Единожды солгав - Кобен Харлан

– Поздно заключать сделки, Джудит, – отрезала Майя.

– Она права, мама.

Это был Нил. Майя обернулась к нему и увидела, что он целится в нее из пистолета.

– Но у меня есть идея получше, – сообщил он Майе. – Ты угнала пикап Гектора. Потом ворвалась в наш дом. Я уверен, ты вооружена. Теперь ты призналась в том, что убила Джо, и собираешься убить нас. Только вот я успею выстрелить первым и спасу нас. «ЕАС фармасьютикалс» все равно придется повесить на Джо, зато нам не нужно будет всю жизнь оглядываться.

Нил покосился на мать. Джудит улыбалась. Каролина тоже кивнула. Вся семья пришла к согласию.

Нил трижды выстрелил из пистолета.

Как поэтично, подумала Майя. Именно столько пуль она выпустила в Джо.

Майя упала на пол, широко раскинув руки и ноги. Она лежала навзничь и не могла шевельнуться. Она думала, что ей будет холодно, но все оказалось совсем не так, как она ожидала. Словно откуда-то из безмерной дали до нее долетали их голоса:

– Никто никогда не узнает…

– Обыщите ее карманы…

– При ней нет пистолета…

Майя улыбнулась и устремила взгляд на полку над камином.

– Чему она улыбается?

– Что там над камином такое? Похоже, это…

– О нет…

Веки Майи отяжелели и сомкнулись. Она ждала, когда на нее обрушатся звуки – стрекот вертолетов, стрельба, крики. Но они не пришли. Не в этот раз. И никогда больше.

Наступила темнота, тишина, а потом наконец-то покой.

Глава 34

Двадцать пять лет спустя

Двери лифта уже практически закрываются, когда я слышу, как меня окликает какая-то женщина.

– Шейн?

Я сую ладонь между дверей, чтобы задержать лифт.

– Привет, Эйлин.

Она с улыбкой влетает в кабину и чмокает меня в щеку.

– Давненько мы с тобой не виделись.

– Да уж.

– Хорошо выглядишь, Шейн.

– И ты тоже неплохо, Эйлин.

– Я слышала, тебе заменили коленный сустав. У тебя все в порядке?

Я беспечно отмахиваюсь. Мы оба улыбаемся.

Сегодня хороший день.

– Как поживают твои дети? – интересуюсь я.

– Отлично. Я тебе говорила, что Мисси преподает в Вассаре?

– Она всегда была умницей. Вся в мать.

Эйлин кладет ладонь на сгиб моего локтя. Мы оба по-прежнему одиноки, хотя кое-что у нас с ней в прошлом все-таки было. Не будем вдаваться в подробности. Остаток пути мы едем в молчании.

Не осталось, наверное, ни одного человека, который не посмотрел бы видео, снятое скрытой камерой, которую Майя тогда установила на полке над камином в Фарнвуде, – раньше о подобных кадрах говорили: «ушли в народ», – так что я просто расскажу вам все остальное, что мне известно.

В ту ночь, после того как Майя убедила меня присмотреть за Гектором с Изабеллой, она позвонила кому-то, кто работал вместе с Кори Компроматчиком. Я так и не узнал, как звали этого товарища. И никто не узнал. Они устроили прямую интернет-трансляцию при помощи той самой скрытой камеры, вмонтированной в фоторамку. Короче говоря, мир получил возможность стать свидетелем всего, что произошло в тот вечер в доме Беркеттов. Сцена, разыгравшаяся в гостиной, транслировалась в Интернет в режиме реального времени. Кори Компроматчик и до того был фигурой достаточно известной – в те дни подобная прозрачность находилась лишь в зачаточном состоянии, – но после той ночи его сайт стал одним из крупнейших в Интернете. У меня был личный зуб на Кори за то, что он слил в Сеть запись с нашего вылета. Однако в конечном счете Кори Радзински воспользовался известностью, которую в тот вечер принесла ему Майя, в благих целях. Запуганные, униженные, безгласные люди, всю жизнь боявшиеся сказать правду, внезапно нашли в себе мужество, чтобы возвысить голос. Погрязшие в коррупции правительства и корпорации пали.

Так что в итоге это Майя подала идею: продемонстрировать миру правду, чтобы он мог увидеть ее в режиме реального времени. Вот только никто не ожидал такого конца.

Убийства на глазах у всего мира.

Двери лифта раскрываются.

– Дамы вперед, – говорю я Эйлин.

– Спасибо, Шейн.

