Дочь палача и черный монах - Пётч Оливер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А теперь откроем его.
Бенедикта осторожно уложила гроб на пол и осмотрела крышку. Стекло по краям было запаяно золотой нитью. Торговка вынула нож и принялась расковыривать шов.
– Бенедикта, – сиплым голосом воскликнул Симон. – Вы точно уверены, что нам следует это делать? Если нас застукают, то нам грозит процесс, в сравнении с которым колесование Шеллера – просто детский выговор.
Бенедикта отвлеклась на мгновение от работы.
– Я не для того тащилась сюда, чтобы теперь сдаться. Так что помогайте!
Симон вынул свой стилет, с которым никогда не расставался, и вставил его в запаянный зазор. И сантиметр за сантиметром начал размыкать шов. Сплав был мягким и ломким, так что в скором времени им удалось открыть крышку.
– Прости нас, святой Фелициан! – пробормотал Симон, хотя не очень-то надеялся своей молитвой снискать понимание на небесах. – Мы делаем это лишь во благо церкви!
Из открытого гроба на них повеяло гнилостным запахом. Симон с отвращением взглянул на плесневелые, местами позеленевшие кости. Они были соединены между собой тонкой проволокой и дополнительно укреплены на задней стенке гроба. Иссушенный терновый венец на голове святого съехал тем временем на лоб. Костлявыми пальцами правой руки Фелициан стискивал ржавый меч.
– Меч и терновый венец, – прошептал Симон. – Символы победы и мученической смерти.
Бенедикта начала между тем осматривать кости. Указательным пальцем она влезла в глазницы и проверила внутренности черепа.
– Где-то здесь должно быть скрыто послание, – пробормотала женщина. – Бумажка, какая-нибудь записка… Проклятье, Симон, помогите мне! У нас не так много…
Позади вдруг что-то стукнуло. Симон обернулся, но не смог ничего разглядеть в темноте. Дрожащее пламя свечей, горевших перед алтарем, отбрасывало на колонны колышущиеся тени.
– Вы это тоже слышали? – спросил Симон.
Бенедикта между тем принялась осматривать покрытую плесенью грудную клетку.
– Крыса, сквозняк, или еще там что… Помогайте уже!
Лекарь еще раз окинул взглядом главный неф церкви. Колонны, алтарь Девы Марии, дрожащее пламя свечей…
Симон вздрогнул.
Дрожащее пламя?..
Все это время свечи горели ровно. И если теперь пламя начало мерцать, значит…
– Симон, Симон! Я нашла! Нашла послание! Смотрите!
Крик Бенедикты вырвал его из раздумий. Торговка указывала на меч, и глаза у нее лучились от радости. Своим ножом она немного соскребла ржавчину с клинка.
– Оно под ржавчиной! – воскликнула Бенедикта. – Вы были правы!
Симон подступил ближе и наклонился к мечу. На клинке начала проявляться выгравированная надпись. Пока что он мог прочесть лишь пару слов.
Heredium in…
Симон принялся торопливо расчищать остаток надписи. Букву за буквой, слово за словом.
Heredium in baptistae…
Еще за работой лекарь шепотом стал переводить латинскую фразу.
– Наследие у крестителя…
Дальше он продвинуться не успел, ибо в следующее мгновение вокруг них разразился ад.
Примерно в это же время в доме Якоба Куизля раздался тихий стук в дверь. Это был посланник от бургомистра Карла Земера, его личный секретарь. Он явился посреди морозной ночи и стоял теперь с бледным лицом и трясущимися коленками.
Дрожал он вовсе не от холода. Посланник перекрестился, прежде чем войти в дом палача, и вино, предложенное Куизлем, пить не стал. Беспокойно покосился на меч правосудия, висевший на стене. Появляться в доме палача незадолго перед казнью – точно беды не оберешься! Да к тому же ночью, когда волки вокруг города шастают и от мороза сопли в носу леденеют. Но что ему оставалось? Секретарю было приказано передать послание палачу еще ночью. Бургомистр Земер вернулся из торговой поездки и, как и обещал, доставил Куизлю долгожданную информацию.
– Ну что вы там выяснили? – спросил палач и пожевал потухшую трубку. – Можешь в окно высунуться и оттуда говорить или глаза себе завязать, если так легче будет.
