Две жены для Святослава - Елизавета Дворецкая

Но здесь не оказалось никого: пустая вытоптанная площадка, окруженная избами. Какие-то люди жались к стене между строениями, в испуге выставив перед собой топоры, тут же толпились коровы и козы. Даже захотелось протереть глаза: они что, невидимые? Это колдовство? Колдуны придали воинам вид скотины, чтобы его обмануть?

И только потом Рагнвальд сообразил: да просто этот город больше некому защищать. Он сам сейчас убил последнего здешнего воина.

По носу что-то текло. Рагнвальд провел грязными пальцами по коже под наносником шлема: на черной от пыли руке оказалась кровь. Кто-то ударил его в лицо, к счастью, не настолько сильно, чтобы сломать нос, но железо наносника оцарапало кожу на переносице. Кажется, в остальном он цел.

Снаружи битва прекратилась. Хирдманы гнали обезоруженных пленных. Часть полочан скатилась по склону холма мимо тропы и скрылась в оврагах; надо послать людей прочесать кусты. Вся длинная тропа к реке и склоны вокруг нее, овраги, мелкие реки – или это одна извилистая река, Рагнвальд еще не понял, – были густо усеяны лежащими телами в белых и серых рубахах. На полотне краснела кровь. Ветер шевелил мертвые волосы. Кто-то еще дергался и стонал, пытался ползти к кустам.

– Наших много убитых? – тяжело дыша, обратился Рагнвальд к Балли.

– Сакси и Оддера я видел убитыми, сколько всего, пока не знаю. Сейчас всех соберем и посчитаем.

– Проверьте дома! – Рагнвальд взмахом клинка обвел избы вокруг площадки. – Там могут быть люди. Где их князь? Он отступил?

Хирдманы бросились к домам. Строения оказались набиты людьми, так что едва удавалось войти; но никто не сопротивлялся, и когда всех выгнали наружу, оказалось, что там почти только женщины и дети. Никакой дружины в городе не обнаружили.

– Так это что, все, кто здесь есть? – Рагнвальд с трудом в такое верил.

Латгалы сдержали слово и беспрепятственно пропустили войско через свои земли. Но это не значит, что путь вверх по очень широкой, порожистой реке дался легко. Невзирая на обещания местных, Рагнвальд и Эйрик постоянно высылали вперед по обоим берегам охранительные отряды, желая убедиться, что им не приготовили засаду. Эти меры замедляли продвижение, но все же получалось куда быстрее, чем если бы путь себе приходилось прокладывать мечом.

Достигнув земель, где проходили рубежи между латгалами и кривейти – Рагнвальд уже запомнил, что латгалы именно так называют местных вендов, – два конунга собрали хёвдингов на совет. Эйрик предлагал двигаться дальше прежним порядком. Рагнвальд же предпочитал ускориться: бросить здесь полон и скотину, замедлявшие ход войска, под охраной половины людей – латгалы не упустят случая загрести чужое добро! – и рвануть вперед, чтобы накрыть конунга кривейти, пока тот не ждет.

– Куда нам спешить? – возражал Эйрик. – Кривейти не уйдут. А разделяться во враждебном окружении опасно. Тут не море – сел на корабли и отчалил. Если нам нанесут урон и часть войска погибнет, остальные могут и не суметь вернуться назад.

– Я не собираюсь поворачивать назад! – без малейшей досады в который уже раз повторял ему Рагнвальд. – Я буду идти только вперед, пока не выйду на Путь Серебра. Здесь кончается земля, через которую нас пропускают мирно. Дальше придется прорываться с боем…

– А ты предлагаешь разделиться и ослабить наши силы!

– И поэтому так важна быстрота. Конунг не ждет, что мы появимся так скоро. А если мы будем ползти, как обожравшийся Фафнир, волоча за собой весь полон и скот, он получит время выкопать яму на нашем пути и засесть в нее с мечом наготове[22]. Ударим сейчас, пока он в растерянности от смерти последнего сына. Захватим его город. И тогда я пришлю к тебе гонца, и ты спокойно подойдешь ко мне со своими людьми, полоном, скотом и прочей поклажей.

– Так ты хочешь сам идти вперед?

– А ты думал, я других буду толкать на это безрассудство?

В конце концов хёвдинги согласились с Рагнвальдом. С датской частью войска он пошел вперед, а Эйрик со свеями остался, захватив первый город кривейти. Здесь никто не сопротивлялся: увидев на реке почти двухтысячное войско, местные хёвдинги открыли ворота и вышли просить мира.

– Как бы Эйрик того, не свалил назад с нашей добычей! – смеялся Оддвар.

– Не свалит, – успокаивал Рагнвальд. – Тогда ведь он не узнает, достиг ли я Пути Серебра, и умрет от любопытства.

И вот, похоже, цель была близка. Держа меч в опущенной руке, Рагнвальд вышел назад за ворота.

– Слушай, конунг! – окликнул его Хелльгейр Зуб. – А может, это не тот город? И конунг живет вовсе не здесь?

