Водоворот - Питер Уоттс

— Сколько их?

— Семь тысяч четыреста восемьдесят три.

Лени перевела дух и даже слегка удивилась тому, насколько спокойна сейчас.

— Ты хочешь сказать, что кто-то сделал у меня в мозгу семь тысяч четыреста восемьдесят три пореза?

— Следов физического проникновения нет. Раны соответствуют точечным микроволновым всплескам.

— Почему ты мне сразу не сказала?

— Вы попросили меня игнорировать любые данные, не имеющие отношения к вашим галлюцинациям.

— А эти... эти повреждения не имеют к ним отношения?

— Не имеют.

— Откуда ты знаешь?

— Большинство повреждений расположено в стороне от визуальных путей. А другие блокируют передачу образов, а не порождают их.

— Где расположены повреждения?

— Они находятся вдоль путей, связывающих лимбическую систему и неокортекс.

— Для чего используются эти пути?

— Они неактивны. Их функционирование прервали с помощью хирургических...

— Для чего бы они использовались, если бы были активны?

— Для активации долговременных воспоминаний.

«О боже. О боже».

— Мы можем еще чем-нибудь вам помочь? — спросила кабина спустя какое-то время.

Кларк сглотнула:

— А когда... как давно были нанесены эти повреждения?

— От десяти до тридцати шести месяцев назад, в зависимости от вашего среднего уровня обмена веществ после процедуры. Эта приблизительная цифра получена из анализа соответствующей рубцовой ткани и роста капилляров.

— Могла такая операция проводиться без согласия пациента?

Пауза.

— Я не знаю, как ответить на этот вопрос.

— Ее могли провести без обезболивающего?

— Да.

— Ее могли провести, пока пациент спал?

— Да.

— Пациент мог чувствовать, как формируются очаги поражения?

— Нет.

— Могло ли оборудование для такой процедуры размещаться, скажем, внутри ЯМРТ-шлема?

— Я не знаю, — призналась кабина.

В медотсеке «Биб» такой был. Лени иногда пользова­лась им после столкновений с местной фауной. Тогда на снимках никаких повреждений не отражалось. Может, их просто не показывали при тех установках, которые она использовала, и нужно было запросить какую-то специальную проверку — тест или вроде того.

А может, кто-то запрограммировал сканер лгать.

«Когда это случилось? И что? Почему я ничего не помню?»

Кларк с трудом поняла, что снаружи до нее доносятся какие-то приглушенные звуки, отдаленные и злые. Они не относились к делу, не имели смысла. Ничто не имело смысла. Ее разум, светящийся и прозрачный, вращался прямо перед ней. Из спинного мозга застывшим фонтаном били пурпурные искры, яркие, практически совершенные по форме капли, закинутые прямо в кору головного мозга и замершие в апогее. Такие яркие мысли. Выжженные и ампутированные воспоми­нания. Они чем-то напоминали скульптуру свободной формы.

Ложь может быть так прекрасна, пока ее рассказывают.

Побеждает тот, кто умирает позже всех. Такая была у Авивы Лу философия.

При этом неважно, как ты жил. Да Винчи, Плазмид и Йен Андерсон добились столького, что Вив и ее друзья даже рядом не стояли. Она никогда не будет исследовать Марс, не напишет симфонию и не построит животное, по крайней мере не с нуля. Но штука была в том, что все эти люди уже умерли. Слава не сделала лицевой щиток Оливии М'Бенги прочнее. Иск Эндрю Саймона против «ГидроКвебека» не прибавил и дня к его жизни. «Страстная пьеса» [26] , может, и обрела бессмертие, но ее композитор многие десятилетия назад обратился во прах.

Авива знала об истории больше, чем все эти типы вместе взятые.

Та походила на одну огромную интерактивную книгу, у которой было начало, середина и конец. Если ты заявлялся сюда на полпути, то всегда мог нагнать пропущенное — для этого существовали учебники, энциклопедии, да и сам Водоворот. Ты мог проследить краткую Историю Жизни буквально до тех самых времен, как с небес шлеп­нулся марсианский микроб и запустил всю эту машину. Но стоит тебе умереть, и все. Никакой возможности узнать, что же будет дальше. Вив считала, что победителями станут те, кто увидит, как это шоу закончится.

При всем при том ее немного напрягало то, что уж она-то, похоже, до финала доберется.

Все стало понятно еще до того, как «огненная ведьма» начала прожигать себе путь через континент. Лу рассказывали, что были времена, когда ты мог собраться и поехать куда угодно — и никаких тебе заграждений, которые то поднимают, то опускают, словно тянешь лотерейный билет перед каждым переходом улицы. Были времена, когда с паразитами и вирусами боролась твоя собственная иммунная система, и не приходилось покупать лекарство у какой-нибудь фармы, которая, скорее всего, сама и нахимичила с болезнью, чтобы люди брали их дрянные гены. Папа Вив говорил, что раньше даже полицию контролировали.

Правда, память родителей особой надежностью не отличалась. Их поколение постоянно вкалывало себе то крокодильи, то растительные органеллы, а о фактах заботилось мало. Вив ничего не имела против хорошего здоровья — она и сама принимала крок-добавки годами. Даже глотала проглоттиды и яйца аскарид — она ненавидела саму мысль о червях, вылуплявшихся в кишках, но время было такое, что иммунную систему требовалось тренировать постоянно.

К тому же между паразитами и ДНК ящерицы в собственном генотипе существовала большая разница, пусть даже у «Пфайзера» в этом месяце были скидки и «так мы всегда не зависим от внешних лекарств, разве не здорово, милая?».

Иногда Вив думала, представляют ли вообще ее роди­тели, во что теперь превратилось понятие биологического вида. В этом и заключалась проблема: вместо того чтобы вычистить мир, люди превратились в копрофагов. Через пару лет хомо сапиенсы станут наполовину тараканами. Если к тому времени, конечно, все не рухнет окончательно.

И так было бы лучше. Лучше все разрушить и начать сначала. Для разнообразия сделать всех равными.

Вот почему Авива пришла сюда посмотреть на Лени Кларк.

Ведь та была Мадонной Разрушения.

* **

Вообще, Лy не знала точно, что же такое Лени Кларк. Та больше походила на героиню боевика. Она умерла и восстала из мертвых. Исключительно от нетерпения запустила Большой Толчок, устав ждать припозднившийся Апокалипсис, который давно угрожал прийти, но так и не пришел. Кларк собственноручно разбередила Полосу, возглавила восстание беженцев, существование которого Н'АмПацифик не признал до сих пор. За ней по пятам следовал огонь: любой ее противник через неделю превращался в пепел.