Посланец пристыженно помотал головой.
– Ну так выкладывай уже!
Секретарь опустил глаза и торопливо рассказал, что бургомистру Земеру удалось выяснить во время поездки. Куизль тем временем набил трубку, поджег ее от очага и стал выпускать облачка дыма в потолок, от чего посланнику стало страшно и жутко. Палач удовлетворенно заухмылялся.
Он оказался прав.
Симон не знал, куда ему смотреть в первую очередь. С оглушительным грохотом, разнесшимся по всей церкви, у края апсиды свалилась высокая статуя Девы Марии и рассыпалась на сотни кусков. Одновременно послышались крики из бокового нефа. Лекарь увидел жилистого монаха в черных одеждах и с обнаженным кинжалом в руке. Монах взвился в воздух, нога его врезалась в голову другому мужчине, и тот с грохотом рухнул между скамьями. Откуда-то еще послышались вопли и чуть ли не детский визг. Из-за алтаря, задыхаясь, выбежал толстый монах, за ним гнались двое мужчин, и один из них держал в руках заряженный арбалет. На них были широкие штаны ландскнехтов, длинные плащи и широкополые шляпы с яркими перьями. Тот, что с арбалетом, остановился на секунду, прицелился и нажал на спуск. Толстяк утробно забулькал и рухнул в купель. Второй монах развернулся, отскочил от брошенного в него подсвечника, подлетел к человеку с арбалетом и быстрым, едва уловимым движением вонзил кинжал ему в грудь. Ландскнехт качнулся, попытался выдернуть клинок, затем привалился к надгробной плите на стене и сполз по ней на пол. От плиты к полу протянулся широкий кровавый след.
Два других ландскнехта выхватили сабли и устремились к монаху с кинжалом. Тот, похоже, задумался на секунду, стоит ли вступать в бой, но потом все-таки решил отступить. Он бросился к веревке, которая все так же свисала из оконного проема, сжал в зубах окровавленный кинжал и с умопомрачительной скоростью взлетел наверх. В воздухе на долю мгновения мелькнули его ноги, затем монах слился с темнотой под сводами церкви.
Все случилось настолько быстро, что Симон смог лишь с открытым ртом наблюдать за происходящим. Теперь он наконец опомнился.
– Бенедикта! Уходим!
– Симон, постойте, – попыталась успокоить его Бенедикта. – Нам нужно…
Но лекарь уже устремился к выходу. И вдруг остановился как вкопанный. Он кое-что забыл…
Меч!
Ни в коем случае нельзя оставлять в церкви клинок с надписью! Симон узнал некоторых из людей. Незнакомец с арбалетом был тем самым человеком, который сидел на дереве недалеко от монастыря Вессобрунна. И еще один следил за ними в тисовом лесу. Они наверняка разыскивали сокровища тамплиеров. А монахи? Скорее всего, августинцы Роттенбуха увидали в церкви свет, решили проверить, все ли в порядке, и при этом натолкнулись на чужаков.
Но разве каноники-августинцы носили не белые рясы? И каким образом монах умудрился зарезать ландскнехта, как свинью?
Раздумывать дальше не было времени. Симон развернулся на месте, бросился обратно и выхватил меч из костлявой руки святого Фелициана.
Что-то тихо хрустнуло, на пол, словно игральные кости, посыпались фаланги пальцев, и Симон обеими руками схватился за клинок, доходивший ему почти до груди. Меч оказался невероятно тяжелым. Бенедикта стояла рядом с лекарем и не двигалась с места. Она неотрывно следила за двумя незнакомцами, которые уставились на них в неменьшем замешательстве. Симон решил не давать им возможности опомниться.
– Бенедикта, за мной! Сейчас же!
Подобно разъяренному берсерку, рассекая воздух клинком, лекарь ринулся к выходу. Мимо поваленной статуи и мертвого монаха, который лицом вниз плавал в купели. Словно в замедленном сне, лекарь увидел, как по святой воде во все стороны медленно расходилось облачко крови. Он понесся дальше, прямо на двух мужчин, которые при виде орущего, размахивающего гигантским мечом лекаря расступились в стороны. Еще несколько шагов, и он доберется до выхода!