– Висислейв! – закричал Рагнвальд. – Найдите мне кого-нибудь из вендов! Пусть спросят у местных: это тот город или нет?

Вдоль тропы закричали, отыскивая вендов. Рагнвальд огляделся. Чуть в стороне от ворот прямо на земле сидели две женщины, вернее, женщина с покрывалом на голове и девушка с длинной косой. Обе рыдали. Присмотревшись, он увидел, что они склоняются над вытянутым телом мужчины в кафтане из простой серой шерсти и со светлой бородой. По положению тела Рагнвальд сразу отметил: мертвец.

– Эй, девушки! – окликнул он. – Этот город – Полоцк?

Услышав зовущий чужой голос, Звенислава подняла голову. Перед ней стоял русин, кажется, довольно молодой; шлем наполовину скрывал его лицо, но на плечо падал хвост очень светлых спутанных волос. В руке он держал меч с кровью на клинке.

– Эй, квиннур! Се град йест Па-ла-тес-кья?

Не сразу Звенислава поняла, о чем он и чего хочет. Перед ней лежало тело отца: он уже не дышал, но когда отлетел его последний вздох, она не поняла – в это самое время над ними гремела клинками, топотала ногами и трещала щитами битва.

Но теперь все кончено. Отец мертв, ворота раскрыты, внутри городца и перед ним, на всем протяжении берега – русы. Из ворот вышел еще один, вскинул рог и победно задудел, давая понять: город пал!

Звенислава встала. Волосы растрепались и облепили мокрое от слез лицо. Она хотела убрать их, чтобы лучше видеть, но и руки оказались липкими. Подняв ладони, она увидела на них грязь из пыли и засохшей крови. Крови ее отца.

– Змей ты проклятый! – хрипло от плача закричала она. – Чтоб тебе лопнуть! Чтоб тебя разорвало! Ты убил моего отца! Ты всех наших людей убил! Будь ты проклят! Чтоб род твой сгинул навек! Чтоб тебе ни отца, ни матери, ни детей не увидать! Гнида ты косматая, чтоб тебе первым куском подавиться!

Дрожа от ярости и негодования, вытеснившими прежний страх, она приближалась к нему, держа перед собой окровавленные руки. Холм и берег были залиты дыханием смерти; неслышно стонали духи погибших, рея над неподвижными телами; Звениславе казалось, что она властна, будто сама Марена, собрать эту боль и горе в ладони, слепить в плотный ком и швырнуть в того, кто все это сюда принес!

– Что ты наделал, падаль подзаборная! Чтоб тебя псы сожрали без погребения! Чтоб тебе свой дом разоренным увидеть, как мы увидели! Чтоб тебе в один день все потерять, как мы потеряли! Чтоб твоих детей у тебя на глазах убили!

Рагнвальд недоверчиво смотрел на тонкую юную девушку, которая шла к нему, в ярости выкрикивая что-то непонятное, и протягивала грязные ладони.

– Чтоб тебе от руки холопа умереть! – Подойдя вплотную, она ударила его обеими ладонями по груди, будто перенося на них свое проклятие вместе с кровью Всесвята. – Чтобы и рода твоего памяти не осталось, один позор навеки!

– Хватит! – Рагнвальд схватил ее за запястья; она рванулась, но не смогла освободиться. – Что она говорит, кто-нибудь понял?

– Приветствует тебя! – пояснил запыхавшийся Прибина – первый из вендов, кого нашли. – Но лучше ей перестать. Это есть Полоцк? – обратился он к самой Звениславе. – Где ваш кнедз? Всасвит его имя, так?

– Вон он, – Звенислава, которую Рагнвальд все еще держал за обе руки, обернулась и кивнула на тело. – Вон лежит отец мой, возле него мать моя. Загубили вы князей полоцких, загубили род полочан. Да забудут вас боги ваши, как нас наши забыли!

Рагнвальд выпустил ее руки.

– Вигго! Вон лежит их конунг. Перенесите его куда-нибудь в приличное место. Женщин отведите в их дом. Ульвид, собираешь раненых, потом мертвых. Вальгаут, выставляй стражу у кораблей и за воротами. Здесь мы останемся, пока не подойдет Эйрик.

Когда явился Эйрик со второй половиной войска, вокруг Полоцка уже не осталось почти никаких следов битвы: только ветер носил по округе остатки погребальной гари. Отдышавшись, Рагнвальд первым делом выгнал уцелевших полочан, мужчин и женщин, собирать мертвых и готовить крады. Стояло жаркое лето, и он не хотел, чтобы по всей округе запахло мертвечиной, а потом в его войске пошли повальные болезни. И потянулись к ярким летним небесам густые столбы черного дыма, теплый ветер понес запах паленой плоти… Среди зелени лета, блеска воды в Двине, под голубыми небесами все это казалось страшной ошибкой богов. Женщины причитали, не веря, что это возможно: погиб князь, перебита полоцкая дружина, в городе враг, а боги будто не заметили ничего – не уронили дождевой слезинки, не нахмурились облаками, не прогремели гневно громовым раскатом…