Голем - Алексей Калугин

– Каждый клан имеет свой УА.

– А всего кланов?..

– Тринадцать. По числу пальцев на руках у Транса Штокхаузена.

– Даже спрашивать не хочу, кто такой этот самый Штокхаузен.

– Транс Штокхаузен – это легендарный создатель культуры вуреров.

– А вуреры?..

– Вуреры – это мы.

Осипов наконец закончил раздавать еду голодным вурерам и тоже включился в разговор.

– А вот такую штуку Универсальный Автомат тоже может создать? – спросил он, показав фальшивый пакаль.

– Это ключ Штокхаузена, – ответил Ингуль. – Их всего тринадцать. По числу кланов.

– И пальцев Штокхаузена, – добавил Брейгель.

– И пальцев Штокхаузена, – согласился с ним Ингуль.

– Откуда взялись УА и ключи?

– Для нас они существовали всегда. Если кому-то и было известно об их происхождении, так только самому Штокхаузену.

– Мы, вообще-то, тут двух парней ищем, – напомнил всем присутствующим Камохин.

– Они у Фархара И, – сказал Пнен.

– Что за ферзь?

– Предводитель самого большого клана вуреров.

– И что он с ними собирается сделать?

– Ничего. Сейчас он им… как это?.. а, вешает макароны на нос…

– Лапшу на уши, – уточнил Орсон.

– Может быть, – не стал спорить Ингуль. – В общем, Фархар И думает, что это они убили Драгора. Сейчас он пытается убедить их отдать ему ключ и жетон Драгора, которые, как он уверен, они где-то припрятали. Ну а после очередного броска они станут такими же вурерами, как и все мы.

– Поэтому кто-то из вас троих, – Пнен указал пальцем на Орсона, Брейгеля и Камохина, – должен убить Фархара И до броска.

– А почему не он? – кивнул на Осипова англичанин.

– Он убил Драгора. У него жетон Драгора и ключ Штокхаузена, принадлежащий нашему клану. Теперь он наш предводитель. Убить Фархара И, чтобы занять место предводителя его клана, должен кто-то другой. Один вурер не может возглавлять сразу два клана. Таковы правила.

– Секундочку, – поднял руку Осипов. – Я, вообще-то, не намеревался…

– Постой! – решительно и требовательно прервал его Орсон. – Давайте разберемся во всем по порядку. Иначе мы окончательно и бесповоротно запутаемся. Я, честно говоря, уже немного поплыл.

– Куда? – непонимающе посмотрел на него Пнен.

– Это образное выражение, – не стал вдаваться в детали Орсон. – Объясните, как вы здесь оказались?

– Мы совершили бросок из двенадцатого смещения.

– А двенадцатое смещение – это?..

– Это место, где ничего нет. Поэтому там удобно останавливаться с грузом. Особенно с крупногабаритным. Там собираются все оптовики. А за порядком приглядывают квайдары. Это место еще называют Квайдарской толкучкой. Поэтому и лаялись мы по-квайдарски.

Орсон вопросительно посмотрел на Осипова:

– Ты что-нибудь понимаешь?

– Пока ничего, – признался Осипов.

– Отлично, – довольно улыбнулся биолог, радуясь тому, что, оказывается, не только он один ничего не понимал. – Давайте начнем немного с другого…

– Давайте начнем с того, что нам нужно спасти Сергея с Володей, – перебил его Камохин.

– Ну, ты же слышал, Игорь, – недовольно поморщился англичанин, – им ничего не угрожает.

– Ага, – кивнул стрелок. – А еще я слышал, что скоро произойдет какой-то бросок, после которого все мы окажемся неизвестно где и станем вурерами.

– На Квайдарской толкучке, – уточнил Пнен.

– Что? – непонимающе посмотрел на него Камохин.

– Отсюда мы отправимся на Квайдарскую толкучку, – объяснил вурер.

– Слышал? – указал пальцем на англичанина Камохин. – И когда это произойдет?

– Как только будет закончен ирхунт, – ответил Ингуль.

– И что собой представляет этот ваш ирхунт?

– Это то, что управляет броском.

– А это, часом, не та гигантская статуя, ноги которой мы видели в подземелье? – догадался Брейгель.

– Совершенно верно, – подтвердил Ингуль. – Ингуль выглядит как гигантская статуя человека. В вашем языке есть слово, не очень точно передающее смысл, но все же обозначающее явление того же порядка, – Голем.

– И когда он будет закончен?

– Ты, должно быть, шутишь? – Губы старика раздвинулись в едва заметной улыбке.

– Вовсе нет, – заверил его Камохин.

– Нет смысла говорить о времени, если Голем уже почти закончен.

– То есть времени у нас почти не осталось?

– Или – целая вечность.

