Запретное - Табита Сузума

В школе, когда я смотрю на Лочена, сидящего во время перерыва в одиночестве на ступеньках и оглядывающегося на меня, пропасть между нами кажется огромной. Мы незаметно поднимаем руки в приветствии, и я отсчитываю часы до того момента, как увижусь с ним дома. Сидя на низкой стене с Фрэнси под боком, я часто теряю нить разговора и мечтаю о нем, пока в один прекрасный день, к своему изумлению, не вижу, что он не один.

— О, Боже, с кем он разговаривает? — обрываю я Фрэнси посреди предложения.

Ее глаза следят за моим взглядом.

— Похоже, это Деклан, новенький в старшем шестом классе. Кажется, его семья только что переехала сюда из Ирландии. Очевидно, он суперумный, раз подал заявления во все эти университеты… Должно быть, ты видела его тут!

Я не видела, но в отличие от Фрэнси не провожу большую часть своего времени, смотря на каждого ученика противоположного пола из старшего шестого класса.

— Боже! — восклицаю я, в моем голосе звучит удивление. — Как думаешь, почему они разговаривают?

— Вчера они вместе обедали, — сообщает мне Фрэнси.

Оборачиваясь, я смотрю на нее.

— Серьезно?

— Ага. И как-то столкнувшись с Лоченом в коридоре, у нас вроде состоялся разговор. — Она широко открывает рот.

— Что?

— Да! Вместо того, чтобы просто пройти мимо меня, сделав вид, что не увидел, он, на самом деле, остановился и спросил, как я.

Недоверчивая улыбка осветила мое лицо.

— Вот видишь, он может говорить с людьми. — Фрэнси испускает задумчивый вздох. — Может, я, наконец, смогу пригласить его куда-нибудь.

С радостной улыбкой на губах я взглядом возвращаюсь к ступеням.

— О, Боже…

Деклан все еще там. Кажется, он что-то показывает Лочену на своем телефоне. Я наблюдаю за тем, как Лочен делает забавный жест в воздухе, и Деклан смеется.

Еще не оправившись от потрясения, я решаю отважиться и задать Фрэнси вопрос, который хотела задать уже некоторое время.

— Эй, я тут кое о чем подумала… Как… как думаешь, двое людей, если они действительно любят друг друга, могут быть вместе, несмотря на то, кто они? — спрашиваю я.

Фрэнси бросает на меня веселый взгляд, видит, что я говорю серьезно, и задумчиво прищуривает глаза.

— Конечно, почему нет?

— Что, если их религия это запрещает? Если их родители разочарованы и обещают отречься от них или что-то в этом роде… они все равно должны продолжать идти вперед?

— Конечно, — пожимая плечами, отвечает Фрэнси. — Это же их жизни, поэтому им должна быть предоставлена возможность выбирать того, кто им нравится. Если родители достаточно безумны, чтобы попытаться их удержать от встреч, то они могут тайно сбежать.

— Но что, если все гораздо сложнее? — спрашиваю я, тяжело раздумывая. — Что, если это… не знаю… учитель и ученица?

Глаза Фрэнси расширяются, и она внезапно хватает меня за руку.

— Ни за что! Кто это, черт возьми? Мистер Эллиот? Парень из отдела информационных технологий? Тот, что с татуировкой?

Смеясь, я качаю головой.

— Это не я, дурочка! Я просто размышляю гипотетически. Как мы говорили на истории, что общество сильно изменилось за последние полвека…

— Ох. — Лицо Фрэнси сникает от разочарования.

Фыркая, я смотрю на нее.

— Мистер Эллиот? Ты серьезно? Ему же почти шестьдесят!

— Думаю, он по-своему сексуален!

Я закатываю глаза.

— Это потому что ты сумасшедшая. Но если серьезно. Гипотетически…

Фрэнси издает вымученный смешок.

