Четыре сестры - Малика Ферджух
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
12
Ветрокардия
У крыльца Энид, Женевьева, Беттина и Гортензия обступили Базиля.
– Ты сменил машину?
– Перекрасил, – ответил он.
– Что это за желтый цвет?
– Просто желтый.
– А что ты везешь в багажнике? Первобытный лес?
– Библейскую петрушку.
Из открытого багажника высовывались два перекрученных стволика.
– Они от ветра такие кривые или от путешествия?
– Ты не видишь? Это они извиваются от радости.
Базиль выскочил из машины и расцеловал всех, посматривая на дом.
– Шарли здесь?
Шарли вышла на террасу. Над розовым махровым воротником халата ярко-красные пятна штурмовали ее шею. Если всмотреться (а все всмотрелись), было видно, как подергивается ее веко.
– Я здесь.
Она быстро чмокнула Базиля. После этого он нырнул в багажник и достал первую библейскую петрушку.
– Молодая олива. Ей надо будет приспособиться к здешнему климату. С надлежащим уходом, конечно.
Он положил саженец на аллею и извлек второй.
– Дикий виноград. Для беседки на террасе.
– Где это у нас беседка? – удивилась Гортензия.
– Я вам ее построю в эти выходные.
– Как прошли каникулы в Провансе?
– Каникулы? Мне пришлось копать, пить, поливать, пить, сажать, пить, черенковать…
– Пить? – повторила Энид.
– Слушать анекдоты. Мой брат-виноградарь выдает их каждые три минуты. Он запас меня ими достаточно, чтобы смешить вас утром и вечером в ближайшие десять десятилетий.
Он отнес саженцы на террасу, потер руки, стряхивая с них землю.
– Я только и делал, что копал, поливал, сажал, черенковал. И пил, разумеется.
– И слушал анекдоты? – мрачно спросила Беттина.
– И целовался! – воскликнул он и сгреб их в охапку, чтобы снова всех расцеловать.
В объятиях у него было столько сестер, сколько могло уместиться, примерно четыре с половиной. Шарли была первой и оказалась прижата к нему.
– Я так рад, что приехал. Для этого стоило встать пораньше. А завтраком меня угостят?
Роберто любезно уступил ему стул. В награду Базиль усадил его к себе на колени. Кот разлегся на них, свисая с блаженным видом, наподобие старой тряпки.
Базиль посмотрел на перевернутую чашку на блюдце перед ним.
– Это лишняя чашка или вы предвидели мое экспромт-возвращение?
Шарли потерла веко.
– Сейчас принесу тебе миску для хлопьев, – сказала она.
Тут появился Танкред. В светло-серых брюках и темно-синей водолазке, босиком, с улыбкой на губах.
Взгляд Базиля трижды метнулся туда-сюда. С Танкреда – на себя, на свой костюм, выглядевший не лучшим образом после подъема на рассвете и пяти часов пути. С Танкреда – на Шарли в розовом халате, с влажными волосами, с глазами, устремленными на нарезанный хлеб. С Танкреда – на сестер Шарли, на выражение их лиц ничего такого, на их взгляды да нет же, брось.
За три-четыре секунды он понял почти все.
– Базиль, Танкред, – представила их Шарли. – Танк ред – наш жилец. Он живет в башенке.
– Добрый день, – весело поздоровался Базиль, освобождая стул.
У него, подумалось Гортензии, улыбка человека, на глазах которого рушится дом.
– Добрый день, – ответил Танкред, тепло пожимая ему руку и садясь на свое место.
Базиль постоял пару минут с Роберто на руках, с опрокинутой улыбкой, озираясь, словно тонущий в поисках спасательного круга. Женевьева спросила жалким голосом:
– Чай будешь?
– Пожалуйста.
Беттина подала ему чайник. Он стал наливать себе, уставившись на дельфинов на чайном сервизе. Вдруг до него дошло, что он льет чай на перевернутую чашку. Он забыл поставить ее правильно.
– Ох, – пробормотал он.
Женевьева вытерла лужу своей салфеткой. Базиль скорчил комическую гримасу:
– Ну вот, теперь у вас чашки-неналивайки.
Энид, Женевьева и Гортензия улыбнулись. Он повернулся к Танкреду.
– Насколько я понимаю, вы заняли комнату родителей?
Его голос дрогнул, но так неуловимо, что сестры подумали, будто им поч удилось.
– И две смежные, – уточнил Танкред.
Базиль молчал. Но все отлично услышали то, чего он не сказал.
Он почесал Роберто, висевшего на поле его пиджака, точно коала на спине матери, и сделал то, что обычно делают, когда все становится невыносимым: встал и посмотрел на часы.
– Мне пора. Диспансер открывается через час, но после отпуска я должен…
Он улыбнулся Беттине и Женевьеве, подмигнул Энид, взъерошил волосы Гортензии. Поднял оставшуюся перевернутой чашку, рассмотрел ее снизу.
– Вдобавок, – сказал он с той же гримасой, – у них и дна нет.
Танкред дипломатично ушел за чем-то в кухню. Базиль направился к машине, помахав всем рукой.
– Увидимся.
Шарли догнала его на аллее.
– До вечера? – спросила она.
Он всмотрелся в нее.
– Я не уверен.
– Я тебе позвоню.
Он сел в машину, не оглянувшись на пятерых сестер, смотревших ему вслед.
– Он ничего не пил, – сказала Беттина.
Она налила в чашку чай и поднесла ее к губам. Отпила и с воплем выплюнула. Опустив руку в чайник, достала оттуда что-то зеленое и скользкое.
– Настой порея.
* * *
– Она с ним больше не женится?
– Она поженится с Танкредом?
Без Шарли, в компании Гарри и Дезире, они сидели кружком в закрытой кровати Женевьевы.
– Мимолетное увлечение не всегда кончается женитьбой, – высказалась Гортензия, посмотревшая 174 серии «Купера Лейна».
– Базиль не просто увлечение, – вступилась за него Беттина.
– Зато Танкред…
– Она только о нем и думает.
– Шея вся в розовых пятнах, когда он рядом.
– Она приготовила для него рататуй. Я хочу сказать, самый настоящий. Обжаривала все овощи по отдельности.
– Сама она рататуй.
– Смотрите! – взвизгнул Гарри, повиснув на карнизе кровати. – Я Тарзан! Ваааааууууу!
Он отпустил карниз и шлепнулся на одеяло посреди девочек с новым «ваааааууууу!».
Девочки мрачно смотрели, как он выпутывается из складок одеяла. Он вскочил и убежал в коридор, ваааааууууу…
– Шарли любит Базиля.
– Но она влюблена в Танкреда.
– А я думала, что это одно и то же, – сказала Энид.
– Разница большая, как твой желудок.
– Что мы можем сделать?
– Ничего не надо! – запротестовала Женевьева. – Это не наши тараканы.
– Но Базиль…
– Это не наши тараканы!
– Не наша Розетта. Но какой же все-таки рататуй.
Письмо Гортензии Мюгетте
Я уже рассказала тебе, как приехал Базиль. Так вот, вечером тоже было невесело. Мы слышали, как они проговорили два часа, Базиль и Шарли, в бывшем папином кабинете. Шарли плакала. Базиль плакал. Мы тоже. Хоть и не могли разобрать, о чем они говорят.
Когда они вышли (полчаса назад), Базиль был весь бледный, веки распухли, как будто его покусали двести двадцать восемь комаров. А Шарли, конечно же, в красных пятнах. У них дрожали руки, и они не поцеловались, когда Базиль уходил.
Мы поняли, что все кончено.
Странно, вот сейчас,