Я иду за ней по коридору, все еще слегка прихрамывая после операции на колене, и чувствую, как сердцу становится тесно в груди. Признаю: с возрастом я становлюсь сентиментальнее. Мне все труднее сдерживать слезы в счастливые мгновения жизни.

Я заворачиваю за угол и вхожу в палату. Первый, кого я вижу, это Дэниел Уокер. Ему уже тридцать девять, а ростом он около шести футов. Он работает радиологом в этой же больнице, только тремя этажами выше. Рядом с ним стоит его сестра Алекса. Ей тридцать семь, у нее уже есть ребенок. Алекса занимается цифровым дизайном, хотя я понятия не имею, что это такое.

Оба обнимают и целуют меня в знак приветствия.

И Эдди тоже здесь, как и его жена Селина. Эдди вдовел без малого десять лет, прежде чем женился во второй раз. Селина – замечательная женщина, и я рад, что Эдди нашел свое счастье после того, как не стало Клер. Мы с Эдди обмениваемся рукопожатиями и дружески обнимаемся, как это принято у нас, мужчин.

А потом я смотрю на больничную кровать, в которой сидит Лили с новорожденной малышкой на руках.

Бабах! Мое сердце разлетается на кусочки.

Я не знаю, предвидела ли Майя, что погибнет, когда в ту ночь ехала к Беркеттам. Свой пистолет она оставила в машине. Некоторые утверждают, что она сделала это для того, чтобы Беркетты не могли заявить, будто действовали в рамках самообороны. Возможно. Майя оставила мне письмо, которое написала вечером накануне своей смерти. Эдди она тоже оставила такое письмо. Она просила его вырастить Лили, если с ней что-нибудь случится. Эдди выполнил эту задачу с блеском. Майя выражала надежду, что Дэниел с Алексой станут для ее дочери хорошими старшими братом и сестрой. И они превзошли все ее ожидания. Мы с Эйлин должны были стать крестными Лили. Майя хотела, чтобы мы оставались в ее жизни. Мы исполнили волю Майи, но с Эдди, Дэниелом, Алексой, а позднее и Селиной, думаю, Лили вполне обошлась бы и без нас.

Я остался – и до сих пор остаюсь – в жизни Лили, потому что люблю ее с пылом, который мужчина обычно приберегает для собственного ребенка. А может, и по другой причине. Лили – вылитая мать. Она похожа на нее. Она ведет себя как мать. Находиться с ней рядом, делать для нее что-то – слушайте меня внимательно – это единственный доступный мне способ удержать Майю. Наверное, это эгоистично с моей стороны. Не знаю. Но я скучаю по ней. Иногда, подвозя Лили домой после бейсбольного матча или кино, я с трудом удерживаюсь от желания помчаться куда-то, чтобы рассказать Майе о событиях прошедшего дня и заверить ее, что у Лили все хорошо.

Глупо, правда?

Лили вскидывает на меня глаза и улыбается. У нее совершенно материнская улыбка, хотя я редко видел Майю такой счастливой.

– Смотри, Шейн!

Матери Лили совершенно не помнит. Это меня убивает.

– Ты молодчина, малышка, – говорю я.

Люди, разумеется, судачат о преступлениях Майи. Она действительно убила мирных людей. Она действительно казнила человека, какие бы оправдания у нее ни были. Останься она в живых, ее посадили бы в тюрьму. Это уж как пить дать. Так что, возможно, Майя предпочла смерть жизни за решеткой. Возможно, она предпочла сделать так, чтобы Беркетты утратили свое влияние и не могли участвовать в жизни ее ребенка, вместо того чтобы гнить в камере и рисковать. Не знаю.

Но Майя заявила мне, что никогда не испытывала угрызений совести из-за произошедшего тогда на Ближнем Востоке. И опять-таки, я не знаю. Взять хотя бы эти ужасные кошмары, которые мучили ее каждую ночь. Если человек не испытывает раскаяния, он ведь спит спокойно?

Майя была хорошим человеком. И плевать, что про нее говорят.

Эдди однажды сказал мне, что временами у него возникало такое чувство, что смерть была частью существа Майи, что она повсюду следовала за ней. Формулировка, конечно, пугающая. Но, думаю, я понимаю, что он имел в виду. После событий в Ираке Майя не могла заглушить те голоса. Смерть осталась с ней, не желала уходить. Майя пыталась оторваться от нее, но смерть раз за разом хлопала ее по плечу. Наверное, Майя это понимала. Думаю, больше всего на свете она хотела, чтобы смерть держалась подальше от Лили.