— Что ж, им, вероятней всего, следует подождать, пока ученица достигнет установленного законом возраста для начала…

— Но что, если она уже достигла? Что, если ей шестнадцать, а парню около сорока? Им стоит убежать вместе? Это будет правильно?

— Ну, парень потеряет работу, а родители девушки будут сильно обеспокоены, поэтому им лучше несколько лет держать свои отношения в тайне. Потом, когда девушке исполнится девятнадцать или около того, это уже не будет чем-то серьезным! — Она пожимает плечами. — Думаю, было бы прикольно сбежать с учителем. Только представь, сидя в классе, ты можешь…

Разочарованная я отвлекаюсь от нее и глубоко вздыхаю. Ничто, внезапно понимаю я, ничто не может сравниться с нашей ситуацией.

— И что, больше никаких запретов? — перебиваю ее я. — Ты говоришь, что двух людей, если они достаточно сильно любят друг друга, невозможно разлучить?

Фрэнси на секунду задумывается и потом пожимает плечами.

— Наверное, нет. В любом случае, не здесь, слава Богу. Нам достаточно повезло жить в стране без особых предубеждений. До тех пор, пока один человек не принуждает другого, думаю, любая любовь дозволена.

Любая любовь. Фрэнси не глупая. Но та любовь, которая никогда не будет дозволена, даже не приходила ей в голову. Та любовь, что так отвратительна и запретна, что даже не может быть включена в разговор о незаконных отношениях.

Все следующие недели меня преследует этот разговор. Хотя у меня нет желания когда-либо открывать кому-нибудь наш секрет, но я не перестаю представлять, какая у Фрэнси будет реакция, если она каким-то образом узнает об этом. Она умный человек с широкими взглядами и мятежной чертой характера внутри. Несмотря на ее смелое заявление, что нет неправильной любви, я все же подозреваю, что она так же придет в ужас, как и остальные, если узнает о наших с Лоченом отношениях. “Он же ведь твой брат! — Я прямо слышу ее восклицание. — Как ты могла это делать со своим братом? Это так грязно! О, Боже, Мая, ты больная, ты действительно больная. Тебе нужна помощь”. И самое странное — то, что часть меня с этим согласна. Часть меня думает: “Да, если бы Кит был старше, и такое случилось с ним, это действительно было бы грязно”. Сама идея немыслима, я даже не хочу себе этого представлять. Она действительно заставляет меня чувствовать себя физически больной. Но как донести до внешнего мира, что мы с Лоченом брат и сестра только посредством биологической неудачи? Что мы никогда не были братом и сестрой в прямом смысле этого слова, но всегда были партнерами, вынужденными воспитывать настоящую семью, в которой выросли сами. Как объяснить, что Лочен никогда не чувствовал себя братом, а всегда был кем-то большим, гораздо ближе — второй половинкой, лучшим другом, частью каждой фибры моей души? Как объяснить, что эта ситуация, любовь, которую мы испытываем друг к другу — все, что остальным может показаться больным, развратным и отвратительным, для нас кажется совершенно естественным и чудесным и… таким, таким правильным?

Ночью после поцелуев, объятий и прикосновений друг к другу мы лежим и говорим допоздна. Мы говорим обо всем и ни о чем: как дела у детей, рассказываем смешные истории из школы, что чувствуем друг к другу. И с тех пор, как я заметила его разговор на ступеньках, мы говорим о новоприобретенном голосе Лочена. Хотя он и стремится избегать его, он признается, что приобрел друга в лице Деклана, который изначально подошел к Лочену, потому что они собирались поступать в один и тот же университет. Он все еще избегает разговоров с остальными, но я в восторге. Тот факт, что он наладил контакт с человеком за пределами своей семьи, значит то, что он может, что будут и другие, и что, отправившись в университет, он, наконец, встретит людей, с которыми имеет что-то общее. Ночью Лочен рассказывает мне, что ему, на самом деле, удалось встать на английском перед всем классом и прочитать одно из своих эссе, и я испускаю визг, который приходится заглушить подушкой.