Ущерб тела - Маргарет Этвуд

– Потому что им по приколу, – говорит она.

Сумерки. Они поужинали – кусок хлеба, соленый чай, вода с привкусом прогорклого масла, по кружке на нос. И комары тут как тут. Ренни слышит, что там, за окошком с решеткой, во дворе гуляют свиньи; в прутья тычется любопытный пятачок.

Они молчат. Ренни чувствует запах немытых тел и удушливую вонь из ведра, у Лоры кончились сигареты, и она принялась обкусывать пальцы, Ренни видит это краем глаза; отталкивающая привычка. У них обеих все кончилось, они сами на исходе. Она с трудом вспоминает, какой сегодня день, надо было начинать в первый же день – ставить отметины на стене, возможно, как раз сегодня заканчивается ее тур, двадцать один день. Может, кто-то уже ищет ее, возможно, ее спасут. Главное, не терять веры, и тогда это обязательно случится.

Она надеется, что скоро, а то она деградирует, вот прямо сейчас она так страстно мечтает о еде, и совсем не о деликатесах – например, салате из шпината с беконом и грибами и о бокале белого сухого; она спит и видит куриные наггетсы, гамбургеры из Макдоналдса, пончики, покрытые глазурью, со вкусом шоколада и с кокосовой стружкой, огромные порции натурального кофе, с гущей, у нее аж слюна потекла от этих мыслей, и еще чипсы и шоколадные батончики из киоска в метро, «Марс», изюм в шоколаде «Раунтри», она с наслаждением повторяет про себя эти названия. Да что это с ней? Ренни идет как сомнамбула по Янг-стрит[14], мимо одного заведения к другому. «Снак-Пак не Простак». Возможно, она сходит с ума.

Усилием воли она начинает собирать в уме пазл, верхнюю рамку, где плоская грань, как всегда, это небо, один кусочек идеально примыкает к другому и к следующему, сливаясь воедино, чистая синева.

– Постарайся достать нам расческу, – говорит Ренни. – Пожалуйста.

– Я уже пыталась, – говорит Лора. – Они говорят, люди режут ими вены. А им не нужны тут идиотские смерти, и провоцировать такое они не станут. Не дай бог еще церковь прицепится.

– А щетку?

– А деньги у тебя есть? – спрашивает Лора с улыбкой.

Ренни смотрит на нее: та похудела и превратилась совсем в замарашку, лучше слова не найти: блузка стала серой, фиолетовая юбка влажная, вся покрыта пятнами, под глазами темные круги; обе они воняют, на ноге у Лоры какая-то незаживающая болячка, волосы сальные. Ренни понимает, что и сама так выглядит. Она решила, что надо бы делать зарядку, но когда она предложила Лоре, та ответила: «Да зачем?» И у Ренни не хватило духу заниматься самой. Чего ей недоставало, так это зубной щетки. И зеркала. И человека, который их спасет.

– Хочешь, я тебя заплету, – говорит она.

– Что? – отзывается Лора. Удержать ее внимание становится все труднее.

– Заплету тебе косы, – повторяет Ренни. – По крайней мере, волосы не будут путаться.

– Давай, – отвечает Лора.

Она явно нервничает, у нее опять кончились сигареты, кожа вокруг ногтей обкусана до мяса.

– Так хочется узнать какие-нибудь новости, – говорит она. – Здешним деятелям веры нет. Мне осточертело это место.

Ренни не припомнит, чтобы раньше Лора жаловалась. Это очень тревожный знак. Она начинает распутывать ее волосы, они похожи на моток шерсти.

– Осторожнее, – говорит Лора. – Ох, по крайней мере, у нас нет вшей.

– Да, – отвечает Ренни.

Они смеются идиотским смехом. Главное, безо всякой причины. Успокоившись, Ренни снова принимается за волосы Лоры. Она разделяет их на две равные спутанные части.

– Что тебе снится? – спрашивает она Лору.

– Да много чего, – отвечает та. – Как я плыву на корабле. Иногда мать. Иногда снится, что у меня есть ребенок. Но я не понимаю, что с ним делать, да? Хотя я не против. Когда я выйду отсюда и Принц тоже, может, мы этим займемся. Впрочем, здесь рожать после двадцати пяти – как выставить себя на посмешище. Считается, ты старая. Но мне все равно, пусть смеются. Зато Элва обрадуется, она все время пилит меня: роди Принцу ребенка.

Ренни доплела одну косу, перешла ко второй.

– Жаль, у нас нет бисера, я бы сделала из тебя раста.

– Или фольги, – говорит Лора. – Иногда девушки закручивают кончики на фольгу. Когда ты выйдешь, можешь кое-что для меня сделать?

– Почему ты думаешь, что я выйду раньше тебя?

– Конечно, выйдешь, – говорит Лора, тоскливо, безнадежно, словно это непреложный, всем известный факт.

Ренни это почему-то не радует, наоборот, ей становится не по себе. Она закручивает косы вокруг головы Лоры.

– Ну вот. Теперь ты вылитая немецкая пастушка, – говорит она. – Правда, мне нечем их закрепить.

– Расскажи там про меня, – говорит Лора. – Расскажи им, что стряслось.

Ренни роняет одну косу.

– Кому рассказать?

– Не знаю. Кому-нибудь.

Лицо Лоры все в грязных потеках. Пожалуй, попозже они попробуют умыть друг дружку соленым чаем.

Ренни не может вспомнить, о чем обычно думают люди. Она пытается вспомнить, о чем обычно думала она сама, но не может. Есть прошлое, настоящее и будущее; но ничто ей не подходит. Настоящее одновременно и противно, и неправдоподобно; размышления о будущем будят в ней раздражение – словно самолет, который все нарезает и нарезает круги, но никак не может сесть. Пассажиры сидят, вцепившись в подлокотники, стараясь прогнать мысли о катастрофе. Она устала от страха, который все длится и длится и которому нет конца. А она мечтает о конце.

Она хочет вспомнить кого-нибудь, кого она любила, хочет вспомнить, каково это было – любить. Получается со скрипом. Она пытается представить себе тело, тело Джейка, как она делала раньше, но оказывается, она помнит его очень смутно. С чего она вообще взяла, что он существует? У нее нет доказательств. Телесные, любовные движения – что от них осталось? Процесс, результат, рука в морской воде ночью, свечение.

От Пола остались лишь голубые-голубые глаза. Они с Лорой почти не говорят о нем; по ее словам, о нем не было никаких слухов, по радио ничего не сообщали. Он пропал – и это могло означать что угодно. Ренни не желает думать о том, что она слышала позади, в бухте, автоматные очереди, взрыв. Она не желает думать, что Пол мертв. Ведь это означает, что надежды на спасение нет. Так что лучше ей ничего не знать. Возможно, она последняя, кого он касался. Возможно, он последний, кто касался ее. Ее последний мужчина.

Она переключается на занятие по йоге, куда однажды пошла с Иокастой. Почувствуйте энергию Вселенной. Теперь расслабьтесь. Начните с ног. Скажите своим ногам: ноги, расслабьтесь. Направьте ваше сознание в щиколотки. Скажите им: щиколотки, расслабьтесь. Плывите по течению.

Она думает о Дэниеле, как он завтракает, слушая новости, которые он, впрочем, не слушает, потому что его знания о мире сводятся более-менее к нулю, Дэниел угодил в пробку,