Линия огня - Василий Орехов

Еще по дороге к схрону я через ПДА подал аларм «Все ко мне», но никто из наших так до сих пор и не отозвался. Все бродяги нашего клана, заночевавшие сегодня в Зоне, остались по ту сторону аномального барьера, отделившего верхние уровни от нижних. Значит, надеяться нам следовало исключительно на собственные силы.

Судя по направлению, которое выбрали монолитовцы, они двигались совсем не в сторону Болота, а перпендикулярно – на свою территорию, к Четвертому энергоблоку. И это было совсем паршиво. Вот почему на самом деле Боров так легко согласился нас отпустить. Он ведь едва ли мог не помнить про то, что наш клан устраивает схроны с оружием в верхних уровнях. Он не мог не понимать, что первое, что мы сделаем, – это двинемся к ближайшему такому схрону и вооружимся. Однако он вполне понимал также, что прежде, чем мы сумеем догнать его группу, даже если нам в головы и придет такая безумная мысль, они уже достигнут территории, контролируемой Радаром, и погоне тут же придет конец.

Бродяги называли Радаром странное приземистое сооружение, выстроенное близ Припяти незадолго до Второго взрыва – с куполами наподобие астрономических обсерваторий и чем-то вроде гигантской спутниковой тарелки на крыше. Его было хорошо видно с окраин Мертвого города, и издали его вполне можно было принять за модерновый научный центр с радиотелескопом. Однако здание это, судя по всему, имело совсем другие функции. Сталкеры считали, что именно оно генерирует электромагнитное поле неизвестной природы и огромной мощности, из-за которого у людей на подступах к Четвертому энергоблоку Чернобыльской АЭС мозги закипают в черепных коробках. Многие были уверены, что именно это поле выжигает разум тем бродягам, которые потом в виде зомби стекаются в Мертвый город и бесцельно шляются по Милитари.

По слухам, когда-то военные вели здесь секретные разработки психотронного оружия, плоды которых после Второго взрыва остались на зараженной территории. Готовая к эксплуатации, но так и не испытанная боевая психотронная установка была законсервирована, когда армия в панике покидала эти места, превратившиеся в филиал преисподней. В первые годы после Второго взрыва препятствием для продвигавшихся к центру Зоны сталкеров были лишь аномалии, мутанты и мародеры. Именно этим и объясняется, что в то время некоторым бродягам удалось добраться до Монолита и стать призраками Зоны, несмотря на то что еще не были как следует отработаны методы борьбы со зверьем, еще не были изобретены датчики аномалий и армейские антидоты: единственным датчиком служили металлические болты, оружием – морально устаревший АКМС с брошенных военных складов на Милитари, а антидотом – слабенькое противорадиационное средство из советских солдатских аптечек. Однако все изменилось, когда центральные области Зоны прибрал к рукам «Монолит». Некоторые ветераны полагали, что именно тогда его членам удалось запустить Радар и наглухо отрезать Четвертый энергоблок от других территорий стеной мощного электромагнитного излучения, сокрушительно воздействующего на человеческий разум и навигационные приборы вертолетов.

В общем, теорий и версий насчет Радара было предостаточно. Кое-кто считал, что монолитовцы тоже время от времени подвергаются его воздействию, но в меньшей степени, поскольку у них есть специальные защитные устройства, поэтому они хоть и зомбированы, но сохраняют какую-то способность соображать. Общепризнанным оставалось одно: территория вокруг здания Радара, ведущая к ЧАЭС, совершенно непроходима, ибо всякий человек, пытающийся к нему приблизиться, либо погибает от мощного ментального удара, либо превращается в зомби. Конец истории.

Мы в ударном темпе проскочили через Рыжий лес. Вступать в открытое боестолкновение с закованными в броню бойцами было полным безумием, поэтому нашим единственным шансом оставалось опередить их, пока они не достигли контролируемой Радаром территории, и встретить в лоб грамотно организованной засадой. Мы поднажали еще. Однако я понемногу начинал нервничать: лес уже заканчивался, но противника нам так пока и не удалось догнать. Похоже, я здорово недооценил их способность быстро перемещаться в тяжелых защитных скафандрах, приводимых в движение пневматикой.

Хвоя на деревьях вокруг много лет назад приобрела ярко-рыжий цвет: то ли от воздействия радиации, то ли от периодического попадания в зону действия Радара, которую во время испытаний то увеличивали, то уменьшали. В конце концов радиус зоны поражения отрегулировали таким образом, что ее граница проходила по самой опушке. Нам все чаще попадались горячие пятна, фонившие, как стронциевые стержни, поэтому мы натянули защитные маски. Пару раз пришлось отстреливаться от мутантов, которых с приближением к энергоблоку шмыгало вокруг все больше и больше. Если мы хотели тайком подкрасться к монолитовцам, стрельба в непосредственной близости от них едва ли могла способствовать успеху. Но выбора по-прежнему не было.

В конце концов мы выскочили из леса. Все оказалось напрасно; мы опоздали. Тропа, пробитая тяжелыми экзоскелетами, выбегала из леса и, скатившись с пригорка, упиралась в границу безжизненного, выжженного, черного пространства на склоне пологого холма. Многолетнее постоянное воздействие электромагнитного поля Радара, сопоставимое с воздействием гигантской микроволновой печи, убило на этой территории все, что могло двигаться или расти. Осенний ветер уныло гонял низко над растрескавшейся землей невесомые облачка пепла. Идеально ровные окружности гравиконцентратов были издалека видны на пепелище – они имели не серый, а черный оттенок, потому что пепел в них был плотно спрессован под давлением в несколько сот атмосфер. Мертвые заросли кустов и уродливые почерневшие деревья торчали посреди долины надгробными памятниками самим себе. Обычно бродяги остерегались даже приближаться к этой зловещей границе между Милитари и Радаром, поскольку она периодически гуляла, то приближаясь к АЭС, то отдаляясь от нее на несколько сотен метров.

Я надвинул на глаз прицел от «хопфула», повертел головой. Группа монолитовцев обнаружилась далеко впереди нас, они брели через выжженное, замусоренное беспорядочно разбросанными железобетонными блоками и огромными кабельными катушками пространство к видневшемуся вдали величественному комплексу зданий Чернобыльской станции, окруженному высокими многорядными заборами из колючей проволоки. От полуразрушенного Четвертого энергоблока, заключенного в растрескавшийся бетонный Саркофаг, во все стороны разбегались высоковольтные линии – словно натянутые на гитарный гриф струны, словно артерии, тонко вибрирующие под напором струящегося по ним тока. Когда-то ЧАЭС снабжала электричеством обширные территории Украины и Белоруссии. Теперь большинство опор линий электропередачи в Зоне были покорежены и повалены бушевавшими здесь когда-то катаклизмами, часть проводов была оборвана, а часть давно исчезла, – но здесь, в самом сердце Зоны, все содержалось в образцовом порядке, и я готов был поклясться, что по этим проводам по-прежнему подается куда-то огромное количество энергии. ЧАЭС питала энергией огромный купол аномального поля Зоны, хотя и была полностью заглушена более двадцати лет назад. Возможно, источником питания служил теперь легендарный Монолит, который, по утверждениям некоторых, находился под Саркофагом.