас от разговора со мной зависит, в том числе, и его будущее. – Я понял, о чём вы спрашиваете, Андрей Дмитриевич. Нет, разговоров на политические темы у меня с братом не было. Меня не устраивало положение «принеси-подай» в КБ и хотелось выдвинуться на самостоятельную работу, тем более что я подружился с Гуревичем, и у нас сложился хороший дуумвират: на мне административная часть, на Мише инженерно-конструкторская. Был разговор с Анастасом об этом, брат рекомендовал почаще заводить разговоры о непролетарском происхождении на партсобраниях. А в тридцать девятом он сказал, чтобы я не упускал момент и забирал всё и всех в свои руки, пока «поп» (он только так Николая Николаевича и называл, Андрей Дмитриевич!) в Германии. Но, Андрей Дмитриевич, я не думаю, что за этим стояло что-то большее, чем желание помочь мне.
– Дорога в ад всегда выстлана именно добрыми намерениями, Артём Иванович. Вы же в курсе, что шестьдесят два процента истребительного парка у нас и тридцать семь процентов у англичан составляли И-185 двух модификаций?
– Да, конечно в курсе. У меня только полтора процента, один МиГ-9 принят на вооружение, и то в 1946 году.
– Артем Иванович, завалить лучшего конструктора истребителей перед самой войной – это не ошибка, это преступление перед страной. Практически предательство, удар в спину!
– Так его за это?
– Да вы что, Артём Иванович! Даже просто по сроку давности это не подлежит суду. К тому же завалить же не удалось. А потом я дал вам задание, с которым вы успешно справились и почувствовали вкус настоящей исследовательской работы, без которой стать специалистом просто невозможно. Если бы вы им не смогли стать, я бы, наверное, и не стал бы тратить время на разговоры с вами. Нет, ваш брат совершил преступление против нашего государства, вступил в прямой сговор с нашими врагами, нанёс значительный ущерб нашей экономике. Преступление как экономическое, так и политическое. Пока это государственная тайна. То, что вы слышали, это только его личное отношение ко мне, за это не судят.
– Да, вас он откровенно недолюбливал, Андрей Дмитриевич.
– Всегда?
– Нет, после того, как МиГ-1 и МиГ-3 в серию не пошли, сорвались какие-то контракты кем-то и особенно когда его практически отстранили от переговоров с союзниками. Он попытался поднять этот вопрос перед Сталиным, а тот очень резко его оборвал и сказал, чтобы не совал свой нос, куда его не просят. Это его жутко обидело.
– Поэтому он и поверил в сказки про меня… У вас похожие характеры, Артём Иванович. Но он в своей ненависти преступил черту, прошёл точку возврата.
– Смерть? – Артём Иванович ещё больше побелел.
– Не знаю, как суд решит. Но статья расстрельная.
– Боже мой! Что будет с Ашхен, Володей, Степаном, Серго, Лёшкой и Иваном!
– Артём Иванович, ну что я могу сказать! Дело начато давно, меня в этот вопрос ввели только после смерти Иосифа Виссарионовича. Это дело он курировал лично.
– Он всегда был предан Сталину и комму низму.
– На этом его и взяли, Артём Иванович. Он считал, что спасает его от меня. А насчёт коммунизма… Троцкий ведь тоже коммунист, только левый. Считал, что его можно построить в казарме. А мы считаем, что коммунизм строится в голове. Когда человек добровольно, по убеждениям, отдаёт продукты своего труда людям, не прося ничего взамен. Понимаешь разницу, Артём Ива нович.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});