– Я не понимаю, – мотнул головой Камохин. – Мне нужен точный ответ.

– Голем будет закончен тогда, когда он будет закончен, – сказал Осипов. – Другого ответа не может быть. Время, кроме того, что относительно, возле Голема еще и неопределенно.

– Ну, здоров! – саркастически хмыкнув, развел руками Камохин. – Теперь мне все ясно!

– А я до сих пор этого понять не могу, – с завистью посмотрел на него Пнен.

– Кроме того, – добавил Ингуль, – Голем не может быть приведен в действие без всех тринадцати ключей Штокхаузена.

– Ага! – щелкнул пальцами Камохин. – То есть без нашего ключа никакой Квайдарской толкучки не будет!

– Не будет, – согласился Ингуль. – Будет что-то другое.

– Что именно?

– Я не знаю. Еще ни разу не было случая, чтобы Голем не получил все тринадцать ключей Штокхаузена перед броском.

– Ну а хотя бы в теории?

– Никакой теории на этот счет не существует.

– Кто такие вуреры? – спросил у старика Орсон.

– Мы – люди, никогда не остающиеся подолгу на одном месте, – ответил Ингуль. – Самое подходящее для нас название из вашего языка – цыгане. У нас нет собственного дома. Нет своего языка. Мы живем тем, что совершаем броски из одного места в другое, забирая с собой то, что можем забрать. О том, как появились первые вуреры, рассказывает легенда о Трансе Штокхаузене. Но лично я не могу ручаться за то, что именно так все и было на самом деле.

– Вы принимаете участие в Игре? – спросил Осипов.

– Уточни, что ты подразумеваешь под словом «игра».

– Ваши броски как-то связаны с пространственно-временными разломами?

Старик почесал седую голову:

– Думаю, что нет. Мы используем только Голема.

– То есть ты хочешь сказать, что здесь вы тоже оказались не вследствие каких-то чрезвычайных обстоятельств, а в результате очередного броска, который сами запланировали и совершили?

– Конечно, – кивнул Ингуль. – Мы прихватили много воды, хорошей, чистой, пресной воды в Иролэме. На Квайдарской толкучке у нас всю ее разом забрали ртаранские братья. Мы оставались в двенадцатом смещении до тех пор, пока там было чем заняться. – Старик подмигнул Осипову: – Ну, ты меня понимаешь. В таких местах, как двенадцатое смещение, деньги быстро заканчиваются. Мы совершили новый бросок и оказались здесь.

– Как совершается бросок? – спросил Осипов.

– Это делает Голем.

– Голем – это какое-то устройство?

– Наверное.

– То есть вы его не контролируете?

– Нет.

– А кто это делает?

– Никто.

– Но ты же говорил, что для того, чтобы совершить прыжок, необходимо наличие всех тринадцати ключей, – напомнил Брейгель.

– Верно, – кивнул Ингуль. – Мы отдаем ключи Штокхаузена Голему, и он все делает сам.

– Значит, на ключах Штокхаузена записана программа, – решил Орсон.

Осипов посмотрел на пластинку в своей руке и с сомнением покачал головой:

– Это всего лишь металлическая пластина. Она может действовать как ключ, активирующий некий механизм. Примерно как жетон, брошенный в автомат. Но она не может быть носителем информации, сопоставимой по объему с той, что требуется для того, чтобы совершить бросок.

– А что собой представляет этот бросок? – спросил Брейгель.

– Это способ мгновенного перемещения из одного места в другое, – ответил Ингуль.

– Ничего себе, – удивленно присвистнул Брейгель. – То есть вы путешествуете по всей Вселенной?

– Мы путешествуем между мирами, – уточнил Ингуль. И озадаченно поджал губы. – Боюсь, у вас может сложиться впечатление, что я не хочу отвечать на ваши вопросы.

– Так оно и есть, – кивнул Камохин.

– Вы ошибаетесь. Я не могу на них ответить, потому что не знаю ответов. Мы, вуреры, живем, следуя правилам, установленным еще Трансом Штокхаузеном.

– Которого, быть может, никогда не существовало.

– Сам по себе факт существования Транса Штокхаузена никогда и ни у кого не вызывал сомнений. Однако он жил так давно, что реальные события его жизни плотно переплелись с легендами о нем, и разделить их уже невозможно. Это усугубляется еще и тем, что у вуреров, в силу особенностей нашего жизненного уклада, нет не только официальной летописи, но даже календаря. Мощные возмущения, вносимые Големом в пространственно-временной континуум в момент броска, делают все это совершенно бессмысленным. Мы воспринимаем мир таким, какой он есть в данную минуту. И если в следующий миг он вдруг до неузнаваемости изменится, это никого из нас не удивит. Вурер считает не годы, а миры, которые он повидал.